Она нахмурилась.

– Но я думала…

Я закатила глаза.

– Она ненормальная.

Дана подмигнула мне и нырнула в проход с коврами.

***

Когда мы вернулись, мой отец стоял посреди пустой комнаты, переключая каналы на телевизоре, который он прикрутил нам на стену.

– Успех! – воскликнул он.

– Спасибо, пап.

Он улыбнулся усталой улыбкой.

– Без проблем.

Какой бы раздражающей ни стала казаться мне в последний год моя мать, мои отношения с папой осложнились даже сильнее. Мы с ним привыкли часами болтать о хоккее. То была наша общая страсть. Но теперь между нами повисло неловкое молчание. Его убивал тот факт, что я никогда больше не надену коньки. После несчастного случая он постарел лет на десять. Хотелось верить, что без меня дома у него получится снова вернуться в норму.

Пришло время выпроводить моих родителей в коридор и отправить их в путь.

– Ребят, на улице сейчас начнется барбекю для первокурсников. И мы с Даной пойдем туда. Очень скоро.

Моя мать всплеснула руками.

– Подожди. Я забыла установить у тебя ночник. – Она метнулась ко мне в спальню, а я подавила порыв сердито одернуть ее. Серьезно? У меня с семи лет не было ночника. Вот когда четыре года назад сюда уезжал мой брат Дэмьен, с ним никто не сюсюкался. Ему выдали только билет на самолет и хлопок по плечу.

– Она ничего не может с собой поделать, – увидев мое лицо, сказал папа. Потом поднял с пола набор с инструментами и пошел к двери.

– Ты же знаешь, у меня все будет нормально, – следуя за ним, проговорила я.

– Знаю, Кори. – Он положил мне на макушку ладонь и сразу убрал ее.

– Пап? Я надеюсь, у тебя будет отличный сезон.

Взгляд его глаз был тяжелым.

– Спасибо, милая. – При других обстоятельствах он пожелал бы то же самое мне. Он бы проверил мои щитки и нагрудник, и мы бы выбрали угол в комнате для моей сумки с экипировкой. Он бы забронировал билеты на самолет, чтобы прилететь на одну из моих игр.

Но теперь обо всем этом можно было забыть.

Мы молча выбрались в коридор. А там меня выбил из задумчивости вид на парня, который вешал около своей двери доску для объявлений. Первым делом я увидела очень упругий зад и мускулистые руки. Он пытался, не уронив костыли, вбить в стену гвоздь.

– Черт, – буркнул он себе под нос, когда один костыль все-таки грохнулся на пол.

А потом он обернулся, и это было как солнце, выглянувшее после дождя.

Начать с того, что у него было красивое, как у кинозвезды, лицо, сверкающие карие глаза и густые ресницы. Его волнистые каштановые волосы находились в некотором беспорядке, словно он только что запускал в них пальцы. Он был высоким и сильным на вид, и хоть у него не было перекаченного тела лайнбекера, он определенно являлся спортсменом.

Определенно.

И вау.

– Привет, – сказал он, обнаружив ямочку на щеке.

Привет-привет, красавчик, ответил мой мозг. А рот, увы, ничего не сказал. Через секунду до меня дошло, что я пялюсь на его красивый рот, замерев при этом, как Бэмби в лесу.

– Привет, – через силу пискнула я.

Мой отец наклонился, чтобы поднять костыль, который уронило это прекрасное существо.

– Ничего себе, сколько на тебе гипса, сынок.

Я посмотрела вниз и почувствовала, как заливаюсь краской. Потому что посмотреть на гипс значило позволить глазам пропутешествовать по его телу. В конце моего медленного осмотра мне открылась одна мускулистая нога и одна нога в белом гипсе.

– Красотища, да? – В его голосе была мужественная хрипотца, от которой у меня в груди возник трепет. – Сломал в двух местах. – Он протянул моему отцу руку. – Я Адам Хартли.

– Ауч, мистер Хартли, – сказал отец, пожимая ему руку. – Фрэнк Каллахан.

Адам Хартли опустил глаза на свою ногу.

– Ну, мистер Каллахан, видели бы вы, что стало с моим противником. – Мой отец заметно напрягся, и лицо моего нового соседа расплылось в еще одной большущей усмешке. – Не волнуйтесь, сэр. Хулиганы рядом с вашей дочерью не живут. На самом деле я просто упал.

На лице у папы отразилось такое уморительное облегчение, что я, выйдя наконец из ступора, рассмеялась. Мой роскошный новый сосед протянул руку и мне, и я подъехала поближе, чтобы пожать ее.

– Неплохо разыграно, – сказала я. – Я Кори Каллахан.

– Приятно познакомиться, – начал он, своей большой рукой сжимая мою ладонь. Заглянув в маячившие передо мной светло-карие глаза, я заметила, что каждая радужка обведена кольцом более темного цвета. От того, как он наклонился, чтобы пожать мою руку, на меня напала внезапная робость. И почему здесь стало так жарко?

А потом момент нарушил вырвавшийся из его комнаты пронзительный женский вопль.

– Хартли-и-и! Мне надо, чтобы ты повесил на стену мою фотографию! Так ты не забудешь меня, пока я буду во Франции. Но я не могу решить, на какую!

Хартли едва заметно закатил глаза.

– Детка, так повесь для верности на каждую по одной! – крикнул он.

Мой отец усмехнулся и подал Хартли его костыль.

– Милый? – раздался все тот же голос. – Ты не видел, где лежит моя тушь?

– Прелесть моя, она тебе не нужна! – проорал он в ответ, засовывая костыли себе подмышки.

– Хартли! Помоги мне искать.

– Никогда этот трюк не срабатывает. – Он подмигнул нам. Потом кивнул в сторону открытой двери в свою комнату. – Приятно было познакомиться. Пошел разрешать великий кризис с мейкапом.

Как только он исчез у себя, в коридор вышла с напряженным лицом моя мама.

– Ты уверена, что мы ничем больше не можем помочь? – спросила она со страхом во взгляде.

Будь вежливой, призвала себя я. Обустройство детской для малыша наконец-то закончено.

– Спасибо за всю вашу помощь, – сказала я. – Но кажется, ничего больше не нужно.

Глаза моей матери затуманились.

– Береги себя, детка, – сказала она охрипшим голосом, потом наклонилась и обняла меня, прижав к себе мою голову.

– Хорошо, мам, – ответила я ей в живот.

Сделав глубокий вдох, мама, кажется, взяла себя в руки.

– Если что – сразу звони. – Она открыла выходящую на улицу дверь.

– …Но если ты не будешь звонить несколько дней, мы не станем паниковать, – прибавил мой папа, потом коротко салютовал мне, и дверь за ними закрылась. И они ушли.

В моем вздохе было одно облегчение.

***

Спустя полчаса мы с Даной отправились на барбекю. Она вприпрыжку шагала по тротуару, а я ехала в кресле с ней рядом. В Хакнессе студенты были разделены на двенадцать факультетов. Как в Хогвартсе, только без распределяющей шляпы. Нас с Даной приписали к факультету Бомон, где мы должны были начать жить со второго курса. А пока всех первокурсников поселили вместе в зданиях огромного Двора Новичков.

Всех первокурсников, кроме нас.

Одно утешение – наше общежитие было всего лишь через дорогу. Брат говорил, что МакЭррин используется для самых разнообразных целей. Там размещали студентов, в чьих комнатах шел ремонт, или иностранных студентов, приехавших на семестр или два.

И еще, судя по всему, в МакЭррин отправляли калек вроде меня.

Миновав мраморные ворота, мы с Даной пошли на запах курицы-гриль. Во Дворе Новичков все здания были более старыми и величественными, чем наше. Крутые каменные ступеньки вели к резным деревянным дверям. Не в силах с собой справиться, я крутила головой во все стороны, рассматривая пышно украшенные фасады, словно какой-то турист. Таков был колледж Хакнесс – каменные гаргульи и три века истории. Он был великолепен, хоть и не слишком приспособлен для инвалидов.

– Я только хотела сказать, что сожалею, что мы не живем во Дворе Новичков со всей нашей группой, – произнесла я, использовав подслушанное у брата разговорное название общежитий для первокурсников. – Несправедливо, что ты застряла в МакЭррине вместе со мной.