Начало здесь http://samlib.ru/editors/l/likol/bogiswoihopoznajut-1.shtml

Несколькими днями позже случилось Генриху проезжать по лесу, и увидел он, как выбежал из-за деревьев мальчишка, ростом не больше чем по пояс взрослому мужчине, босой, в рубашке из некрашеной холстины, в штанах из единого куска грубой ткани, обмотанного вокруг ног. Увидев рыцаря, мальчик бросился наперерез коню, так что пришлось Генриху твердой рукой на скаку остановить вороного.

-Беда, добрый господин Генрих! - отчаянно кричал он, и горло его перехватывали слёзы. - Без суда и закона заковал в цепи моего старшего брата Альфа наш господин рыцарь Пессетайн, а брат был вольный пахарь, и ничем не заслужил рабского клейма. Если бы узнал о том судья или чиновник нашего доброго императора Оттона, ни мгновением не заколебались бы повелеть, чтобы вернули свободу моему брату.

Генриха и Маргерию знали, как защитников простого люда, да и к рыцарю Пессетайну Генрих питал не столько вражду, сколько презрение, потому ни минуты не раздумывал, чтобы ответить мальчику:

-Уж нет среди живых императора Оттона. Не нужна мне помощь императорских чиновников, ни чья бы то ни было, чтобы своей рукой вернуть свободу твоему брату, даю тебе в том слово рыцаря. Ступай в мой замок, там тебя покормят и одарят чистой одеждой, вместо твоих лохмотьев, пристойных нищему галльскому серву, а не германскому вольному пахарю, потому что супруга моя Маргерия щедра к бедному люду.

Сказав так, Генрих повернул коня к замку Пессетайна, и застал хозяина обедающим на вольном воздухе, за столом, поставленным лишь для него одного в саду под сенью деревьев.

-Пессетайн, - не слезая с седла крикнул Генрих, - стало мне известно, что ты силой держишь в оковах свободного германца, который не ставил тебе креста под кабальной грамотой. Не доживешь ты до захода солнца, если не пойдешь и не исправишь сей же час свое беззаконие.

А Пессетайну случилось в тот день хлебнуть лишнего, забыл он, что Генрих с мечом в руке страшен для врагов, и отвечая ему, следовал, вопреки своему обыкновению, не лукавому расчету, а оскорбленному чувству сеньора, который сидит на своей земле:

-Не видел ты разве, как вороны клюют гниющую плоть, Генрих из Званштейна? - запальчиво спросил он. -И с тобой то же будет, если будешь так разговаривать со мной.

Долго ли хорошему бойцу одолеть в честном бою того, кто всю жизнь нападал только из-за угла, кто бил только того, кто удара не ожидал? И пяти минут не продержался против Генриха Пессетайн, а уж можно было звать попа и могильщика. Стер Генрих кровь с меча и сказал слугам убитого, что в смущении наблюдали за поединком с почтительного расстояния:

-Снимите оковы с пахаря Альфа, и пусть он идет своей дорогой.

-Не можем того исполнить, - бледнея от страха, ответил старший из слуг. - Продал наш господин, рыцарь Пессетайн, Альфа сарацинским торговцам, что приходят с полудня, и увели они его в подвластную маврам землю Испанскую.

-Давно ли то было? - спросил Генрих.

-Уж неделя прошла. А меньшой брат его Виль всё убивался по Альфу, пока один карлик, который пришел в наши края откуда-то из-под Нёрдлингена, а может быть, из более далеких мест, не надоумил его искать защиты у твоей милости.

-Долго же думал ваш карлик, - сказал Генрих, и направил не успевшего остыть коня к замку Званштейн.

А во дворе замка упражнялись в то время во владении мечами Молчан, Бруно и Томас, трое самых верных дружинников Генриха. Увидев приближение своего господина, вложили воины мечи в ножны и приветствовали его, как подобает добрым вассалам. Генрих спешился и поведал всем троим о том, что произошло.

-Видите теперь, что ничего мне осталось, как ехать в землю Испанскую, - закончил он свой рассказ.

-И мы за тобой, - сказал славянин Молчан.

-И мы за тобой, - эхом повторили Бруно и Томас.

-Плохо вы слушали меня... Тому мальчишке я дал слово, что освобожу его брата один, и ничья рука не будет помогать мне.

-А нам ты что велишь делать? - почти раздраженно спросил Бруно.

-И в мое отсутствие, и всегда должны вы служить вашей законной государыне, а моей жене Маргерии. Ибо она ваша повелительница, а я только первый из ее воинов.

Так и случилось, что должна была Маргерия остаться править княжеством одна, лишенная как общества верной своей подруги Кларамонды, так и супруга своего Генриха, отъезд которого в Испанию она грустным взглядом провожала с самой высокой башни замка.

* * *

Когда Кларамонда проснулась, солнце стояло высоко, и его лучи через открытую дверь падали внутрь дома, освещая гроб с мертвецом на столе, сама же она по прежнему пребывала в тени, завернутая в плащ. Слышны были шаги людей, приближавшихся к домику, поэтому девушка не стала менять свою позу, только поудобнее перехватила рукоятку ножа.

В проеме двери появились четыре человеческие фигуры, окружившие с углов дубовый ящик и поднявшие на руки. Когда гроб вынесли наружу, Кларамонда, немного подождав, вышла следом. Ночью было не разглядеть, но теперь обнаружилось, что загадочное строение с дверью, обращенной к лесу, располагалось в сравнительно близком соседстве с деревней, к покосившимся домикам которой устремились люди, пришедшие воздать последний долг покойному. По мере того, как гроб проносили по единственной улице, люди в некрашеной домотканой одежде по одному или по двое выходили из домов, присоединяясь к процессии, так что на сельском кладбище собралось достаточно людей, чтобы Кларамонда могла, низко надвинув на лоб капюшон плаща, присоединиться к толпе; из любопытства желая узнать побольше, она оставалась рядом, пока комья черной земли не начали сыпаться на дубовую крышку, но вместо разговоров довелось ей услышать только скорбный хор христианского песнопения. Размышляя о значении странного происшествия, Кларамонда была вынуждена пешком продолжать свой путь, потому что твердо решила добраться до тех мест, где ей и Маргерии выпало провести нескольких счастливых дней.

* * *

На солнце солома, покрывавшую крышу хижины, казалось белой, как серебро. У входа стояла дубовая скамья, сделанная добротно, как большинство вещей во владениях Маргерии. Сама правительнице в данный миг сидела на ней, башмачком рисуя на земле поле для игры в мельницу, а дети крестьянина, тесно обступив ее, смотрели не отводя глаз.

С недавних пор стала Маргерия спрашивать себя: "Отчего Боги не дают нам с Генрихом деток?", стала приносить жертвы Гольде, а когда случалось ей увидеть кого-нибудь из младших своих подданных, вступала в разговоры, и дети льнули к ней.

Младшая девочка прижималась к Маргерии, старшая напряженно думала, куда ставить белую чурку, долженствующую изображать собой фишку в игре, а мальчик, стоявший чуть поодаль, вдруг сказал, обращаясь не столько к государыне, сколько к старшей сестре:

-А батюшка говорит, что принцесса - дура! С такими налогами, как она берет, не далее как к следующей весне пойдет по миру, и выбьют ее из замка другие властители! Жаль, говорит, потому что вряд ли судьба нам пошлет других таких добрых дураков...

-Батюшка твой ничего не смыслит в экономике, - ответила Маргерия, не отрываясь от игры, - сиречь в науке о том, как следует вести домашние дела. Надеюсь, свою корову он держит в тепле и хорошо кормит, а не поступает так, как советовал бы поступать мне... А ты, малыш, не пересказывай чужим того, о чем говорят в доме. Когда мне будут нужны шпионы, я сама их найду.

-Не будут чтить подданные государя, который сам не чтит церковь божию... - скрипучий голос нарушил идиллию, заставив Маргерию поднять голову. Отец Кристиан, не столь давно явившийся на смену погибшему в день кровавого венчания принцессы отцу Рихвальту, неустанно искал и находил случаи обличать язычество, грозя непокорной нашествием имперских войск. - Бесы, во власть которых ты предалась, не только душу твою увлекут во мрак геенны, но и в земных делах приведут тебя к позору, гибели и осмеянию...