Я припарковалась перед первым зданием, на двери которого висела неприметная табличка «Администрация». Поблизости больше никто не ставил машины, и я догадалась, что это запрещено правилами, но все-таки решила узнать, как проехать к учебным корпусам вместо того, чтобы глупо нарезать круги под дождем. Нехотя выбравшись из уютной кабины, я зашагала по мощенной камнем дорожке между темных живых изгородей. Прежде чем открыть дверь, я сделала глубокий вдох.

Внутри горел яркий свет и было теплее, чем я рассчитывала. Помещение оказалось маленьким, в приемной со складными стульями и оранжевым в крапинку ковролином теснились на стенах объявления и грамоты, громко тикали большие часы. Повсюду стояли комнатные растения в больших пластмассовых кадках – неужели им мало зелени снаружи? Комнату делила пополам длинная стойка для бумаг, заставленная проволочными лотками с яркими этикетками, приклеенными к лоткам спереди. За одним из трех столов, помещавшихся за стойкой, сидела крупная рыжеволосая женщина в очках. При виде ее лиловой футболки собственная одежда показалась мне неуместно нарядной.

Рыжая женщина подняла голову.

– Чем могу помочь?

– Я Изабелла Свон, – сообщила я, и глаза женщины мгновенно осветились узнаванием. Кто бы сомневался, что я стану предметом для сплетен? – еще бы, дочка этой ветреной особы, бывшей жены шефа полиции, наконец вернулась на родину.

– А, вот оно что, – отозвалась женщина, порылась в опасно накренившейся кипе бумаг на столе и наконец нашла то, что искала. – Здесь твое расписание и карта школы. – Она подошла к стойке и выложила на нее несколько листов.

Она перечислила мои предметы и классы, маркером разметила на карте маршруты и вручила мне карточку, в которой должен был расписаться каждый учитель. После уроков мне следовало принести ее обратно. Потом женщина улыбнулась и так же, как и Чарли, выразила надежду, что в Форксе мне понравится. Я постаралась улыбнуться как можно естественнее.

Когда я вернулась к своему пикапу, остальные ученики уже начали съезжаться. По территории школы я ехала, следуя разметке и с радостью отмечая, что машины здесь по большей части еще древнее моей, а роскошных и вовсе не попадается. Наш район в Финиксе был не самым богатым, однако новый «мерседес» или «порше» на школьной стоянке считались обычным явлением. Здесь же самым шикарным был серебристый «вольво», который сразу бросался в глаза. Но я все равно заглушила двигатель сразу же, как только нашла, где припарковаться, чтобы его громовой рев не привлекал внимания.

Сидя в пикапе, я изучила расположение корпусов, стараясь запомнить его: если повезет, мне не придется весь день разгуливать по территории школы, уткнувшись в карту. Потом я затолкала свои вещи в сумку, повесила ее через плечо и сделала глубокий вдох. Я справлюсь, неубедительно солгала я себе. Никто меня не укусит. Наконец я выдохнула и выбралась из машины.

Набросив капюшон и опустив голову, я зашагала по дорожке в толпе подростков. К счастью, в своей простой черной куртке я ничем не выделялась среди них.

Третий корпус я заметила сразу же, как только обогнула здание школьного кафетерия: большая черная цифра «три» была нарисована на белой табличке с восточной стороны. С приближением к двери мое дыхание настолько участилось, что я очутилась на грани гипервентиляции. Я попыталась задержать дыхание и вошла в дверь следом за двумя дождевиками-унисекс.

Класс оказался маленьким. Хозяева дождевиков остановились у двери и повесили их на крючки в длинном ряду. Я сделала то же самое. Оказалось, я шла за девушками; одна – блондинка с фарфоровой кожей, вторая – тоже бледная, с русыми волосами. По крайней мере, цветом кожи я не буду выделяться.

Я отдала свою карточку учителю – рослому лысеющему мужчине, сидевшему за столом с табличкой «Мистер Мейсон». Увидев мою фамилию, он вытаращился, и конечно, от этой мало чем ободряющей реакции я густо покраснела. К счастью, он отправил меня на заднюю парту, не удосужившись представить классу. Глазеть на меня, сидящую сзади, моим новым одноклассникам было непросто, но они все же ухитрялись. Я не поднимала глаз от списка литературы, который вручил мне учитель. Список был стандартным: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Все это я уже читала. Приятно и… скучно. Я задумалась: пришлет ли мама мою старую папку с сочинениями или сочтет, что так нечестно? Мысленно я заспорила с ней, пытаясь переубедить, а учитель тем временем бубнил свое.

Прозвучал гнусавый звонок, и нескладный парень в прыщах, с жирными черными волосами наклонился через проход между партами, чтобы поболтать со мной.

– Ты Изабелла Свон, верно?

С виду он казался чрезмерно услужливым, как подсказчик из шахматного клуба.

– Белла, – поправила я. Все сидящие в радиусе трех парт от меня разом обернулись.

– Где у тебя следующий урок? – спросил он.

Мне пришлось искать в сумке расписание и сверяться с ним.

– В шестом корпусе, политология у Джефферсона.

Повсюду, куда ни повернись, я сталкивалась с любопытными взглядами.

– Я иду в четвертый корпус, но могу показать тебе дорогу… – Не просто услужлив, а навязчив. – Эрик, – представился он.

Я нерешительно улыбнулась.

– Спасибо.

Надев куртки, мы вышли под дождь, который припустил сильнее.

– Ну как, большая разница с Финиксом? – спросил Эрик.

– Очень.

Идущие за нами чуть не наступали нам на пятки. Я была готова поклясться, что они ловят каждое слово. Только паранойи мне не хватало.

– Там ведь редко идут дожди?

– Три-четыре раза в год.

– Ого! а в остальное время?

– Солнечно, – ответила я.

– Что-то ты не выглядишь загорелой.

– У меня мама – наполовину альбинос.

Он настороженно вгляделся в мое лицо, и я вздохнула. Похоже, с дождевыми тучами чувство юмора несовместимо. Еще несколько месяцев – и я отучусь от сарказма.

Мы обогнули кафетерий и направились к южным корпусам возле спортзала. Эрик проводил меня до самой двери, хотя номер корпуса был виден издалека.

– Ну, удачи тебе, – пожелал он, когда я взялась за дверную ручку. – Может, на других уроках еще встретимся, – с надеждой в голосе добавил он.

Я неопределенно улыбнулась и вошла в здание.

Остаток утра прошел примерно так же. Учитель тригонометрии мистер Варнер, которого я в любом случае возненавидела бы за его предмет, стал единственным, кто велел мне выйти к доске и представиться классу. Я заикалась и краснела, а по пути к своему месту запнулась за собственный ботинок.

За два урока я запомнила несколько лиц в каждом классе. Всякий раз находился кто-нибудь посмелее остальных – называл свое имя, спрашивал, нравится ли мне Форкс. Я старалась проявлять дипломатичность, а чаще просто врала. Зато карта мне ни разу не понадобилась.

Одна девушка сидела со мной и на тригонометрии, и на испанском, а потом мы вместе отправились обедать в кафетерий. Она была худенькой и невысокой, на несколько сантиметров ниже моих ста шестидесяти трех сантиметров, но из-за темной шапки буйных кудрей разница в росте почти не чувствовалась. Я не запомнила ее имени, поэтому только улыбалась и кивала в ответ на болтовню об учителях и уроках. В смысл слов я не вникала.

Мы устроились в конце длинного стола вместе с ее подругами, которых она тут же познакомила со мной. Имена я забыла сразу же, как только услышала их. Девушки явно восхищались своей подругой, которая отважилась заговорить со мной. С другого конца зала мне махал парень с английского, Эрик.

Вот там-то, в кафетерии, пытаясь поддерживать разговор с семью любопытными незнакомками, я и увидела их впервые.

Они сидели в углу кафетерия – в самом дальнем от меня, противоположном углу длинного зала. Их было пятеро. Они не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стоял поднос с нетронутой едой. В отличие от большинства других учеников, они не глазели на меня, поэтому на них можно было смотреть, не опасаясь столкнуться взглядом с заинтересованной парой глаз. Но вовсе не то, что я перечислила, привлекло и задержало мое внимание.