И правда: у наступавших осталось два, много, три выстрела на винтовку. Еще несколько лент оставалось на каждый пулемет, но их бы хватило на считанные минуты боя.

- Если бы... - вздохнул Занкевич, но не стал развивать мысль. Его поглотила картина боя.

Тут же отдавались бесчисленные команды, которые, впрочем, уже были бессмысленны: началась штыковая.

Буквально на плечах отступавших правительственные войска прорвались к самому центру Таврического сада. Несколько шагов, и крик "Ура!". Раздались звуки рукопашной. Обе стороны дрались отчаянно, и наступление правительственных сил остановилось. Бойцы не в силах были двинуться дальше: враг держался, да еще как!

Кое-где восставшие даже отбросили солдат, подкрепленные из дворца резервами (если бы у Столыпина оставались еще резервы!). Казалось, вот-вот, и правительственные силы отхлынут.

Но тут раздались выстрелы, стоны, крики, - это бойцы Кутепова разорвали цепь восставших, и хлынули в образовавшийся прорыв. Восставшие падали на лед пруда, отползали, но все равно оказались под ногами кутеповцев.

- Поднажмем! Поднажмем! - разнеслось по цепи тех солдат, что наступали от Потемкинской.

Восставшие дрогнули. Первым не выдержал какой-то студент. Он оступился, пытаясь скрыться от удара штыком. Толкнул соседа, они вдвоем повалились на снег. В образовавшуюся брешь ворвался пылкий юнкер, друг того, погибшего. И напором своим расстроил порядки восставших. Рядом с ним тут же занял место второй, третий, - и противник снова дрогнул. Раздались выстрелы - винтовочные и револьверные - те, что напоследок приберегали.

И они - восставшие - побежали.

- Ура! - правительственные войска подбадривали друг друга, устремляясь в новую атаку.

Миновав пруд и взобравшись на пригорок, тот самый унтер улыбнулся было, - но тут же упал.

Из окон первого этажа велся ружейный огонь. Выстрелы задевали своих и чужих, без разбора, но натиск правительственных сил ослаб. Бойцы залегли в снег, засели по ту сторону деревьев, словом, находили любое укрытие от вражеских пуль.

Кутепов был здесь, на острие атаки. Но сейчас он не мог придумать способа прорваться. Разве что...

Он пытался отыскать взглядом ординарца. Его не было - погиб, отстал или затерялся, неважно. Тут же Александр Павлович обратился к ближайшему солдату.

- Пулей к орудию. Скажи, пусть на прямую наводку подкатывают. И огонь по во-о-он тем, - Кутепов кивнул на одну из боковых дверей, - створкам. Они должны расчистить проход. Ясно?

- Так точно! - гаркнул солдат.

- Выполнять! С Богом! - кивнул Кутепов.

Раздался новый залп из Таврического. Еще немного - и снова. И снова.

- Патронов не берегут, ироды, патронов у них вдоволь, - сплюнул Кутепов. - Головы не поднять.

И точно: сейчас бы в штыковую, но вражеский огонь не давал бойцам подняться. Он доставал и здесь, жалил, заставляя в последний раз обнять землю, обагрить снег кровью.

Двинуться нельзя было: едва стоило подняться, как из окон Таврического открывали стрельбу. Пойти в атаку - нечем было прикрыть.

Унтер каким-то чудом умудрился подползти к Кутепову.

- Есть парочка гранат, Александр Павлович. Мы брать укрепления привычные. Гранаты бросим, и в штыки. Только бы огнем прикрыть!

- Нечем! Патронов нет! - выдохнул Кутепов. - Так бы!..

Снова раздались выстрелы, и пришлось, кажется, в самую землю промерзлую зарыться, только бы их не задело.

- У моих имеются. Один-два выстрела найдется. Пулемет надо! Пулемет! Единственная очередь! Единственная! И как мы их! - унтер от эмоций буквально задыхался. - Как мы...

Снова выстрелы, и унтер замолчал.

Кутепов повернул голову, - и увидел, что унтер тоже прижался к земле. Навсегда.

Кулаки сжались до хруста.

- Да что ж нас как котят! У Петрилова тише было!

И тут грохнула пушка. Таврический замолчал: боковые двери и впрямь разорвало в щепы. Нельзя было терять ни минуты.

- В штыки! В штыки, братцы! - и Кутепов первым поднялся в атаку.

Само молчание Таврического подстегивало бойцов. Они уже врывались на первый этаж, когда самые бойкие из восставших очнулись и принялись стрелять. Поздно!

Правительственные силы уже ворвались. Узкие - куда уже петроградских улиц - коридоры Таврического наполнились шумом боя. Кутеповцы наседали на оглушенных взрывом восставших. Развернулась штыковая, перешедшая в рукопашную в буквальном смысле. Заработали ножи и кулаки. Раздвались выстрелы, то тут, то там. Но враг уже не мог воспользоваться запасом патронов.

- Навались! Навались! Наша берет! - воскликнул Кутепов, подстрелив из револьвера отдававшего команды рабочего. Тот повалился навзничь, и враг дрогнул.

Подоспели новые бойцы, - подтянулись те, что прорывали ряды врагов у Потемкинской. Восставшие, дав залпы - поверх голов, чтоб в своих не попасть - побежали. Вот тогда-то Кутепов понял, что победа близка.

Сражение разделилось на десятки стычек за каждую комнату. В иных восставшие отстреливались из-за перевернутых столов, в остальных же просто бежали, а кое-где даже оружие складывали. Ворвались даже в зал заседаний. Пустой еще несколько минут назад, он наполнился грохотом опрокидываемых стульев и выстрелами.

Бой шел у разорванного в клочья портрета императора, выстрелы оставили щербины на дереве трибуны.

Кутепов - подобравший винтовку у погибшего - сейчас наравне с бойцами прорывался к заветной трибуне. Так получилось, что отряд восставших опирался на нее, отстреливаясь и отбиваясь. Несколько ударов, крики, благой мат, хлынувшая кровь, - и молчание.

Кутепов и сам не заметил, как воцарилось молчание. Восставшие - те, кто выжил - подняли руки кверху. Они стояли, запыхавшиеся, с полными ненавистью глазами. Им бы еще сражаться, - да бесполезно. Загнанные в угол, они ни на что больше не были способны.

А потом Кутепов понял: во всем дворце стало тихо.

- Тихо? Тихо? - на более связный вопрос сил не оставалось.

Бойцы закивали.

- Тихо, - выдохнул подпоручик. Он подобрал валявшееся под ногами сдавшихся оружие.

- Тихо, - просопел один из солдат, вытирая пот со лба.

Тишина наступила неожиданно, а потому была страшна и непонятна. Как это? Вдруг это восставшие выиграли? Вдруг смогли окружить и обезоружить остальных?

Но Кутепов вышел из зала заседаний - и увидел ту же картину: восставшие сдавались. Они не подчинялись единому приказу: просто в какой-то момент люди поняли, что далее бороться нет смысла.

Обезоруженных, восставших собирали во все том же зале заседаний. Кутепов разослал по тем павильонам, где могли скрываться враги, бойцов. Но возвращались они в основном с освобожденными заложниками: многих жандармов и офицеров, тех, кого удалось сохранить в живых, свозили сюда, в Таврический дворец.

- Хоть одного из депутатов нашли? - это уже спросил Столыпин.

Было так странно идти этими коридорами, кажется, еще хранившими память о седьмом годе. Вот здесь улепетывал Родичев, а там Григорович возмущался задержкой с военными кредитами, а вот...

- А вот здесь, - Столыпин привычно распахнул двери зала заседаний. - Состоялись самые мои трудные сражения. Сегодняшнее будет лишь одним из целой череды.

Петр Аркадьевич выглядел постаревшим лет на память. Кажется даже, седины прибавилось.

- Никого из депутатов не нашли? - повторил свой вопрос Столыпин.

- В поисках. Разбежались, верно! - пожал плечами Кутепов.

- Скорее, собирают где-нибудь толпу...Надо бы...

- Уже приказал подготовиться к обороне, Петр Аркадьевич. Патроны собираем, но их не хватит для продолжительного боя.

- С падением символа революция затихнет, мы выиграем время. С фронта уже вот-вот должны подоспеть войска. Вот-вот!

- Ваше Высокопревосходительство! - раздался донельзя взволнованный голос адъютанта. Левую щеку пересекала кровавая рана, но сам он бодрился. - Парламентеры! Парламентеры, Ваше Высокопревосходительство! И с ними...Михаил Александрович!

Столыпин и Кутепов удивленно переглянулись. Адъютант понимал не больше их самих.