- Здесь договариваться бессмысленно, - подытожил Столыпин итоги скоротечного командирского совета. - Мотор с пулеметом вперед. Двоечку на прямую наводку.

Передовые отряды быстро занимали Мраморный переулок, огибая дворец Иоанна Константиновича.

- Нехорошо будет, если собственность князя крови пострадает... - начал было Хабалов, но вновь осекся, поймав взгляд Столыпина.

- Ничего страшного. Вся страна пребывает в страданиях. Фамилия разделяет бремя наравне с верноподданными, - отчеканил бывший премьер.

Марсово поле затихло. Отдельно стоявшие люди отходили к основной толпе, пятясь и зыркая на приближавшихся стрелков.

- Первый этаж - занять. Это прекрасная позиция, - предложил Занкевич.

- Исполнять! - и вновь полковой адъютант побежал.

Видя его порывы, тот самый самокатчик, что известил о скоплении восставших, отдал ему велосипед. Адъютант, уже слегка запыхавшийся (когда еще он так бегал!), готов был буквально расцеловать владельца славной конструкции.

"Уайт" выкатился на угол Миллионной, прикрываемый со всех сторон прижимавшимися к земле стрелками. Сюда же подкатывалась пушка. Взвод бойцов заполнил Мраморный переулок.

И наткнулся на отряд восставших. Рабочие, студенты (судя по неповторимым костюмам - из гражданских инженеров) и затесавшиеся солдаты запасных полков подступали со стороны набережной. Стрелки тут же залегли в снег. Защелкали затворы винтовок. С той стороны подались назад, прижимаясь к стенам зданий и набережному граниту. Воцарилось молчание, прерываемое возгласами студентов. Поднялся дымок: кто-то из студентов закурил сигаретку, держа в руках винтовку (и где только раздобыл?).

В этот самый момент у начала переулка показался "Уайт". Водитель специально выкатил его так, чтобы кузов смотрел прямо на набережную. Пулеметная команда изготовилась к бою. Командир ее, храбрясь, помахал рабоче-солдатско-студенческой "солянке". Помахал левой рукой, потому что кисть правой потерял в Митавской операции. Там же, под Митавой, получил фельдфебеля. Комисованный, он в первые же дни восстания попросился в гарнизон. Получая отказ за отказом, на свое счастье (или несчастье, как посмотреть), повстречался с Кутеповым и был принят.

- Здравствуйте, орлы! - гаркнул фельдфебель, будто бы на построении. Он высоко поднялся над кузовом, стараясь вести себя как можно спокойнее. Сутулый - по привычке - сейчас он старался выпрямиться.

И - небывалое дело - солдаты с той стороны ответили.

- Здр...ж...ю! - донеслось нестройное.

Привычка, выработанная муштрой, давала о себе знать. Из-за напряжения они больше полагались на рефлексы, сейчас подводившие.

Наверное, будь перед ними офицер, да еще из штабных, эти люди дали бы залп. Но сейчас их приветствовал боевой (а уж по руке это можно было понять) унтер. Почти что такой же солдат, как и они сами.

- За службу благодарю! Разойдись! - и приложил культю к голове.

Непонятно было, что повлияло на этих людей. То ли рефлексы, то ли вид инвалида-ветерана, то ли еще что. Но они потеряли былой задор и начали отходить.

- Эй, куда! Куда! Продали души кровопийцам! Предатели! Вот из-аза таких полстраны сдали! Запродались германцу! - заголосили студенты-инженеры.

Обиженный, один из запасников двинул особо голосившему студенту в рожу. Тот ответил было ударом приклада, но промахнулся. Запасник перехватил приклад и повалил студента на снег.

- Убивают! - заголосил пуще прежнего студент. - Предатели! За Николашке, гад, Николашке продался!

Грохнул выстрел: сдали нервы у товарища поваленного. Что тут началось!

Командир пулеметной команды прижался к борту пулемета. Раздались выстрелы, буквально со всех сторон. Первым упал на снег тот солдат, что двинул студенту. Непонятно было, чья пуля его достала.

Дали пулеметную очередь, скосившую верещавших восставших. Кого-то она убила тут же, на ходу, иных просто задели выстрели, и сейчас они валялись, стеная.

Фельдфебель сплюнул, когда дело было закончено. Не такого исхода он хотел, не такого.

- Хоть все наши целы, - заметил стрелок пулемета, из юнкеров.

- Тут все наши, парень, все, - покачал головой фельдфебель.

Стрелки быстро заходили в Мраморный дворец, несмотря на отчаянные крики прислуги.

Выстрелы, конечно же, услышали на Марсовом поле. Огромная толпа заволновалась. Раздались выстрелы, одиночные, в воздух и по сторонам. Засвистели рикошеты. Одна пуля, отскочив от стены, попала в стрелка, как раз занявшего позицию у ограды Мраморного дворца. Он опустился на снег: прострелили плечо, и начала густо выступать кровь.

- Ну, началось, - только и произнес Столыпин.

- К бою! - скомандовал Занкевич, впрочем, в этой команде не было никакого смысла: бой начался и без него.

Завизжали колеса "Уайта", перегораживавшего Мраморный переулок. Пулемет заработал по противоположной стороне, где еще толпились восставшие вперемешку со случайными прохожими (на свою беду!). Те валились, бежали, кричали, но не в силах были спастись от разворачивавшегося сражения.

- Двоечкой! - раздался приказ, и тут же грохнул выстрел орудия.

Шум был такой, что на несколько мгновения все оглохли (даже в самом далеком углу Марсового).

Первые звуки, что пробились через этот гром, были звуками бьющихся стекол Мраморного дворца. Оттуда дали залп стрелки. Снова заработали пулеметы: куда там патроны беречь! Им вторили винтовки и пистолеты.

Марсово поле грохнуло, раз, два, три. Упал, подкошенный, рядовой, прятавшийся в нише дома напротив дворца. Прижались к снегу мертвыми объятиями стрелки. Пули свистели над самой головой Столыпина.

- В дом! В дом, Петр Аркадьевич, - настаивал Занкевич.

Хабалов и Балк давно уже прижались к стене Миллионной.

- Пулям не кланяюсь, - отмахнулся Столыпин. Он не хотел потерять контроль (хотя куда там! Какой контроль после начала боя!) над отрядом.

Пули забегали по щиту "двоечки", но она все-таки разродилась вторым залпом. Снаряд угодил в самую гущу восставших, поднимая вверх тучу снега, куски мерзлой земли и кровавую кашу.

Толпа, вспучившись, побежала.

- Вот тебе и Марсово поле. Не зря назвали... - отер пот со лба Хабалов.

Стрелок пулемета зачерпывал снег из кузова, чтобы остудить разгоряченный "максим".

- Преследовать, - скомандовал бывший премьер. - Согнать к Лебяжьей канавке.

Солдаты поднялись в атаку, преследуя убегающих. С их стороны раздавались отдельные выстрелы, в основном, уходившие в никуда. Но тут, то там падали стрелки отряда, подкошенные "удачными" пулями.

Ободренные успехом, правительственные силы двигались все быстрее и быстрее, но самый успех этот заставлял их рассредоточиться. Марсово поле готово было их поглотить: куда там узости Миллионной!

Петр Аркадьевич, старавшийся не отстать, поравнялся с Мраморным дворцом. К нему подскочил какой-то человек в ливрее, отчаянно голося.

- Как можно! На дворец князя крови! На дворец князя крови! Его сиятельство...- он пристал к бывшему премьеру, верно, попросту завидев первого встречного "большого человека", но вряд ли признав в нем Столыпина.

- Его Сиятельству передайте, что Петр Аркадьевич Столыпин шлет привет, а Его Императорское Величество скоро сами приедут, дабы разобраться и жалобы выслушать, - отмахнулся Столыпин.

Лакей застыл ненадолго, половил ртом воздух, сперва побелел, потом покраснел, и отправился назад. Столкнувшись с еще одним лакеем, прикрикнул на него. Грохнул выстрел, и оба стремглав умчались в переулок, к боковому входу во дворец.

Буквально на плечах восставших стрелки продвинулись к Лебяжьей канавке. По ней - замерзшей - вовсю бежали к Летнему саду преследуемые, увлекая все больше и больше людей за собой. Слева показался Троицкий мост, сейчас заполненный толпой. Массы народ волновались, отпрянув назад. Среди них, конечно же. были восставшие, но она тоже подались назад, увлекаемые людской волной.