Уши Джона пылали — хоть камин разжигай. В горле ширился омерзительный ком: ярость пропитанная слезами. Так мерзко Джон себя не чувствовал никогда. И никогда так жалко не выглядел. Во всяком случае, побелевшие, дрожащие губы не являлись его особой приметой.
— Вы… — Он прочистил забитое горло. — Вы дали весьма нелестную оценку моим достоинствам. И, наверное, справедливую. Следует это признать. В таком случае, зачем я вам сдался? Зачем вам такой возлюбленный? Неудачник, урод и бабник.
— Возлюбленный? С ума можно сойти. Вы надеетесь, что я вами увлекусь? Я — вами? Ну и самомнение у милых докторов… Стоп, что это?
Не дав Джону и рта раскрыть для ответа, он метнулся в гостиную, и оттуда раздался радостный возглас:
— Мой багаж прибыл!
Он снова вырос в дверном проеме — сияющий и довольный.
— Джон, поможешь затащить сюда моё барахло? Пожалуйста.
И Джон едва не подавился отборным матом, из которого, собственно, и состоял заготовленный им ответ.
*
Шикарное пальто было аккуратно повешено в шкаф (слава богу, Джон не успел заполнить его своими вещами, довольствуясь мебелью в спальне), British Medical Journal поднят с пола («за что ты его так?»), любовно разглажен длинными, холеными пальцами и уложен на подоконник.
Началась бестолковая суета, как правило сопровождающая все разгрузочно-погрузочные работы. Коробки и чемоданы ловко перекочевали в гостиную на втором этаже. Даже миссис Хадсон что-то носила, ворча, что за три месяца Шерлок оброс имуществом, как опятами пень.
Было шумно и весело, и даже унизительный, жестокий анализ его, черт возьми, что уж скрывать, безотрадной жизни вылетел у Джона из головы.
Холмс обозревал свои сокровища хищным взглядом. Где-то там, в тщательно упакованных недрах, таились ужасы, увидеть которые Джону хотелось до нетерпеливого зуда. Надо же знать, в окружении чего проведешь эту первую ночь… Его взгляд тоже поблескивал алчностью и с любопытством пронзал внушительную кучку шерлоковых пожитков — когда же, когда?
Но Шерлок стряхнул с пиджака пылинки и крутанулся на каблуках.
— У тебя, наверное, планы? Выходной, паб, пиво с сухариками и прочая тягомотина. А я, с твоего позволения, приму душ, выпью кофе и займусь неблагодарным трудом. — Он протяжно вздохнул. А потом добавил: — На сегодня ты мне больше не нужен.
И бодрым шагом покинул гостиную, выпроводив Джона из дома настолько искусно, что не придерешься.
«Я бы тоже от кофе не отказался. И пожрал бы чего-нибудь, — ворчал про себя Джон, вспоминая остывший чай. — На сегодня ты мне больше не нужен. Слушаюсь и повинуюсь. Это что, оригинальное начало великого охмурения? Господи боже, о чем я думаю?»
Он потащился к себе, нехотя согласившись с соседом, что прогуляться вовсе не грех: осень того и гляди перестанет быть золотой и солнечной, перейдя в тоскливую стадию слякотной хмари. Да и пиво с сухариками прозвучало заманчиво…
Накатило воодушевление: и правда, свежий воздух, ласковый ветерок улучшат его настроение. И самочувствие тоже — неделя выдалась не из легких, осенние простуды наседали неугомонной ордой.
Джон нарядился в новые джинсы, покрутившись у зеркала чуть дольше обычного и для чего-то внимательно разглядывая собственный зад, причесался, сбрызнулся скромным Олд Спайсом и спустился в гостиную.
Ни в гостиной, ни в кухне Шерлока не было.
Ну и черт с тобой.
Он сдернул с вешалки куртку, запер входную дверь, протиснул ключ и мобильник в тепло приятно натянутого кармана и не спеша двинулся по мостовой.
Неожиданно подумалось, что свалившееся соседство не такая уж катастрофа. Да и дружелюбное Джон прозвучало довольно приятно.
До полудня оставалось чуть больше часа — даже для легкого алкоголя время не совсем подходящее. Но позавтракать не мешало, и сам бог велел запить жареные колбаски, обвитые тонкими лепестками бекона, пинтой-другой светлого Карлинга. А потом можно и кофейком побаловаться.
Джон ускорил шаг — в желудке тонко запело голодное нетерпение.
И конечно же звонок Майку Стемфорду напрашивался сам собой. Джон не собирался скандалить, предъявлять претензии, требовать сатисфакции. Наверняка Майк и без его нападок пребывает в состоянии, далеком от благодушного успокоения. Но спросить, что означает ураганное возвращение навсегда отбывшего Холмса, чесался язык. Да и вообще, Майк знал своего приятеля не первый год, к его эксцентричным выходкам, похоже, уже привык — не зря же назвал говнюком. Так что, будет о чем поведать товарищу.
На звонок Майк ответил незамедлительно, и в голосе его прозвучали все оттенки вины:
— Ох, Джон…
— Привет. Чем занимаешься?
— Да так… Сижу.
— Вставай, и если более интересного занятия на ближайшие пару часов тобою не запланировано, предлагаю встретиться и отметить моё предполагаемое соседство с симпатичнейшим Шерлоком Холмсом.
— Ох, Джон…
— Да ладно тебе, не охай. Я ж понимаю — от таких можно всего ожидать.
— Я должен был это предвидеть. Шерлок… Он…
— Предлагаю побеседовать о нем за стаканчиком. Не возражаешь?
— Я что, дурак?
*
Майк выглядел помятым и осунувшимся — переживал.
— Вот черт. Джон, даже не знаю, что сказать. Идиотская ситуация. Получается, я неслабо тебя подставил.
— Глупости. Ты-то здесь причем?
— Ну да. Не причем. И всё-таки… Когда он вдруг позвонил, когда начал выпытывать, что да как — здорова ли миссис Хадсон, хороша ли погода в Лондоне, — уже тогда мне стало не по себе, и следовало насторожиться.
— Почему?
— Он никогда не звонит. Никогда. Звонок для него — нечто из ряда вон выходящее. Общается с помощью смс. Как немой, мать твою… Причем, вот черт лохматый, всегда и обо всем осведомлен. Думаешь, это я ему рассказал о тебе? Черта с два. С первой секунды затараторил: «Что за доктор? Что за Джон Ватсон?» И спросил, где я тебя откопал.
У Джона челюсть отвисла — вот это да. Вот это «мистер-как-вас-там».
— Так он знал?
— Я же говорю — Шерлок всё и всегда знает. Непостижимый человек, удивительный…
— Смени пластинку. Этот удивительный и непостижимый наговорил мне кучу дерьмовых «комплиментов» — можно сказать, по стенке размазал. Я чуть не сдох. А потом мило попросил поработать грузчиком. И я, как последний кретин, согласился. Хотя должен был зубы его пересчитать.
— Да, он такой, — вздохнул Майк.
Джона так и подмывало Майка поддеть:, а ты знаешь, что выдумал твой распрекрасный такой? Что я с какого-то переполоха втюрюсь в него от всей дури. Каково? Что скажешь на это, дружище? С тобой он в такие игры случайно играть не пробовал? Или что-то такое всё-таки было? Может быть, твои восторги и вздохи не столь платонически, как тебе бы хотелось?
Но через минуту от этих пакостных мыслей его затошнило. Увалень Майк и Шерлок? Как только в голову могло такое взбрести? Майк с двумя детьми и одышкой. Добряк, всегда готовый прийти на помощь. Протянуть руку. Ободрить.
Сволочь я. Сволочь. Свинья неблагодарная.
Всё-таки замутил душу заносчивый сноб, чтоб ему пусто было. Что б ему такого девятого отыскать, после которого ни десятого, ни одиннадцатого, ни тем более двенадцатого на дух будет не надо.
— Почему он вернулся?
— Черт его знает! — с жаром воскликнул Майк. — Джон, поверь, все было именно так, как я тебе говорил: Шерлок уехал и, как уверял меня, навсегда. Мол, нашел то, что искал. Идеал. Нет… Идеальный вариант — так он сказал. Но разве это меняет дело? Устроил отходную: я, Грег, он сам и этот его… гусенок.
— Гусенок? — удивился Джон.
— Ну да, — подтвердил Майк. — Гусенок. Его последний любовник.
— Не хочешь ли ты сказать, что любовник Шерлока Холмса похож на гуся? Вот так раз. А миссис Хадсон так бурно его расхваливала: мол, красавец писанный, чудесная пара.
— Да он в самом деле красавец. — Майк утвердительно качнул головой. — Высокий, грациозный. Весь такой… гуттаперчевый. — И сально хихикнул: — Видно, хорошо гнется в постели. Но всё равно гусь.
