Дикими прыжками я бросился преодолевать оставшиеся тридцать метров, думая лишь о том, что укрытие все ближе и ближе.

- Я уже почти там, я уже почти там, - повторял я себе, скача и прыгая, как Чичестер в тайфуне.

Теперь они не смогут меня достать. Первая гроздь маленьких облачков расцвела у меня под ногами, пули просвистели как в телевестернах.

Еще пять метров и пули меня накроют.

Еще пять метров и пули меня накроют.

Напор адреналина, которым уже и так переполнилась моя кровь, достиг предельного значения. Я рухнул в темноту по ту сторону двери, и уже бесполезные пули прошлись по укрытию, кроша бетон.

Я, Филип Макальпин, дошел.

Я проник в темный и прохладный блокгауз. В зале, освещенным пятьюдесятью свечами огромной хрустальной люстры, я увидел Петерса. На нем была парадная форма, накидка, кивер и погоны полковника Венгерской кавалерии... года 1895. Он поднялся навстречу мне и пропечатал два шага вперед.

- Добро пожаловать, добро пожаловать, кто бы вы ни были. Довольно трудно определить под этой камуфляжной краской.

Снаружи вновь раздалась яростная, но уже бесполезная очередь.

- Ваш крошка-шпион, - зло бросил я.

Он приблизился и осмотрел меня, запыленного и раскрашенного с ног до головы. Мои колени и голова стали ватными.

- Кого я вижу. Ой-ой-ой,.. я крайне удивлен, но тем не менее восхищен. Вы, молодой человек, только что выиграли Большие Шпионские Гонки.

Он щелкнул пальцами и появился Малыш, разодетый в таком же стиле.

- Малыш, награду и шампанское.

Меня слегка смутил подобный оборот вещей.

- Подождите, Малыш, прикажите вначале вашим людям прекратить расходовать боеприпасы.

Он улыбнулся мне своей искусственной обезоруживающей улыбкой.

- У них была уйма возможностей разделаться с вами, как бы то ни было, но это уже подвиг дойти сюда. Я тренировал их несколько недель. Надеюсь, моя форма вам нравится: это несколько непрактично в сражении, но очень живописно. Взгляните на сегодняшнюю форму... Только зеленый или серый цвет хлопчатого мундира, будто для теста на дальтонизм. Я уточню, что у меня полное право носить эту форму: я был введен в почетное звание полковника лично королевой за особые заслуги.

Он по-кошачьи хитро улыбнулся. Вернулся Малыш, неся большую красную атласную подушку.

- Прекрасно, прекрасно. Держите, вот награда.

Три свернутых рулона микрофильмов в серебряных капсулах.

Он открыл одну, она едва была больше полутора сантиметров длины, и как печатка, раскрывалась посередине. Он положил мне на ладонь маленький рулон.

- Спасибо, - сказал я, кладя в капсулу микрофильм, а затем убрав все три в карман своей куртки. - А деньги?

- Ах, да, деньги. Мне нравится, что старые инстинкты алчности не исчезли полностью в вашем летаргическом поколении. Но вот шампанское.

Подошел торжественный Малыш, неся то, что мне показалось массивным серебряным подносом, на котором стояло два бокала шампанского в форме тюльпанов.

- Конец "49", - прошептал Петерс загробным голосом.

Он поднял бокал и посмотрел на меня.

- За победителя и, теоретически, за величайшего шпиона мира... после меня, естественно.

К своему стыду я должен признать, что проглотил свою "пищу богов" (или амброзию) залпом... Но меня мучила жажда и жар. Я боялся его проявления.

Мощная зеленая стена поплыла у меня перед глазами. Мне показалось, что уши заложило. Я слышал как разбился о бетон мой бокал, но так и не заметил, кто меня ударил..

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Если подобные вещи могут проис ходить, я должен сказать, что всякий солдат, рискующий своей жизнью - тупица.

Адольф Гитлер.

Глава десятая.

Придя в себя, я понял, что лежу на спине и вижу потолок. Мое забытье прошло без видений. Я чувствовал прилив сил, голод и странное чувство беззащитности. Я потер подбородок, Господи, двухдневная щетина. Какое-то время я ещё проспал, затем, повернув голову, увидел малинскую куколку Петерса, с золотым колье и без всего остального. Она улыбнулась мне и склонилась, чтобы поцеловать ласково и доброжелательно. Затем она нажала на кнопку звонка над моей головой. Какое-то мгновенье я нежно касался её, чувствуя себя одновременно возбужденным и ослабевшим.

В комнату вошел Петерс.

- О, добрый день, молодой человек. Приятно видеть вас проснувшимся.

- Зачем этот отравленный бокал?

- Поешьте вначале, дитя мое. Вы должно быть очень голодны. Малыш что-нибудь вам принесет.

Совершенно голый я уселся на кровати и прислонился головой к спинке. Петерс заботливо осмотрел меня.

- Вы в лучшей форме с тех пор, как начали участвовать в соревновании, - сказал он. - Вы потеряли два с половиной фунта веса.

Вошел Малыш, неся блюдо, и я принялся за еду. Моя жизнь была столь беспокойна и все так быстро менялось, что за эту неделю я начал склоняться к восточному фатализму по отношению к своему существованию. Кофе, крем, апельсиновый сок и маленькие хлебцы были великолепны. Все трое смотрели на меня как на родственника, которого коснулась смерть.

- Микрофильмы, - спросил я, прожевывая маленькие хлебцы с вишневым конфитюром, - где они?

- В кармане вашей куртки, - ответил Петерс, указав на стул, где та висела. - Вы ошибаетесь насчет меня, мой мальчик. Если шпион обязан использовать вероломство как главное оружие, если он желает остаться в живых и работать вновь, он должен уважать нанимателей. Никто в этом доме и не думал красть ваш приз.

Малинезка взяла кусочек круассана из моей тарелки. Я с интересом следил за её белыми зубками, впившимися в него.

- Тогда зачем все это? спросил я, жестом указав вокруг.

- Я должен объяснить. Хотя вы и пришли первым, став победителем, все это только половина доказательства. Теперь вам предстоит уйти с добычей. Но то, о чем я говорю - это не взламывание сейфа военного ведомства с последующим бегством с картами в руках, не так ли? Нужно уйти. В этом состоит вторая часть гонок. Все конкуренты, прибывшие после вас, становятся охотниками. Вы будете зайцем, а они - борзыми. Их восемь.

В течение секунды мое сердце, желудок и мозг омертвели.

- Вы шутите, не так ли? - тихо спросил я.

- Да, в некотором смысле, но я думаю, что это не составит вам проблем.