Он вытер рот салфеткой, которой мог бы пользоваться маркиз, и выпил большую порцию "виши". У него, наверное, проблема с почками, по крайней мере, если он вернется в лоно политики.
- Меня зовут Джаспер Локвер. Это Жозефина Серджент, - сказал я, отрываясь от меню.
Жози даже не услышала меня... Она пыталась представить, что из себя представляют в действительности все эти блюда со столь чудными названиями, которые она прочла в меню. Она улыбнулась генералу, будто загипнотизированная. Я клянусь, что почувствовал, как она вздрогнула, и тень оживления пробежала по ней... Сопоставляя женщину, сидящую рядом и его рассыпающееся тело... Было перед чем снять шляпу.
- Моя жена, Мелания, - гордо представил генерал.
Атмосфера накалялась по мере того, как он узнавал, что мы не собираемся играть на гитаре, петь фольклорные песни или курить гашиш. Мадам О. приподняла очки и взглянула на меня своими карими, чуть раскосыми глазами, как осматривает фермер ещё не проверенного в деле бычка. Я почувствовал, как холодок прошелся по спине. "Включайте компрессор, дети, "вспомнилось мне смутно.
Обед продолжался. Генерал врезался в говяжий бок так, будто проводил занятия со штыком. Я тем временем перевел разговор на танковую войну. Как только я затронул эту тему, и он отдал отчет, что у меня солидные знания по этому вопросу, из него хлынул неудержимый поток. Историю своей карьеры он излагал в течение шестидесяти пяти минут, используя при этом три солонки, перечницу и горчичницу для подкрепления аргументов. Если бы любовь к танкам была бы такой же, как к мясу, он был бы выше самого Гудериана.
К счастью обслуживание было крайне неторопливым. Шведки перемещались с нарочитой томностью, а их знание французского ещё больше затрудняло диалог. Нам только и оставалось, что с показным обалдение слушать его, хотя уже давно было покончено со всеми блюдами. Жозефина, казалось, была экзальтирована. Так как она не знала французского, то для неё все это было пустым звуком. Экзальтированность же проистекала от сытости и предвкушения иных наслаждений по возвращении в отель.
Мелания же была просто непроницаема и открывала рот только для заказа блюд. Я смотрел ей в глаза и старался не думать о дырочках в её металлическом платье, когда нечто за её плечом привлекло мой взгляд и заставило сердце биться с такой силой, что зашкалил бы кардиограф. Передо мной с налитыми от спиртного глазами стоял репатриант, бездельник, курчавый шалунишка, торговец наркотиками - Тимоти Риордан.
Лишь железная воля и ногти, впившиеся в ладонь, помешали мне сорваться с места. Даже землетрясение в Сен-Тропезе не ужаснуло бы меня больше. Его сопровождал, чтобы подчеркнуть фантасмагоричность явления, маленький японец в позолоченных очках. Я взял себя в руки и повернулся к генералу.
- Извините меня, мой генерал. Я увидел старого друга, с которым нужно переговорить.
Его безумные глаза просветленно посмотрели на меня: впервые я обратился, упоминая его звание. Я поднялся и, спотыкаясь на камнях, подошел к столику, где сидели Риордан с японцем. На столе горела свеча, позволявшая видеть улыбку Тима. В тот же миг я случайно заметил, что его рука сильнее сжала деревянную ручку ножа с насечкой.
- Риордан, старый плут, что ты здесь делаешь?
- Ах, это мой старый приятель - блондинчик! - воскликнул он. - Садись и пропусти стаканчик, Филип, золотце мое.
Я плюхнулся на свободный стул и взял стакан, который он подтолкнул ко мне.
- Я могу предположить, - начал я, обхватив голову руками, - что ты тоже участвуешь в этом состязании.
- Да, золотце. А вот мистер Самура, восточный конкурент.
- Привет, - сказал Самура с гарвардским акцентом.
- Должен признать, дорогой коллега, что вы великолепно, хотя и безуспешно, пытаетесь соблазнить мадам Омега.
Я порылся в своих карманах, нашел помятую, но не вскрытую пачку "Пелл Мелл" и прикурил от коптящей свечи.
- Я даже не мог и представить, что ты когда-то займешься шпионажем, Риордан. На кого ты работаешь?
- А как ты думаешь?
- Шинн Фейн? - брякнул я наугад.
- Нет, не совсем, но мы с ними связаны, если так тебе больше нравится. Можешь не сомневаться, что я истинный патриот и сын своей распятой страны.
- Перестань, - сказал я, - или ты вызовешь у меня поток слез. Полагаю, что твоя торговля гашишем и скотчем в этом случае должна сознательно подрывать мораль сынов Кромвеля-то есть нас?
- Ты имеешь в виду борьбу с репрессиями?. Нет, моя деятельность неофициальна, но моя страна небогата и её агентам позволительно в разумных пределах жить на подобные заработки.
Я медленно кивнул.
- Но почему ты говоришь "мы"?
Тимоти криво усмехнулся.
- Я хочу сказать ты, я и мистер Самура. Нет необходимости, чтобы мы все трое занялись этой девицей. ты ведь знаешь женщин... Они никогда не решат, с кого начать. Тем более, что тот милый ребенок, которого ты подцепил в Челси, так лихо обрабатывает генерала, что мы подумали о создании своего рода картеля для дележа результатов. Нет надобности проводить одну и ту же работу разными методами. Только лишняя головная боль.
- А если я откажусь делить барыши моей Мата Хари?
- Мы будем вставлять вам палки в колеса, - сказал Самура...
Я никак не мог увязать его акцент с его японским лицом.
- Кто воспользуется Меланией Омега первым, если позволительно использовать подобный эфмеизм?
- Мы бросим жребий, - сказал Тим. Его ирландская кровь закипела от подобного рода пари. - Если одному не удастся получить сведения, пойдет другой и так далее.
- Предположим, что первый клиент ей не понравится? Мне не хочется тебя уязвить, но женщина, согласившаяся добровольно переспать с тобой, учитывая, что у неё есть выбор, по-видимому не вполне нормальна.
Риордан скрипуче рассмеялся.
- В этом твое заблуждение. Ей даже не надо будет просить. Вся эта история будет сплошным безумством.
У него, конечно, было преимущество. Если я откажусь играть, мои шансы упадут. Я не знал, в какой степени безнадежности они окажутся... Может быть, даже не колеблясь убьют. Скрепя сердце, я согласился. Мы прекрасно знали, что в подобном деле вероятность взаимонадувательства бесконечна. Но они очень хотели использовать Жозефину, а мне не хотелось, чтобы её арестовали. Как все я отдался на волю жребия в выборе счастливца, способного склонить чашу весов. Но при этом внимательно следил за другими.