– Правильные ходят толки, будто сам на место государя метит, – высказал своё мнение редактор газеты «Право» Гессен. – Нет дыма без огня…

Рабочий Кузин в диспуте общественников не участвовал, ибо после встречи с Витте сразу направился искать Гапона, разъезжающего по отделам «Собрания». Встретился с ним на квартире у купца Михайлова, ярого приверженца священника.

Присутствующие здесь руководители отделов договаривались, кто с какой колонной пойдёт завтра к царю.

– А интеллихенты говорят, что батюшки-царя в Питере нема, – проявил свою эрудицию Кузин, вызвав этим недовольные взгляды присутствующих на свою особу.

– Он неподалёку обретается, – отмахнулся от рабочего Гапон. – За полчаса доберётся… А наше шествие к двум часам дня должно достигнуть Зимнего дворца, и потом хоть до ночи станем ждать императора, – строго глянул на своего парламентёра. – А глупые вопросы грех задавать, заруби это на своём любопытном носу, сын мой, – отвернулся от Кузина. – А теперь, друзья, давайте обменяемся адресами, чтоб в случае смерти товарища позаботиться о его семье… И сфотографируемся напоследок, – дружно поехали в фотоателье господина Злобнова где и запечатлели свои лики для истории.

Этим же вечером у градоначальника Фуллона состоялось совещание высших военных и полицейских чинов.

– Как вы знаете, господа, – взял слово командующий гвардейским корпусом князь Васильчиков, – его величества в столице нет и вся власть в данный момент находится в руках его высочества, главнокомандующего Петербургским военным округом великого князя Владимира Александровича. Хотя формально Петербург на военное положение не переведён, но фактически это так. Посему, по приказу его высочества, с сегодняшнего дня власть в столице переходит в мои руки. Довожу до вашего сведения, господа, что в город стянуто двадцать тысяч пехоты, до тысячи кавалеристов и полторы тысячи казаков. Из Петергофа прибыли по пять эскадронов лейб-гвардии Конно-гренадёрского, Уланского и Драгунского полков; из Ревеля – два батальона Беломорского полка, два батальона Двинского полка и батальон Онежского полка; из Пскова – два батальона Иркутского полка, два батальона Омского полка и батальон Енисейского полка. Их задача – отрезать окраины от центра города и не допустить намечающееся шествие к Зимнему дворцу. Солдаты совместно с полицией с сегодняшнего дня несут патрулирование по городу для предотвращения возможных беспорядков. Солдатам розданы боевые патроны, а вот министр внутренних дел такого распоряжения почему-то не отдал и полиция, по сути, безоружна, – пренебрежительно глянул на Мирского.

– Прошу меня не учить, милостивый государь, какие приказы по моему ведомству отдавать, – взвизгнул министр. – К тому же после совещания Я еду с докладом к императору, – поднял свой престиж в глазах военных, намекнув, что государь назначил аудиенцию именно ему, а не князю Васильчикову и даже не Владимиру Александровичу.

– Вся территория города разбита на восемь районов, – пропустил реплику мимо ушей командующий гвардией.

После совещания, позвонив предварительно дежурному генерал-адьютанту, коим оказался Максим Акимович Рубанов, и, испросив согласие Николая на встречу, Святополк-Мирский приехал к императору с докладом.

Когда Рубанов, от нечего делать, читал в камер-фурьерском журнале запись: «Его Величество изволили принимать от 11 ч. 40мин. вечера министра внутренних дел Святополк-Мирского», к нему с поклоном приблизился скороход и задышливо сообщил, что Его величество ожидают его превосходительство в кабинете.

Мирский, ежесекундно промокая платком лоб – то ли от нервов, то ли от жары в помещении, информировал государя о положении в столице.

– Рабочие, Ваше величество, спокойны, но на работу не выходят. Бастуют. Руководит ими священник Гапон. Думаю, что всё обойдётся, – вновь вытер лоб. – Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона.

«Твоё-раствоё превосходительство, – осудил в душе министра Рубанов, – это тебе не пухлые фолианты сочинять о необходимости реформ. Здесь практические дела начались. Были бы Сипягин или Плеве, они бы все проблемы с попом и рабочими мигом уладили…»

Пока супруг принимал министра, Александра, уложив дочерей и сына,

самозабвенно молилась в маленькой домашней церкви, дверь которой выходила в общую спальную комнату царственной четы.

Огоньки висячих лампад навевали мистический настрой, и ей казалось, что Бог где-то здесь, рядом, и не оставит Своей Благодатью. Ведь это Он позавчера спас мужа, дочерей и её от смерти…

Помолившись и вытерев повлажневшие глаза, она прошла в спальню и, перекрестившись, легла на широкую кровать, приготовившись ожидать мужа сколько потребуется, хоть до утра.

Ей не нравился Святополк-Мирский, хотя бы за то, что ему благоволила Мария Фёдоровна.

– Что случилось? – стараясь скрыть нервный трепет, спросила, когда супруг, мягко ступая по толстому ковру с розово-лиловым ворсом, направился к ложу.

Но Александру выдал чуть дрогнувший голос, и он почувствовал её волнение и, почему-то, стал счастлив от этого.

– Всё в порядке, Аликс. Всё в порядке, – лёг рядом с ней. – Великий князь Сергей меня беспокоит. Уговорил подписать с первого января прошение об отставке с поста генерал-губернатора… Но, слава Богу, дал согласие остаться главнокомандующим войсками Московского военного округа. А Мирский сказал, что в столице спокойная обстановка и повода для тревоги нет. Так, маленькие негативные нюансы, – зевнул Николай, подумав, что завтра с утра следует поохотиться в парке на ворон, чтоб успокоиться от этих нюансов…

Поздним субботним вечером, со стороны заметённого снегом Марсова поля, у главных ворот казарм лейб-гвардии Павловского полка, что выходят на Константиновскую площадку, остановились битком набитые сани.

Покряхтев, из них вылезли два солдата и расплатились с извозчиком.

– Никита, надбавь сверху пятачок извозцу. Хорошо довёз нас с Николаевского вокзала, подошёл один из приезжих к пляшущему от холода часовому в тулупе и тёплых рукавицах.

– Стой! Стрелять зачну! – на всякий случай произнёс тот, и закрутил закутанной в башлык головой, припоминая, где оставил оружие.

Довольный жизнью извозчик слез с облучка и помог дотащить один из трёх мешков к воротам, опрокинув приткнутую к ним винтовку.

– Вон винторез твой в сугроб укатился… Во народ пошёл. Баба ухват у печи не уронит, а у этого на посту винтовки летают, – миролюбиво заворчал Сидоров. – Спасибо, брат, – поблагодарил извозчика.

– Снегу-то. Будто в нашем цейхгаузе нафталин рассыпали, – подошёл к часовому Козлов. – Живут же люди, – позавидовал он. – Мало того – в валенках, так ещё и кеньги на них нацепил.

– А я и думаю, чего это он как конь копытами топает? Оказывается, деревянные калоши на валенки напялил, – заржал Сидоров, помахав отъезжающему извозчику.

– Хто такие будете? – строго поинтересовался часовой, поднимая винтовку.

– А ты вытащи глаза из башлыка и погляди, – сунул под синий солдатский нос свой погон Сидоров.

– С тобой, нижний чин Сухозад, господин страшный.., тьфу, старший унтер-офицер Сидоров разговаривает, и младший унтер-офицер Козлов, – солидно обошёл дневального Никита.

– Братцы-ы! Да неужто вы? – вновь прислонив оружие к воротам, полез обниматься часовой. – А я слышу – знакомый голос, а не пойму, от кого исходит. Нашивок-то нахватали-и, – любуясь однополчанами и отступив от них на шаг, по-бабьи всплеснул руками в рукавицах. – Думали, уж живыми и не увидим вас, – высморкался в башлык.

– Ты Панфёр, за мешком пригляди, пока мы эти два в казарму снесём, – развязав верёвочку и пошарив внутри, выудил пирог в добрую ладонь Козлов.

– Да посторожу, не сумлевайтесь, – обрадовался гостинцу часовой. – А то великий князь Константин так и шастает туды-сюды возле ворот…