Видимо, уже нет, - с долей покорного смирения ответил Холмс.

Тогда мне нужен другой бокал, - сделал Грег шаг вперед. - И еще - твое имя.

Самым несчастным днем своей жизни Майкрофт бы назвал не тот ужасающий четверг, когда Грег ушел в последний раз, а какой-то другой - безликий - день, когда Холмс понял, что любовник больше не вернется. Тогда молоденькая Антея, будучи еще простым секретарем, а не полноправным личным ассистентом с целым рядом самостоятельных полномочий, вместе с утренней почтой и распечаткой важнейших мировых новостей принесла заметку об одном валлийском клубе из Второй, кажется, Футбольной лиги. На заглавном фото владелец клуба пожимал руку загорелому, стройному и улыбчивому новому тренеру, который, давая интервью местному журналисту, сообщил, что Лондон утомил его своим безумным ритмом жизни, лицемерием и равнодушием. “Я бы хотел как можно больше времени проработать вдали от Лондона”, - подчеркнул тренер Лестрейд в интервью.

Майкрофту удалось отменить все запланированные на тот день встречи. Вечер застал его в том же кабинете, бесславно напившегося и глотающего слезы.

На следующее утро он был безукоризненно выбрит, отглажен и с утроенной энергией принялся спасать страну. Антея больше никогда не приносила новостей про тренера Лестрейда.

Четыре года Майкрофту удавалось делать вид, что он все забыл, хотя почти каждую ночь ему снилась горячая кожа под его длинными пальцами, мозолистые сильные руки, обхватывающие член ровно так, как следует, твердые, покрытые золотистыми волосками бедра, доверчиво раздвигающиеся под ласками губ и языка.

Но потом Грега пригласили работать в Премьер-лигу, и притворяться, будто его не существует, стало гораздо проблематичнее. Зайдя однажды к брату без предупреждения, Майкрофт застал Шерлока за просмотром традиционного предматчевого интервью тренера команды-соперника. Тогда Шерлок еще регулярно выходил в основном составе и относился к изучению планов противника достаточно серьезно.

Узнав Майкрофта по звуку шагов, Шерлок не стал оборачиваться:

Этот Лестрейд даже не очень похож на идиота. Игроки у него не ахти, но расставил он их грамотно.

На экране ноутбука по-прежнему загорелый, белозубый, но чуть поседевший Грег что-то уверенно отвечал журналистам, оживленно жестикулируя, и Майкрофт вдруг покачнулся, увидев на левой руке блестящее обручальное кольцо. Без сил опустившись на ближайший стул, Холмс-старший буквально слышал, как с грохотом рушатся выстроенные за четыре года стены вокруг его истекающего яростной любовью сердца.

Плотину прорвало: с того вечера Майкрофт Холмс ни на мгновение не выпускал из зоны пристального внимания жизнь своего бывшего любовника. День, когда в спортивных СМИ появилась скромная заметка о разводе мистера и миссис Лестрейд, Холмс отметил бутылкой дорогого шампанского, уговорив Антею присоединиться к нему. Он не сказал ей, что именно они празднуют, но знал, что она умная девочка.

Именно она в конце концов предложила обратиться к Лестрейду с проблемой Шерлока. Антея делала акцент на трудностях молодого Холмса, описывая гнетущую атмосферу, в которой погибает талант младшего брата. Майкрофт уступил ее мягкому, деликатному напору, не ожидая, что Грег согласится. Когда Антея подтвердила обед в “Диогене”, руки Холмса ходили ходуном от вспыхнувшей лихорадочной надежды, которая разбилась вдребезги, стоило Грегу озвучить встречные требования.

Но увидев Грега так близко, ощутив его запах, услышав ставший чуть более низким и хриплым голос, Майкрофт поклялся себе, что сделает все возможное, чтобы вернуть любимого человека в свою жизнь.

Поэтому в субботу утром Холмс-старший планировал выехать в Ливерпуль, несмотря на недавнее предупреждение Грега, и присутствовать лично на игре с “Вест Бромвичем”.

Антея, узнав об этом, подарила ему новый галстук.

Без комментариев.

Если бы Джеймса Мориарти спросили, почему ему так хочется поиметь “Ливерпуль”, он бы послал говорившего к черту или, если бы был в благостном расположении духа, ответил бы, что болел за команду с детства.

Имени настоящей причины Джим не назвал бы никому и никогда, потому что признаваться в безответной щенячьей любви к самому Роберту Бернарду Фаулеру* было, по меркам Мориарти, очень унизительно. Любовь вообще была унизительна, считал Джим. Власть - вот что возвышает тебя над миром.

Семья Мориарти всегда жила в Ливерпуле, но футболом юный Джеймс не интересовался вовсе, пока в четырнадцать лет не попал с отцом на какую-то закрытую вечеринку для бизнесменов и местных знаменитостей. Робби Фаулер, которому только исполнился двадцать один год, был восходящей звездой. Он и несколько его друзей из команды, которых журналисты метко окрестили “Спайс Бойз”, были известными завсегдатаями вечеринок, модных показов и ночных клубов.

Уже невероятно циничный, но все еще впечатлительный Джеймс, пытаясь небрежно держать толстостенный стакан с виски (который по вкусу казался подростку чем-то средним между ядом и мочой дракона), шарахался по второму этажу дома хозяев, когда вдруг из-за угла на него выскочил парень. Из-за столкновения с высоким, крепким, устойчивым телом, стройный и легкий Джеймс упал прямо на задницу, расплескав ненавистный виски по ковру.

Смотри, куда прешь! - рявкнул он, густо покраснев.

Парень рассмеялся и протянул Джиму большую грубую ладонь:

Не злись, волчонок, я случайно. Вставай.

Джеймсу не хотелось принимать помощь, но при падении он больно ударился копчиком, и самая капелька подмоги была бы нелишней. Неохотно он вложил хрупкие пальчики в предложенную руку и практически взлетел, когда парень потянул его на себя.

Оказавшись на ногах почти вплотную к собеседнику, Джим почувствовал, что тот внимательно и чуть насмешливо разглядывает его.

Ты из какой стаи, волчонок? - спросил, не переставая улыбаться, парень. - Я тебя раньше не встречал.

Джеймс нашел в себе силы отодвинуться от нового знакомца, снова покраснев и преувеличенно тщательно отряхивая брюки:

Я Джеймс Мориарти. Мой отец - ты должен знать - Себастьян Мориарти, у него строительный бизнес.

Парень рассмеялся снова:

Прости, я не знаю. Ну, а я Робби.

Джеймс слегка скривился:

Робби? Просто Робби?

Парень на секунду растерялся:

Робби Фаулер, вообще-то, но я думал, что ты меня узнал.

Мориарти нахмурился:

Чем занимается твоя семья?

Волчонок, я не из этой вашей бизнес-банды. Я играю за “Ливерпуль”!

А, футбол, - небрежно бросил Джеймс. - Бездумная потеря времени ради потехи тысяч безголовых болельщиков. И прекрати звать меня волчонком, будь любезен.

Фаулер грустно улыбнулся:

Ну как же тебя еще звать, если ты маленький злой волчонок? Неужели ты не любишь футбол? Впервые встречаю такого ребенка.

Мориарти набычился:

Я не ребенок! Футбол - это грязь, пот, скука и потакание первобытным инстинктам.

Глаза Робби так красноречиво округлялись на протяжении этого предложения, что Джим почти робко добавил:

Мне так отец сказал.

Робби немножко подумал:

Ты был когда-нибудь на матче?

С чего бы мне?

Понятно, - протянул Фаулер и полез во внутренний карман пиджака. - В честь нашего знакомства и в знак извинения за то, что я коварно уронил тебя, я хочу вручить тебе этот пригласительный билет на матч “Ливерпуль” - “Арсенал”, который состоится в ближайшую субботу на стадионе “Энфилд”. Пожалуйста, волчонок, приходи. Один раз посмотришь и все, я от тебя сразу отстану.

Или глаза Фаулера были слишком грустные, или голос очень мягкий, или те полтора глотка виски, которые Джим все-таки сделал, были лишними, но рука сама потянулась и забрала глянцевую бумажку.

Ладно, - слегка насупившись, ответил Джеймс. - Посмотрю на этот твой футбол.

Примерно шесть игр спустя юный Мориарти признался себе, что футбол довольно захватывающий вид спорта, особенно когда Робби бегает по полю. Отец нового увлечения не одобрял, но слишком и не препятствовал, потому что одновременно сын начал проявлять больше внимания к изучению тонкостей семейного бизнеса. В систему обучения были встроены и вечеринки с коллегами по цеху, которые Джеймс не любил, но с усердием посещал. Однако терпение его не было вознаграждено - Фаулера он больше не встретил.