Млада откинулась на подушку, неосознанно прижимая к груди раненую кисть.

– Почему ты не позволила выйти на поединок за тебя? Всё обернулось бы по-другому. Ждан… Он слабее меня.

– Я поступила так, как считала нужным.

Медведь помолчал. Он подошёл, присел на корточки рядом с лавкой и осторожно коснулся расслабленной руки Млады. Она отдёрнула ладонь и села. Медведь неспешно опустился рядом.

– Зря я влез, получается, – вздохнул он. – Не влез бы, не пришлось бы заменять поединок испытанием.

– Перестань, - Млада поморщилась, подумывая, как бы его спровадить. Когда он придвигался так близко, ей становилось не по себе. – Всё случилось так, как, наверное, должно было случиться. Может, я заслужила… Кто тебе вообще разрешил сюда прийти? Хальвдан ведь запретил.

– Воевода много чего говорит. Не все же слушать, – скривился Медведь. – Сам он не стал за тебя заступаться, хорёк северный. Ко мне вчера вечером подошёл. Рассказал, что сегодня поединок будет и что мне нужно выйти вместо тебя. Я и так сам вызвался бы. А тут подумал, что, раз уж воевода просит, значит, верное дело. Что ты помощи ждёшь. А оно вон как вышло.

– Хватит, – Млада на мгновение прикрыла глаза. – Если не хочешь, чтобы я вышвырнула тебя отсюда, просто помолчи.

Медведь улыбнулся.

– Ты, чтоб меня вышвырнуть, поела бы сначала. Хочешь, отроку какому скажу, чтобы принёс?

Млада покачала головой, снова укладываясь и недвусмысленно сталкивая кметя ногами с лавки.

– Если и правда хочешь помочь, попроси у Лерха сонного отвара. По-другому я сегодня не усну.

 ***

Как бы это было ни удивительно, а обращать внимание на обожжённую ладонь Млада перестала уже на следующий день. Та нисколько не мешала разминаться во дворе, куда милостиво разрешили выходить воеводы, браться за меч или ручку двери. И боль отступила так внезапно, что Млада не сразу это заметила. Просто в какой-то миг, переодеваясь перед сном, поняла, что, если бы не повязка, то можно было бы, верно, сжимать пальцы, как обычно.

Ей не хотелось думать, что Лерх добавил ей в сонный отвар что-то, что глушило бы жжение. Она даже сходила к нему, чтобы выпытать все его ухищрения, но лекарь только непонимающе хлопал глазами, а потом и вовсе выгнал Младу со словами: «Да что ты себе позволяешь?!»

Она Лерху поверила не до конца, а потому снадобье пить перестала. Да оно теперь и не требовалось. Но, вопреки ожиданиям, на второй день боль не вернулась. И на третий – тоже. Только жутко чесалось под повязкой, но Млада терпела – мало ли что.

Как пришёл срок, её снова вызвали в чертог. Будто бы повторился тот день, когда она услышала дикие обвинения в предательстве и сговоре с вельдами. Даже свет солнечного, пусть и слегка морозного, дня так же падал в вытянутые резные окна. Всё так же сидел, откинувшись на высокую спинку, Кирилл. И воеводы недвижимыми изваяниями застыли позади него. Ратибор, мрачный пуще прежнего, стоял перед правителем. А Ждан, растерявший весь недавний пыл, топтался в стороне. Отличие было только в том, что дружков сына старосты было не видать, а вместо них в чертог пришёл Лерх, готовый проверять ожоги.

Сначала лекарь срезал бирку и размотал повязку на ладони Ждана. Тот морщился и косился на Младу. На его лице вовсе не было уверенности в том, что теперь всё повернётся так, как ему нужно. Ратибор обеспокоенно заглянул через плечо сына и вздохнул. Знать, ожог выглядел не так хорошо, как хотелось бы. Лерх сосредоточенно присмотрелся, покивал своим мыслям и повернулся к Младе.

Она протянула руку. Тёплыми пальцами лекарь сноровисто распустили её перевязь и тут же выплюнул витиеватое ариванское слово. Судя по всему, ругательство, которого даже Млада, неплохо говорящая на южном наречии, не поняла и слёту запомнить не смогла. Она только опустила взгляд и ошалело усмехнулась, не веря, что это происходит именно с ней.

Ладонь была совершенно гладкой, если не считать едва заметных бугорков, напоминающих о недавнем ожоге. Лерх зачем-то осмотрел и другую её кисть – даже рот приоткрыл от изумления.

– Зажил, – тихо проговорил он и повернулся к Кириллу и воеводам. – Клянусь единственным глазом Хамна, зрящим сквозь горы и степи, никогда такого не встречал.

– Совсем из ума выжил? Как за три дня ожог может совсем зажить? – князь недоверчиво нахмурился, встал и сам подошёл, чтобы убедиться.

Он взял Младу за руку – и тут же стены чертога будто бы обрушились. Только без треска, без угрожающе ползущих между камней трещин, без пыли, лезущей в горло и нос. Их просто не стало. Словно просторный зал расширился настолько, что потерялись в расплывчатой дали его границы. Младу затопило мягким приглушённым светом. Он был почти осязаем, точно по коже скользило шёлковое покрывало. Или чья-то ласковая рука касалась волос. Серые, словно гранит, глаза Кирилла приблизились, сощурились обеспокоенно. Губы шевельнулись, но слов Млада не расслышала, как будто уши залепило воском. Она вздрогнула, когда за спиной князя, в курящемся тумане, мазнул кровью тёмно-красный плащ. И тут же по душе хлестнуло когтями. Млада вытянула шею, чтобы заглянуть за плечо правителя, но чертог снова схлопнулся, принимая прежний вид.

Князь ещё один миг стоял перед ней, отпустив её ладонь, а затем просто вернулся в своё кресло. Неужели увидел то же, что и она?

– Да она ведьма, – отчётливо проговорил Ждан, тараща глаза. – Не могло всё зажить так, чтобы и следов не осталось! Не могло!

– Помолчи, – раздражённо бросил Кирилл. – Чтобы я и слова больше от тебя не слышал, паршивец! Мне достаточно того, что я вижу. Или ты станешь спорить с обычаем, который древнее всего твоего племени?

Ждан потупился и за последней поддержкой обратил взгляд к отцу. Ратибор же замер, сведя брови. Он был похож сейчас чёрную грозовую тучу, и можно было догадаться, что весь его гнев выплеснется на сына по возвращении домой. Мало того, что тот заставил его врать перед владыкой, так ещё и огрызается.

Староста, глянув на Ждана, стиснул кулак, но нашёл в себе силы почтительно поклониться князю.

– Мы отправимся в Беглицу сегодня же. Только выслушаем, какое наказание ты назначишь моему сыну за бесчестное враньё.

– Ждан обвинял моего дружинника в тяжёлых преступлениях, подтвердись которые, я бы не пожалел Младу, – снова спокойно проговорил князь, но заметно было, что его мысли уже занимает что-то другое. – К тому же он хотел убить пленника, который оказался нам очень полезным и рассказал многое о вельдах. Потому за клевету, которая могла обернуться скверно, я назначаю ему виру в полтора десятка кун[2] золотом. За попытку убийства – ещё десять. А уж по спине ты сам можешь его отходить, если на то охота будет. Уплатить виру он должен не позже, чем через луну с сегодняшнего дня.

Ратибор налился злой краснотой. Ещё бы. Такие огромные деньги не вдруг сыщешь. По всем родичам, небось, собирать придётся. Младе даже стало жаль старосту – уж он-то не был ни в чём виноват. Просто верил в то, что его сын говорит правду. Но что поделать, за проступки одного должен расплачиваться весь род – тут уж ничего не попишешь.

Откланявшись, староста с отпрыском покинул чертог. Отослал князь и Лерха. Воеводы, которые до того в разговор не вмешивались, зашевелились. Бажан громко вздохнул и, поглядывая на Младу, обратился к правителю:

– Прикажешь идти, Кирилл?

Тот, уже крепко призадумавшись, едва не вздрогнул и закивал:

– Да, можете идти. И ты, Млада, тоже.

Бажан и хитро ухмыляющийся чему-то Хальвдан обошли его кресло и направились прочь. Млада уже пристроилась было за ними, но потом вспомнила, что хотела сделать в первую очередь, если ей удастся выйти из испытания с честью. Она приостановилась и обернулась к князю:

– Прикажи воеводе вернуть мой меч, княже. Надо думать, что теперь я оправдалась перед тобой?

Кирилл долго и вдумчиво посмотрел ей в глаза. Будто искал в них объяснение тому, что произошло в чертоге недавно, когда их руки соприкоснулись. Но в следующий миг спохватился.