Даже в этот момент я ненавидела себя. За моей спиной был преступник, трахающий меня и сжимающий рукой горло. Это было сумасшествием. Этого не должно было быть. Это все грязь, и я никогда не хотела быть частью этого. Но оргазм снова приблизился, и все, чего я хотела, — это собственное удовольствие в руках этого непостоянного человека, чьи стоны возбуждали меня, как ничто другое до этого.

Я зажмурилась и закричала, кусая его за палец и заставляя стонать вместе со мной, когда волна блаженства взорвалась во мне. Смутно помню привкус меди на своем языке, когда кусала его.

Это был рай и ад, все во мне наслаждалось этими секундами, желая только, чтобы это длилось вечно, потому что знала, что ждет меня потом по другую сторону.

Борден сильнее толкался в меня, указательный палец присоединился к остальным вокруг моего горла. Спустя несколько мгновений он замер, посылая проклятия в воздух перед тем, как кончить. Я почувствовала, как его член дернулся во мне, лицо опустилось на мой затылок, когда его накрыла собственная волна.

— Блядь, — выругался он, его тело тряслось надо мной. — Блядь.

Я ощутила еще несколько рывков его члена, прежде чем он вышел из меня и рухнул рядом. Наконец, обретя способность двигаться, я повернулась на бок лицом к нему, наблюдая за его вздымавшейся вверх-вниз грудью. Его тело было покрыто потом, влажные пряди волос упали на лоб. Он выглядел полностью заебанным.

Я заставила себя не думать. Мне удавалось это приблизительно минуту, пока звуки нашего дыхания не утихли, и в комнате не осталось ничего, кроме тишины. Это было невыносимо неловко, и я вновь погрузилась в свои мысли.

Какого хрена я только что натворила? Теперь, когда мое возбуждение было мертво, как прошлые жертвы Бордена, я почувствовала себя уставшей и грязной. Это была не я! Это никогда не могла быть я! Я никогда не хотела его таким образом.

Или хотела?

Конечно, хотела.

Сколько раз в глубине души я задавалась вопросом: как это будет? Сколько раз я фантазировала о его руках, блуждающих по моему телу, как он трахал меня, подчиняя себе, потому что знала, что он доминирующий уебок?

О, Боже.

Он посмотрел на меня. В его глазах все еще была похоть. Я вздрогнула, когда он наклонился ко мне, и его рука опустилась на мое лицо. Заметив мою реакцию, он замер и нахмурился.

— Эй, — прошептал он успокаивающе, — я не сделаю тебе больно, детка.

Я не ответила, но мое тело задрожало. Я чувствовала себя такой разбитой. Его пальцы погладили меня по щеке.

— У тебя кровь на лице.

Мое дыхание выровнялось.

— Твоя?

— Да, — он поднял палец, и я разглядела на нем следы крови.

Я тоже села и коснулась своего лица. Почувствовав влажный след его крови на себе, испуганно вздрогнула. Какой черт меня дернул причинять ему такую боль? И все время до этого?

О, Боже.

Я гребаный садист, да?

О, Боже мой.

— Эмма?

Я напряглась, не в силах сдерживаться дольше.

— Пожалуйста, уходи, — тихо сказала я, страх сквозил в моем голосе.

Я почувствовала рядом его движения. Он сел и посмотрел на меня, но я не могла ответить ему взглядом. Не знаю, может, я переступила черту, попросив его уйти. Поэтому, затаив дыхание, просто ждала, как он отреагирует.

К моему облегчению, он сполз с кровати и встал. Мне не хотелось наблюдать, как это огромное человеческое тело одевалось. Я отвернулась и уткнулась в подушку. Было слышно, как он оделся и застегнул молнию на брюках.

— Если кто-нибудь спросит, — сказал его холодный голос позади меня, — я был здесь всю ночь.

Он тяжелым шагом покинул комнату, и мгновение спустя я услышала, как хлопнула входная дверь.

Я сбросила каблуки, выскочила из постели и помчалась в ванную, прижимая ладонь к ноющей промежности. Сидя на унитазе, стерла небольшую каплю крови, вытекшую из меня. Все тело содрогалось от неприкрытой боли, и я заплакала, закрыв лицо руками, со стыдом глядя вниз на свое голое, больное, окровавленное тело.

Я стала одной из тех девок — тех гребаных девок, которые по тупости вляпываются в дерьмо, а ты закатываешь глядя на них, глаза и думаешь: «Ты заслужила это, глупая сучка». Как я могла позволить своему телу выйти из-под контроля? Почему я чувствовала себя так, будто за оргазм бросила свое достоинство под ноги человеку, с которым поклялась никогда не сближаться?

Идиотка. Такая долбаная идиотка.

Теперь посмотрите на меня. Истекаю кровью благодаря отдолбившему меня члену, принадлежащему мужчине, который, мне ненавистно это признавать, потряс мое тело, как секс-бог.

Борден

Кровь на ее щеке. Дерьмо, это словно плевок в лицо из ее прошлого, из того переулка девять лет назад, только в более взрослой и горячей версии.

Борден бездумно ехал вниз по дороге прочь от ее дома. Его не волновало, насколько быстро он двигался. Ему просто нужно было убраться отсюда. В голове царил полный хаос. И больше всего его бесило непривычное, возникшее на секунду, ощущение от того, что он кончил в нее…

Это было чувство вины. Он обращался с ней как со шлюхой. Оттрахал до потери сознания, не проявив дерьмовой заботы о ней. Она не была готова к этому. Откровенно говоря, он тоже. Впервые за все время он потерял контроль и трахал ее так, как всегда мечтал.

Он переступил границу. Назад пути нет, и сделанных ошибок не исправить. Но лицо Кейт преследовало его, и он закончил тем, что свернул с дороги на обочину. Обеими руками он потер лицо и попытался отогнать от себя это ноющее отвратительное чувство вины.

На хуй это чувство. Он не сделал ничего плохого! Он убеждал себя в этом снова и снова. Она хотела этого. Она умоляла его. Черт, она тоже кончила. Это не выглядело, как брать, брать, брать.

Неизвестно, как долго он сидел здесь с этим сучьим ощущением гнили внутри. Если бы Кейт была жива, что бы она ему сказала? Она бы оторвала ему яйца, а затем спросила бы: гордится ли он тем, кем он стал?

Нет, не гордился. Он ненавидел свое прошлое, но так или иначе, оно было частью его, переплетясь с нынешней жизнью и не желая просто так уходить, чтобы он мог двигаться вперед. Но с тех пор, как он встретил эту петарду, вся его жизнь стала казаться более менее сносной. Это было словно… словно она снова обрела цель. И, возможно, он был трусом и боялся признавать, что нуждался в том, чтобы давно вернуться сюда. Когда это было оторвано от него, он жил в своем бесчувственном склепе и делал то, что умел лучше всего: контролировал. Вокруг не было ничего, что было бы ему неподвластно, и ощущение этого со временем потеряло остроту.

Борден решил, что зашел слишком далеко. Был слишком груб с ней. Слишком жесток для нее. Было бы лучше для нее, если бы ее обработал тот сопляк в узких джинсах...

Он остановился от одной мысли об этом. Его слишком сильно это бесило. Она была его. С того самого момента, как открыла на него свой рот там, в закусочной, она отреклась от себя для него.

Нет.

На самом деле, нет.

С того момента, как вырвала у него нож в том переулке, она подписала себя. Это был всего лишь вопрос времени. Она вернулась в его жизнь, когда судьба решила, что пора.

Никогда Борден не чувствовал себя так хорошо, таким живым, до того момента, как привел ее в свой офис. И хотя он сожалел, что так обращался с ней, она все равно ощущалась фантастически.

Так фантастически, что можно было попасть в зависимость.

И Борден стал наркоманом.

Он жаждал ее каждой своей косточкой.

И это было больнее всего. Потому что в глубине души знал — он не может быть с ней. Он завел ее слишком далеко.

Он не может потерять еще одного близкого человека.

Глава 20

Эмма

Я села за свой стол и тупо уставилась в цифры на лежащем передо мной листе, будто они были написаны на санскрите. Не могла сосредоточиться. Тело было напряжено. Ожидание убивало меня.