Другая примечательная черта целаканта: он был распространен по всему миру и все-таки отдельные представители этого рода мало чем отличались друг от друга, даже те, которых разделяли большие расстояния. Так, окаменелости показывают, что был период, когда в Гренландии и на Мадагаскаре одновременно обитали схожие между собой целаканты; возникает вопрос: не один ли это вид. Для огромной эпохи в 250 миллионов лет известно всего двадцать пять различных видов, из них десять в триасе, на который приходится максимум видов из общего числа целакантов. Затем их как будто стало меньше, но надо сказать, мы мало что знаем о тех видах, которые обитали в море, так как окаменелости морских животных очень редки.
Итак, на протяжении огромного периода целаканты почти не различались в строении. Судя по их зубам, они перепробовали всякую пищу. Большинство из них были обычными хищниками, охотившимися на других рыб, но некоторые явно питались преимущественно моллюсками. Мощные коренные зубы и костные пластины во рту были скорее приспособлены для измельчения пищи, чем для укуса жертвы. Большинство известных по окаменелостям целакантов были невелики — от 12 до 50 сантиметров в длину. Легко понять, что окаменелости знакомят нас с формами, которые обитали там, где вообще легче образовывались окаменелости, то есть преимущественно в болотах. Как правило, такие водоемы неглубоки и там преобладают небольшие рыбы. Среди известных нам целакантов болотные по количеству стоят на первом месте. Но это далеко не значит, что все древние целаканты были такими же мелкими. Сравнительно недавно в Германии нашли ископаемые остатки почти полутораметрового целаканта. Так что очевидно, наши палеонтологические материалы, несмотря на их обилие, далеко не полны.
Итак, вы познакомились с целакантом. Эта примечательная группа возникла более 300 миллионов лет назад и продолжает существовать почти без изменений до сего дня. За этот огромный период появлялись, расцветали и исчезали бесчисленные виды' рыб. Многие из них, возможно, были лучше приспособлены к жизни, чем наш старина целакант, и однако же он пережил всех! Он и сейчас неторопливо бродит в своем царстве, его потребности немногочисленны и скромны, и похоже, что он будет по- прежнему жить, когда исчезнут и забудутся многие «активные современные типы», о которых говорят, что якобы они загнали целаканта в глубины. Он напоминает одинокого крепкого старика, который не просит ничьей милости. Старина цел акант… Вырожденец? Ну нет!
Глава 3 Золушка
Наука ныне довольно прочно вошла в жизнь Южной Африки, и южноафриканские ученые играют все большую роль; многие завоевали в своей области всемирную известность. Но мало кто знает, что эти успехи достигнуты сравнительно недавно, в основном за годы жизни последнего поколения.
Еще совсем недавно чуть ли не всю научную работу в стране выполняли «гастролеры», а также «импортированные» специалисты. Многие из них оказывались в Южной Африке в полном одиночестве, без коллег. Понятно, что они старались поддерживать связь с родиной и теми научными учреждениями, в которых работали раньше.
Тогда в ЮАС научные учреждения были только в крупнейших городах. Немногочисленные и скромные местные коллекции исторических реликвий и «любопытных вещиц» вряд ли можно было называть музеями. Если открывали что-нибудь из ряда вон выходящее (а это случалось нередко), находку обычно отправляли для исследования в Европу.
Тогда многие считали, что работа, которая ведется в южноафриканских научных учреждениях, в том числе музеях, никак не может сравниться с исследованиями в европейских научных центрах. Местные музеи накапливали краеведческий материал, но существовало общее мнение, даже порядок, согласно которому ценные находки следовало не оставлять в малозначительных местных коллекциях, а отправлять в пользующиеся авторитетом заморские учреждения, вроде Британского музея. Кое-где в Южной Африке и по сей день есть сторонники такого воззрения.
Из-за таких взглядов (во всяком случае отчасти) Ист — Лондонский музей возник поздно и поначалу рос очень медленно. В декабре 1938 года этот музей, один из самых молодых в стране, был мало кому известен. Ему приходилось буквально бороться за свое существование, так как он располагал лишь скромными правительственными ассигнованиями и удручающе маленькой финансовой поддержкой со стороны муниципалитета, который не считал свой музей сколько-либо важным или ценным учреждением. Всего в год поступало менее 700 фунтов: на жалованье, оборудование, помещение, пополнение коллекций— одним словом, на все. Просто невероятно, как музей ухитрялся существовать в таких условиях, тем более что он открылся без каких-либо частных пожертвований и располагал очень скромным оборудованием. Как и большинство подобных учреждений в Южной Африке, сначала он возглавлялся часто сменявшимися добровольными «почетными хранителями», но затем появился первый штатный заведующий — мисс М. Кортенэ-Латимер.
Иные считали странным избрание на такой пост молодой женщины, но совершенно очевидно, что ответственные за этот выбор люди судили мудро и здраво. Мисс Латимер показала себя знающим и деятельным человеком; она энергично вступила в борьбу с трудностями, которые мешали осуществлению ее идей и планов по развитию музея. Сложно было не только добывать при очень скромных средствах все необходимое для — музея, но и убеждать почетное правление, особенно председателя, что музей может стать одним из самых известных в стране. (В действительности он стал известен даже во всем мире.)
С самого начала мисс Латимер очень разумно сосредоточила свои силы на создании экспозиций, рассказывающих о жизни окружающей местности. Она стремилась к поставленной цели с присущей ей анергией и энтузиазмом. Видя, что главный спорт и увлечение местных жителей — рыбная ловля, она заручилась поддержкой рыбопромысловых компаний. Ист-лондонское отделение компании «Ирвин и Джонсон» предоставило музею немало ценных образцов морской фауны. Молодая заведующая знакомилась с капитанами траулеров и сумела заразить их своим энтузиазмом. Рыбаки отбирали из улова незнакомых рыб и доставляли в порт. Стало обычным сохранять «сорную» рыбу, чтобы мисс Латимер могла в ней порыться; так она нашла немало сокровищ.
Поэтому не было ничего необычного, когда утром 22 декабря 1938 года мисс Латимер позвонили из компании «Ирвин и Джонсон» и сообщили, что один из траулеров доставил ей рыбу на исследование. Она вызвала такси и вместе с Иноком, служащим музея, поехала на причал.
Капитан уже сошел на берег, но один из матросов показал ей груду рыбы на палубе, преимущественно акул. Акулы были самые обыкновенные, но тут мисс Латимер заметила под ними большую синюю рыбу с мощной чешуей. Странные плавники и окраска заинтересовали ее; она попросила вытащить незнакомку из кучи. Удивительно… Ничего похожего мисс Латимер не видела до сих пор. Некоторое время она озадаченно разглядывала необыкновенную рыбу, изучала пасть, плавники. Спросила старика тралмейстера, приходилось ли ему раньше встречать что-нибудь подобное. Он ответил, что за тридцать лет работы ему ни разу не попадалась такая рыба, и обратил ее внимание на плавники, напоминающие руки человека, и на сходство рыбы с большой ящерицей.
Мисс Латимер показалось, что у рыбы есть что-то общее с двоякодышащими; во всяком случае, было ясно, что это нечто редкое, бесспорно заслуживающее сохранения. Тралмейстер сказал, что рыба была нежного голубого цвета, когда ее извлекли из воды, но вела себя очень агрессивно, злобно щелкала челюстями. Рыбаки сразу обратили внимание на ее необычный вид — никто из них в жизни не видал такой рыбы — и позвали капитана Госена. Он притронулся к рыбе, вдруг она изогнулась и чуть не схватила его за руку устрашающей зубастой пастью. Капитан велел сберечь ее для мисс Латимер; он как раз решил идти обратно в порт.
Рыба была очень тяжелая, длиной около полутора метров. Мисс Латимер попросила ее взвесить: 57,5 килограмма. День был жаркий, и рыба сильно пахла. Всякая рыба пахнет в жаркий день, но у целаканта был свой, особый запах, который нам предстояло узнать очень хорошо…
