— Товарищ генерал, я не готов ответить на ваш вопрос.
Начальник политотдела, приподняв голову, строго посмотрел на него и, чеканя каждое слово, резко произнес:
— Товарищ подполковник, вы коммунист, а коммунист всегда должен быть готов ответить "да”, если этого требует партия.
— Товарищ полковник, но сейчас не партийное собрание.
Начальник политотдела некоторое время молча смотрел на него. Было видно, что он не ожидал такого ответа.
— Товарищ подполковник, если я, начальник политотдела, сказал, считайте, что это сказала партия и что это ваш долг. Колония в разваленном состоянии, заключенные во все инстанции пишут жалобу за жалобой. Работая в управлении УВД, вы зарекомендовали себя с положительной стороны. Офицер вы выдержанный, морально устойчивый, а в женской колонии именно такой начальник и нужен. За последние пять лет в этой колонии мы сняли с должности уже троих начальников. Я думаю, с вами этого не случится. Поработайте с годик, мы вас обратно возьмем, да с повышением. Правда, с условием, что за это время вы сами в этом гареме не превратитесь в "султана".
В зале раздался смех.
— Юрий Иванович, вы согласны? — спросил генерал.
— Если это приказ, товарищ генерал, то согласен.
— Вот и отлично, считайте, что это приказ, — за генерала быстро ответил начальник политотдела.
Сазонов, ошеломленный, продолжал стоять.
— Садись, — прошептал Чернов.
Когда он сел, Чернов протянул ему руку и, тихо посмеиваясь, произнес:
— Поздравляю. Не забудь для меня в своем гареме подобрать красивую наложницу. Я к тебе обязательно загляну.
— Отстань, — отмахнулся от него Сазонов.
После совещания многие начальники колоний подходили к нему и, дружески пожимая руку, сочувственно успокаивали. В стороне от него стоял Артамонов и терпеливо ждал, когда он останется один. Сазонов, заметив его, сам подошел.
— Не завидую вам, — простодушно произнес Артамонов. — Не колония, а пороховая бочка. Когда будете принимать?
— Не знаю, — пожав плечами, ответил Сазонов.
— Я поеду к себе готовить документы к сдаче. Когда приедете, обо всем поговорим.
Артамонов, пожав ему руку, направился к выходу. Сазонов, немного постояв, последовал его примеру. У себя в кабинете он не выдержал и дал волю чувствам, понося начальника политотдела на чем свет стоит. Недолго думая, он даже позвонил ему, но разговор не состоялся. Начальник политотдела резко отчитал его за малодушие.
Сазонов направился к генералу. Еще на совещании он понял, что это дело рук начальника политотдела. Генерал был в дружеских отношениях с его отцом, да и к нему относился доброжелательно. С учетом этого он уверенно направился к генералу в надежде, что тот отменит его назначение на новую должность.
Когда Сазонов вошел в кабинет начальника УВД, генерал сочувственно посмотрел на взволнованное лицо подполковника и, показывая на стул, произнес:
— Садись, Юрий Иванович. Я знаю, о чем ты сейчас будешь просить, но ничем уже не могу помочь.
— Товарищ генерал, но это же не ваша инициатива, это прихоть начальника политотдела! Ну какой из меня начальник колонии? Я академию заканчивал не для этой должности. Товарищ генерал, прошу вас…
— Поздно, Юрий Иванович, приказ уже подписан.
Сазонов удивленно посмотрел на генерала.
— Так быстро?
— Когда за дело берется политотдел, то он четко знает, когда и что делать. Одного не пойму: когда ты успел ему дорогу перейти? Ведь мы с ним вчера решили, что начальником колонии поставим майора Усольцева, он сам мне предложил эту кандидатуру, а тут такой неожиданный поворот.
— Это он мне, товарищ генерал, отомстил за то, что во время его выступления я разговаривал со своим товарищем.
Генерал встал, подошел к нему.
— Юрий Иванович, тебя и твоих родителей я достаточно хорошо знаю и очень уважаю. Понимаю тебя, в душе ты меня осуждаешь, мол, что за генерал, который не может идти против начальника политотдела. В том-то и беда, что не могу, это равносильно… против партии идти. Сам понимаешь, что за этим последует. Поработай с годик, слово генерала, и я заберу тебя замом. По рукам?
Сазонов заколебался, но, не выдержав взгляда генерала, молча подал руку.
Часть четвертая. ВСТРЕЧА
Еще не был подписан приказ о снятии майора Артамонова с должности, а Усольцев уже хозяйничал в его кабинете. Когда в штаб колонии вошел Артамонов, то многие сотрудники, сочувственно глядя на него, интересовались, оставили его в должности или нет. В ответ, слабо улыбаясь, он отвечал, что снят с должности.
В своем кабинете он увидел развалившегося в его кресле Усольцева. Тот даже не встал. Артамонова это задело, в душе усмехаясь, он с иронией спросил:
— Николай Анатольевич, не рановато ли ты опустился в это кресло?
Ехидная улыбка проскользнула по лицу Усольцева, вставая, он ответил:
— Какая разница, сейчас или завтра?
— Разница, Николай Анатольевич, большая. Могу тебя обрадовать: ни сегодня, ни завтра тебе не придется сидеть в этом кресле.
— Что, не сняли? — с напряжением глядя на него, спросил Усольцев.
Артамонов, казалось, впервые увидел подлинное лицо своего зама. Тому было наплевать на него, он думал только о себе.
— Не волнуйся, сняли с треском. Вот только вместо меня не тебя назначили.
— Не понял? — выпучив глаза, словно задыхаясь, спросил Усольцев.
— А что тут понимать? Начальником колонии назначен подполковник Сазонов, которого ты прекрасно знаешь. Дружеский тебе мой совет: будь поосторожнее, он — это не я.
— А почему его поставили? Ведь мне обещали.
— Ну это уж спрашивай у начальника УВД. Можешь хоть сейчас позвонить ему.
Но Усольцев настолько был подавлен, что не слышал, о чем говорил его бывший шеф. Для него это был удар в самое сердце. Власть, о которой он мечтал, в одно мгновение ускользнула из его рук. Все интриги, которые он заплетал вокруг Артамонова, чтобы того сняли с должности, полетели к черту. Он с ненавистью посмотрел на спокойное лицо Артамонова, а тот, словно наслаждаясь бешеным состоянием своего бывшего зама, с улыбкой смотрел на него.
Усольцев, выходя из кабинета, с такой силой хлопнул дверью, что от карниза отлетел кусок штукатурки. Глядя ему вслед, Артамонов покачал головой. Ему по-человечески стало больно не столько за то, что его сняли с должности, а за то, что, не один год работая с Усольцевым, съев вместе пуд соли, не смог его по-настоящему распознать. Он опустился в кресло, по селектору вызвал секретаря. Когда в кабинет вошла секретарь, грустно улыбаясь, произнес:
— Машенька, готовь акт о сдаче. В архиве лежит папка, там акт о приеме и сдаче, по его образцу и делай. Если кто меня будет спрашивать, я дома. Мне что-то нездоровится.
— Сергей Викторович, мне очень жаль, что вас сняли.
— В этом, Машенька, я сам виноват.
— А вместо вас будет Усольцев?
— Нет, другого назначили. Я знаю его как хорошего человека, тебе с ним будет легко.
На следующий день в штаб колонии приехал Сазонов. В течение недели он принял дела у Артамонова. Усольцев, оправившись от шокового состояния, юлой крутился возле Сазонова. Закончив работу в штабе колонии, Сазонов решил осмотреть зону. Пройдя через контрольно-пропускной пункт, в сопровождении Усольцева вошел на территорию колонии. Впервые в жизни он переступал порог женской колонии. Повсюду, где он ни появлялся, осужденные женщины, не скрывая любопытства, во все глаза смотрели на нового "хозяина". А новый "хозяин", обходя зону, все больше и больше мрачнел. Картина была удручающая. Осужденные ходили в грязных одеждах, в бараках постельное белье было рваное, стены были разрисованы пятнами от раздавленных клопов. В одном бараке в углу был свален мусор. Кругом стояла вонь. Сазонов, не выдержав, остановился и хмуро посмотрел на Усольцева.
— Сколько вам надо времени, чтобы навести в зоне элементарный порядок?