Или она устала

        Оплакивать меня?»

Увы, она не плачет,

        Тебя ведь не спасти.

Она теперь довольна.

        Молчи и тихо спи.

«А что мой друг старинный,

        И как его житье?

Он отыскал ли ложе

        Удобней, чем мое?»

Да, с нами всё в порядке…

        Тебе ж не стоит знать,

Где, с кем делю я ложе, —

        Спокойней будешь спать.

XXXV

На горе пустынной, летней,

        Где ручьев разбег ленив,

Барабана звук заметней,

        Как во снах речитатив.

Громко, дискантом и басом,

        То земля во все концы

Катит пушечное мясо —

        Умирать идут бойцы.

Их товарищей убитых

        Кости белые торчат

Всюду на полях забытых;

        Не придет никто назад.

И рожки зовут напрасно,

        И зачем их тон суров?

Был бы это женский голос,

        Вот тогда я встать готов.

XXXVI

Ведет дорога далеко,

        Над ней луна в крови;

Меня уводит далеко

        Дорога от любви.

Недвижно до конца земли

        Стоит теней конвой:

Но ноги по ночной пыли

        Путь продолжают свой.

Мир кругл, недаром говорят,

        Иди себе вперед,

Всё будет хорошо, назад

        Дорога приведет.

Но прежде, чем вздохнуть легко,

        Пройди круги свои:

Меня уводит далеко

        Дорога от любви.

LI

        С разбитым сердцем как-то я

В зал греческий забрел, друзья,

И там, в болезненном пылу

Заметил статую в углу.

Спал истукан немало лет,

Ан глянул пристально в ответ.

Казалось, он хотел сказать:

«Привет, не стоит унывать;

Пусть наша юность позади,

Но есть надежда впереди».

        Так он стоял, вперяя взгляд

И утешая невпопад:

«Что, парень, очень тяжело?

Да ведь и мне не повезло.

Я тоже должен тыщи дней

Взирать на чуждых мне людей.

Мне спину сгорбили века,

Ты под столом ходил пока.

Когда ты сбросишь иго лет,

Я так же молча гляну вслед.

Смелей, дружок, недолго ждать:

Будь каменным и сдюжишь кладь».

Вот что он взглядом мне сказал,

И я легко покинул зал;

Одолевать цунами чувств

С тех пор у статуй я учусь.

LXI

Колокольня Хьюли

Шпиль колокольни Хьюли

        Слепит, смотреть нельзя;

А близ нее уснули

        Соседи и друзья.

Там башня копит опыт

        Печали и обид,

Там час за часом пробит,

        Да только время спит.

Рядам надгробной толщи

        Не нужен передых;

Ведь мертвых в Хьюли больше,

        Гораздо, чем живых.

Опять копает землю

        Могильщик — знай, итожь;

А за оградой дремлют

        Самоубийцы сплошь.

Считает башня Хьюли

        Количество могил;

Парней, что здесь уснули,

        Я горячо любил.

Друзья лежат глубоко,

        Везде, от сих до сих;

Я тоже одиноким

        Не буду среди них.