Вадим открыл глаза, пристально уставился на девушку, затряс головой.

- Ты что здесь делаешь? - хрипло произнес он, заплетающимся языком.

Отойдя от испуга, Ксения усмехнулась, тихо произнесла:

- Пришла к тебе. Что, Метлицкий, творческий кризис? - девушка скептически приподняла бровь.

- Угу, - Вадим с трудом поднялся, осмотрел пространство, стараясь игнорировать замершую Ксению. - Тебя это не касается. Уходи.

- И не подумаю. Вадик, что случилось?

- Я не ясно выразился, Ксеня? - Вадим, запустил руку в волосы, взъерошил непослушные прядки.

Он взял со стола пачку сигарет, закурил, сел на стул. Поискал пепельницу, не обратил внимания, что на полу валяются осколки битого стекла, стал стряхивать пепел в раскрытую банку какой-то консервы. Девушка медленно подошла к нему, хотела положить руки на плечи, но Метлицкий резко сжал ее запястье. Она дернулась, но мужчина не ослабил хватку.

- Вадик, пусти меня! - Ксения ойкнула, пытаясь высвободить руку из железного зажима, которым сейчас являлась некогда нежная ладонь.

- Уходи, - зло выплюнул он. - Я тебе последний раз говорю, оставь меня в покое.

- Не уйду, - тем же несгибаемым тоном продолжила девушка.

- Ксюха, - зло добавил Вадим, сверля ее взглядом. Она поежилась, и мужчина отпустил ее руку. - Ты не понимаешь... Никто не понимает... Черт!

Он резко соскочил со стула, ударил кулаком по стене. Ксения вздрогнула, впервые наблюдая за поведением человека, которого, как ей казалось, успела понять, изучить.

- Да что с тобой происходит?

- Всё замечательно, - он горько усмехнулся. - Отлично! А теперь ты закроешь дверь с обратной стороны.

- Даже не подумаю! Вадим, что могло случиться такого, что ты пьешь в гордом одиночестве, не встречаешься с друзьями, гонишь меня? Я же прекрасно понимаю, ты не хочешь, чтобы я видела тебя такого, но поверь, я могу помочь...

Метлицкий молча смотрел на девушку, в его синих глазах появился стальной блеск, которого она прежде не замечала. Ксения видела в этом взгляде лукавство, горечь, страсть и восхищение, неземную силу, которая, словно магнит, тянула ее в силки. Однако подобное выражение ей было не знакомо, оно пугало, окутывая тело липкой паутиной страха. Сейчас перед ней стоял настоящий хищный зверь. И это уже не актерская игра.

- Мне не нужна помощь! - закричал Вадим, и Ксения вздрогнула. - Как еще тебе сказать, что я ... Не надо тебе быть здесь сейчас со мной! Ты мне выбора не оставляешь... Вон пошла! - припечатал Метлицкий, не глядя на нее.

Девушка не поняла, как ее ладонь опустилась на его щеку. Рука запылала, словно опаленная огнем. Голова мужчины дернулась в сторону. Она ожидала ответного удара, но его не последовало. Вадим молчал. Повисла тяжелая пауза. Тишина сдавила окружающее пространство, придавливала прессом ожидания.

Ксения задохнулась, съежилась под ледяным и колющим, словно тонкий стилет, взглядом. Сейчас светлые глаза напоминали кристаллы раскрошившегося льда, беспощадно разрезавшие чувства на лоскуты.

- Я уйду, - холодно проронила она, - но уйдут все, кому ты нужен. Ты гонишь друзей, близких людей. Оставайся сам, и скули, что тебя никто не понимает.

Ксения выскочила из квартиры за считанные секунды, хотела вызвать лифт, но он уехал вниз, и она направилась к лестнице. Пробежав два пролета, прислонилась к грязному подоконнику, разрыдалась в голос. Вот о чем предупреждал ее Костя, а она не хотела понимать, что с Вадимом творятся странные вещи. Он губит себя, гонит других, потому что не реализуется в полной мере, так, как это можно было бы сделать в другой стране. Но и заграницу он упорно не едет, беря штурмом чиновничьи проволочки, умело обходя запреты. Когда сил не остается, то Метлицкий срывается, как сейчас - дает выход негативу, который скапливается, словно зола в печи. И ведь никого не пустит в свой мир, не поделится переживаниями, не желая вызывать жалость и сочувствие. Хотя эффект от выходок получается ровным образом обратный.

Ксения утерла злые слезы, хотела уже спуститься дальше, но тут ее притянули к себе сильные руки. Она попыталась вырваться, но Вадим ей не позволил. Прижав ее к себе, он начал покрывать ее лицо быстрыми поцелуями, лишая воли, забирая в свой плен остатки здравого смысла. Вновь магнетическая сила его голоса, от которого жидкое пламя текло по венам, сердце заходилось в неистовом танце, лишала ее способности сопротивляться. Она утонула в водовороте поцелуев, которыми Метлицкий осыпал ее лицо и шею.

- Ксюха... Ты нужна мне, - пробормотал Вадим. - Пойдем, все будет хорошо. Прости. Пожалуйста, не уходи.

В голосе Метлицкого было столько боли, горечи и страстной, обреченной мольбы, что сердце сжалось в комочек. Прижавшись к нему, Ксения всхлипнула, но подавила рвущиеся на волю рыдания. Она вновь была парализована неистовым желанием и необъяснимой силой притяжения.

- Не уйду, - проронила девушка на грани слуха. - Вадик, что же ты творишь...

- Знаю, что сволочь, знаю, Ксеня, - с жаром прошептал он. - Не хотел, чтобы ты видела меня таким, а теперь понимаю, что не смогу пережить эту ночь, если тебя не будет рядом. Много прошу, знаю, Ксюха, всё прекрасно знаю...

- Вадим, я...

- Что? - спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо, нежно проводя большим пальцем по контуру припухших от поцелуев губ.

- Ничего, - пробормотала Ксения, удивленная тем, что едва не совершила неимоверную глупость.

Не бывает любви в подобных отношениях. Эту истину Ксения усвоила для себя раз и навсегда. Брак - прежде всего расчет и попытка избежать одиночества, а отношения с мужчинами - получение удовольствие, обретение новой Вселенной внутри себя, познание свободы от предрассудков. Тогда почему ее глупое сердце продолжает щемить и выпрыгивать из груди, требуя произнести те самые три слова, которые выжжены в книгах и романах навечно?

***

В синем бархате небес застыл серебристый рожок месяца, но уличные фонари не давали насладиться красотой летней ночи. Они разгоняли тьму желтым светом, отодвигая небо все выше и выше. В городе нельзя любоваться звездами, их проросту не замечаешь из-за иллюминации, вечной спешки, страха подворотен и встречи со смертью в поздний час.

Ксения проснулась и долго всматривалась за окно. С высоты седьмого этажа небо казалось огромным пологом шатра, раскинувшегося над столицей, к основанию которого прилипли светлячки. Звезд было мало, девушка их пересчитала, улыбнулась своему романтическому настроению. Она провела рукой по соседней подушке. Вадима рядом не оказалось.

Уже полтора месяца девушка вновь жила в его квартире, провожала на гастроли, смотрела сквозь пальцы на поздние возвращения домой, не подвала виду, что испытывает невыносимую боль и колющую ядовитой иглой ревность, когда Метлицкий разговаривал с женой по телефону.

Фильм с участием Вадима забраковали чиновники из министерства культуры, самые основные и смыслообразующие сцены были вырезаны по идеологическим соображениям. Режиссер пошел на уступки, не попытался отстоять свою позицию, не стал рисковать карьерой. То, что он выбрал меньшее из зол, сильно задело Вадима за живое. Метлицкий отказался от съемок в других картинах, не желая, чтобы история повторилась. У него пока осталась лишь работа в театре, но и та повисла на волоске неизвестности из-за смены художественного руководителя. Эпоха инакомыслия закончилась, от труппы требовались совершенно другие задачи, нежели при предыдущем руководстве. Всё это изрядно пошатнуло уверенность Вадима в том, что он сможет выстоять в подобных условиях, сумеет реализоваться и удовлетворить амбиции.

Ксения безмолвно выслушивала его... Нет, не жалобы. Стенать и проклинать судьбу Вадим не умел и не собирался учиться. Он размышлял, пытался понять, чего же он хочет на самом деле, старался выяснить, где ему взять стимул для дальнейшего существования в подобных условиях. Однако события последнего времени представляли собой замкнутый круг. Единственный выход из сложившейся ситуации - выезд из страны - он рассматривал, как трусость и постыдное бегство, приравнивал к поведению крысы, первой покидающей корабль в момент крушения.