«лучезарный», «сияющий») — в древнегреческой мифологии златокудрый

сребролукий бог света (отсюда его прозвище Феб, солнечный свет

символизировался его золотыми стрелами), покровитель искусств, предводитель

и покровитель муз (за что его называли Музагет).

Evelina 18.10.2014 09:46 » Глава 15

Перевод: Evelina

Редактирование: kerryvaya

Глава 15

Я могу сопротивляться всему, кроме искушения.

Оскар Уайлд

Себастьян писал о ней. Он назвал ее Амели, придумал ей мужа и волосы цвета

воронова крыла, но мысленно все-равно видел в героине Дейзи.

Он мечтал о ней. О богатом пламенеющем цвете ее волос, о глубине зеленовато-

голубых глаз, о нежной, сладкой податливости губ – и в его теле разгорался

огонь, а ноздри щекотал аромат персикового мыла.

Он думал о ней. Вероятно, тысячи раз на неделе вспоминал, как ее руки

обвивали его шею, притягивая ближе, как ее язычок пробовал его на вкус, а тело

тесно прижималось к нему. Он безошибочно распознал пробуждение ее страсти.

И такие мысли только больше раздували пламя его собственного желания.

Себастьян представлял ее. День за днем, пока сидел напротив Дейзи, он отчасти

был сосредоточен на работе, отчасти же – занят тем, что мысленно освобождал

ее от одежды, целовал губы, любовался улыбкой. Печатая на бумаге слова,

Себастьян воображал, как эти же самые пальцы ласкают ее. И чем больше он

размышлял о Дейзи, тем больше писал об Амели. Страсть Сэмуэля Риджуэя

стала его собственной страстью, и история лилась на страницы с легкостью,

неведомой Себастьяну с Италии.

Он понимал, что затеял опасную игру, но не мог остановиться. Ожидание и

напряжение стали почти невыносимыми, удовольствие представить себя вновь

рядом с ней было слишком соблазнительным, чтобы ему противостоять, и

Себастьян вдруг понял, что вновь и вновь мыслями возвращается к мгновениям,

проведенным с ней наедине. После поцелуя в лабиринте он неделями работал и

предавался фантазиям. Роман, который он исправлял, казалось, зажил

собственной жизнью: преобразился в нечто, совершенно отличное от оригинала.

И стал хорош, чертовки хорош – одно из лучших написанных им произведений.

Даже он признавал это – глубоко в душе, под всей чертовой неуверенностью,

какая-то частичка Себастьяна знала, что его творение исключительно.

Он подозревал, что Дейзи не так просто, как ему, обуздывать страсть и

превращать ее в предложения, сцены и главы. Он даже не совсем понимал, как

ему самому это удается – что-то двигало им, и пусть он не до конца осознавал,

что именно, но намеревался использовать это, пока есть возможность. Спустя

три недели после поцелуя в лабиринте Себастьян отчеканил на двухсотой

странице одно-единственное предложение, остановился и выдернул лист из

печатной машинки.

Дейзи обернулась на звук, и Эвермор услышал, как она затаила дыхание. Она

догадалась.

– В четыре часа в лабиринте?

– Нет. – Он поднялся, сгреб страницы рукописи и, обогнув стол, остановился

прямо перед Дейзи. – В храме Аполлона. Почему бы не воспользоваться им по

назначению.

Уголки ее губ изогнулись в улыбке, но она взглянула на него широко

раскрытыми невинными глазами.

– Для тихих размышлений?

– Нет, – уронив станицы на стол, ухмыльнулся в ответ Себастьян. – Для

романтических свиданий.

К четырем часам Себастьян прокрутил в голове по крайней мере с дюжину

эротических сценариев с участием Дейзи Меррик. День за днем его мучили и

одновременно вдохновляли воспоминания об их поцелуе, но сегодня он

намеревался заполучить новое воспоминание и обрести новый источник

вдохновения.

Она вошла в павильон, запыхавшись, словно всю дорогу бежала, глаза ее

искрились от волнения, уже распущенные волосы рассыпались в беспорядке по

плечам. При виде нее у Себастьяна пересохло в горле, ибо он знал, что ею

владеет то же предвкушение, тот же голод, та же потребность, что и им.

– Тебе понравилась рукопись? – спросил он, когда она замерла в дверях.

– Да. Отличная работа. Ты… – умолкнув, она сделала глубокий вдох, – хочешь

поговорить о ней сейчас?

– Нет. – Он не собирался тратить драгоценное время на предмет, который

можно обсудить и позже. – У меня новое правило.

– Да, – спокойно отозвалась она. – Я так и думала.

– Закрой дверь, Дейзи. А лучше, запри на замок.

Он увидел, как ее глаза расширились, но она подчинилась, и тяжелая

деревянная дверь со стуком захлопнулась. Этот звук эхом отразился от

каменных стен и купола над их головой. Щеколда бряцнула под рукой Дейзи,

неловко пытающейся задвинуть ее в паз. Наконец засов щелкнул, Дейзи

обернулась и двинулась навстречу графу.

– И каково новое правило?

Себастьян отметил, что голос ее уже не столь спокоен. Пока она приближалась,

он вновь напомнил себе, что не следует так поступать.

«Да, – добавил он про себя, окинув взглядом ее стройное тело, – и правда, не

следует».

Но именно это он и собирался сделать. Главное помнить, что нельзя терять

голову. Он вновь встретился с ней глазами.

– Тебе придется целовать меня в одном только нижнем белье.

Она остановилась в дюжине футов от места, где он стоял, на лице ее

отобразилось потрясение.

– Я не могу!

– Конечно, можешь Это второе правило.

Едва заметно покачав головой, Дейзи поднесла руку к горлу.

– Это низко! – прошептала она, теребя пальчиками пуговицу, скрытую под

голубой шелковой лентой воротника.

– В одном нижнем белье, Дейзи.

Ее щеки порозовели.

– Но ведь светло!

Себастьян решил, что не время объяснять, что люди испокон веков занимались

подобными неприличными вещами при свете дня.

– Правила есть правила.

Их взгляды скрестились. Он понимал, что толкает ее далеко за пределы того,

что могло нарисовать ее куда более невинное воображение, но не в силах был

уступить. Он так сильно этого желал. Так в этом нуждался.

Под его непреклонным взглядом она развязала воротничок, потянув за ленту. И

даже расстегнула первые две пуговицы, прежде чем остановиться.

– О Боже, – пробормотала она, опустив руку и отводя взгляд со смешком,

вызванным, как он подозревал, скорее нервозностью, нежели весельем. – Я не

могу.

– Если ты не хочешь этого, тогда тебе лучше уйти прямо сейчас. – Еще только

произнося эти слова, Себастьян уже обругал себя за сей внезапный приступ

рыцарского благородства. Он в тишине отсчитывал секунды – одна, две, три, но

Дейзи не сдвинулась с места.

– Ты сделаешь это, Дейзи?

– Да, – не глядя на него, ответила она. Так тихо, что он едва разобрал. Она

попыталась расстегнуть третью пуговицу, но руки у нее затряслись.

– Позволь помочь.

Несколько размашистых шагов – и вот он уже стоит перед ней. Дейзи безвольно

уронила руки, Себастьян откинул ее волосы за спину и принялся расстегивать

пуговки, одну за другой. Беспокойно шевельнувшись, Дейзи прикрыла глаза,

явно взволнованная, но все же не остановила его. Когда блуза распахнулась и

взгляду Себастьяна открылись кружево, ленты и нансук лифа, желание обдало

его мощной жаркой волной.

Он заметил, что Дейзи дышала тяжело, словно бы за двоих, ее частое дыхание

вырывалось меж разомкнутых губ. Она отвернулась, щеки ее заливала краска,

глаза были крепко зажмурены. Он не мог понять, что послужило тому

причиной: возбуждение или страх.

Себастьян заключил, что, вероятно, и то, и другое, но его это не остановило.