Потом начали медленно отходить назад.

И после адского грохота странной, даже неуместной казалась тишина, воцарившаяся на черном каменистом поле, изрытом воронками. Здесь и там видны были трупы немецких автоматчиков.

Привалившись спинами к стенам окопов, полулежали, отдыхали измотанные боем солдаты.

И вот уже горбоносый, черный солдат с усиками, тот самый, что стрелял из пулемета, стоял в укрытии перед капитаном. И рядом с ним — молодой двадцатилетний солдат, высокий, с припухлыми, еще мальчишескими губами. Большие глаза его сейчас были растерянными. — Задача трудная, но… выполнимая, — Артем посмотрел на солдат.

— Ну что молчите? — нетерпеливо спросил капитан.

Шота Илиани мягко улыбнулся, и черные глаза его весело блеснули:

— Попытаемся… Почему нет? Тяжело, конечно… Плохая гора, очень…

— А ты? — И капитан посмотрел на молодого солдата.

— Я? Какой я альпинист… На Ай-Петри один раз ходил, и все, — солдат опустил голову.

— Так… — тяжело выговорил капитан. — Значит, отказываешься? Привык в ординарцах бегать…

— Товарищ лейтенант сказал, что дело добровольное, — не поднимая головы хмуро ответил солдат.

— Добровольно с мамой в магазин ходят, а здесь — армия, понятно? — повысил голос капитан.

Солдат молчал.

— Рядовой Спичкин, я спрашиваю, понятно?

— Есть добровольно, товарищ капитан! — глухо ответил Спичкин.

— Стыдно! Мне за тебя стыдно! — отрубил капитан.

Спичкин поднял голову, испуганно смотрел на капитана, Артема, молчаливого шофера.

Неутомимый газик мчался обратно. В нем теперь — четверо. Впереди шофер и лейтенант, сзади — два добровольца. Шота Илиани и рядовой Спичкин. Он уныло смотрел на бросающуюся под колеса дорогу, потом спросил свана:

— Шота, а если немцы заметят?

— Не заметят, ночью пойдем.

— А сколько взрывчатки тащить?

— Сколько скажут…

— Лейтенант сказал, что на эту гору уже пробовали подниматься…

— Два раза пробовали, не вышло, — покачал головой сван.

Артем был мрачен. Его подбрасывало на продавленном сиденьи.

— Ничего не выйдет, — морщился Артем. — Три человека! За старика обидно, хоть бы две связки было!

— Будут две связки, — неожиданно сказал молчаливый шофер. — Я пойду, — и он облегченно вздохнул, словно подвел черту своим размышлениям.

— Брось! — махнул рукой Артем. — Мне альпинисты нужны.

— Баранов меня зовут, — глядя вперед, сказал шофер. — Вадим Баранов.

— Какой Баранов? Погоди… — Артем с недоверием и в то же время с нарастающей надеждой смотрел на него. — Мастер спорта Баранов, да?

— Да, я это, — шофер продолжал невозмутимо смотреть вперед.

— Это ты в тридцать шестом поднялся на Шах-Тау?

— Да, я это…

— Что за черт! Что ж ты раньше-то молчал?

— Думал, — усмехнулся Баранов. — Мальчишка вон не знает толком и то испугался…

Их резко подбросило. Артем боком навалился на шофера и как бы случайно обнял его за плечо, и впервые счастливо улыбнулся. Он и мечтать не мог, что у него в группе будет альпинист-профессионал. Да еще какой!

А шофер по-прежнему молча, сосредоточенно смотрел вперед.

У самой реки, перед палаткой трое альпинистов подбирали снаряжение. Артем проверял рюкзак, который набил Спичкин. Он безжалостно выбрасывал одну вещь за другой. Спичкин переминался перед ним, оправдывался:

— В горах ночью холодно… И есть хочется…

Артем в это время вынул две консервные банки, одну отложил в сторону.

— Сам начальник снабжения выдал… — упавшим голосом сказал Спичкин.

— Банка тушенки — это триста граммов взрывчатки. Жрать будет некогда, понятно?

— Понятно… — нехотя протянул Спичкин. — Будем питаться кузнечиками.

— Отставить шуточки! — повысил голос Артем и посмотрел на Шота Илиани. — Все рюкзаки проверю лично!

У походного госпиталя стоял газик. В моторе копались двое — Баранов и пожилой солдат с обвислыми светлыми усами.

— Зажигание все время барахлит, — говорил Баранов. — И фильтры почисти…

— Один черт, взорвать придется, — пробурчал пожилой солдат.

— Взорвать и дурак может, — спокойно сказал Баранов. — Можно и просто — с обрыва… А ты спрячь. Загони куда-нибудь за скалы — век не найдут. Только место заметь. Что мы, фрицев на всю жизнь, что ли, в долину пустим? — Баранов поднялся от мотора, продолжал: — А так машина хорошая, трудяга. Держи ключи, — он протянул пожилому солдату ключи от зажигания.

А сам тем временем направился к госпиталю.

Три длинных брезентовых барака стояли параллельно друг другу. И еще несколько палаток вокруг. Там — операционные, там — врачи и медсестры.

Баранов вошел в барак. На койках и просто на тюфяках на полу лежали раненые. Какой-то солдат, прыгая на одной ноге, перебирался на койку к товарищу. А тот уже расставлял шахматы на доске.

Кое-кто тихо, вполголоса переговаривался, но большинство лежали неподвижно, уставив бледные, бескровные лица в потолок.

Баранов прошел меж коек, остановился у самой крайней. Лежавший на ней боец спал. Осунувшееся, изможденное лицо покрыто бисеринками пота, голова и грудь перебинтованы.

Баранов молча стоял над ним и смотрел. Подошла медсестра, высокая, красивая женщина лет тридцати.

— Первый раз нормально спит… — полушепотом сказала она. — Вы-то как себя чувствуете?

— Нормально, — усмехнулся Баранов. — Вожу начальство.

А раненый вдруг что-то почувствовал, повернул голову, открыл глаза.

— Вадим… — он слабо улыбнулся.

Баранов присел на койку, на самый краешек, скупо улыбнулся в ответ:

— Как дела?

— Худо… Видно, не поднимусь, — раненый снова попытался улыбнуться.

— Ну-ну, еще попрыгаешь… Завтра вас в тыл вывозить будут. Мы еще с тобой после войны в горы пойдем.

Раненый молчал, дышал с трудом, потом негромко проговорил:

— А говорят, нас отрезали…

— Врут… — Баранов посмотрел прямо ему в глаза. — Испорченный телефон. Чуть что, сразу — отрезали… Погоди, через неделю мы из них пыль выколачивать будем…

Раненый молчал. Около койки стояла медсестра, слушала.

— Плохо… — вдруг выдохнул раненый, глядя куда-то в сторону. — Если сюда придут, даже застрелиться не смогу.

И от этих слов медсестра вздрогнула, прикусила губу.

— Завтра вас в тыл повезут, понял? — повторил Баранов и поднялся. — Это я тебе обещаю… Выздоравливай. Из госпиталя напиши. Пока…

Баранов прикоснулся к руке бойца, безжизненно лежавшей поверх одеяла, повернулся и быстро пошел меж коек к выходу. Медсестра догнала его у выхода.

— Погодите, Баранов.

Баранов остановился, молча смотрел на нее.

— Вы пойдете на вершину, да? — спросила она. — Я знаю… Главврач сказал, что укомплектована группа альпинистов… И что не хватает людей… В общем, я решила… Я тоже пойду…

— Не советую, — коротко ответил Баранов и снова пошел.

Медсестра догнала его, схватила за руку.

— Да погодите вы! Я же говорила вам, что знаю альпинизм… У меня приличный опыт.

Баранов молча и с какой-то неприязнью смотрел на нее.

— Вы три недели с контузией пролежали и идете… А я… Не смотрите, что я худая, я сильная…

Баранов усмехнулся, приложил руку к груди.

— Верочка, это решает командир группы… А я серьезно вам не советую, — он небрежно козырнул и быстро пошел прочь.

Уже густели, наливались холодом сумерки в долине. И со всех сторон нависали над ней черные вершины гор.

Пятеро альпинистов стояли в шеренгу, и рядом с каждым лежали на земле рюкзак, ледоруб, автомат. Комполка оглядел всех, кашлянул в кулак:

— Товарищи бойцы… Голубчики… Знаю, что трудно, можно сказать невозможно… А вы сделайте… Люди вам в ноги поклонятся…

Альпинисты стояли, опустив руки, молчали. Федорцов вынул из кобуры пистолет, протянул Вере.

— С автоматом тяжело, а это в самый раз…