Хоген. Ей-богу же, мой дорогой сынок не вычитал этого в своем молитвеннике! Видно, таясь, поумнел!
Джози. Клещ вонючий!
Хоген. Зачем обижать клеща! Я их, правда, недолюбливаю, но надо отдать им справедливость: сколько их на себе ни ловил, ни одного лицемера не попадалось.
Джози. Смеет думать, будто мы можем сыграть такую подлую штуку с Джимом!
Хоген (словно ее не поняв). Да, все это старо как мир. Кто же этих хитростей не знает? Но люди, говорят, на них и сейчас попадаются; иногда старый прием лучше нового, – никто не заподозрит, что им кто-то воспользовался.
Джози (смотрит на него с негодованием). Хватит, папаша. До сих пор не пойму, шутишь ты или нет, когда напускаешь на себя такой дохлый вид, но слушать больше не намерена…
Хоген (примирительно). Да я ведь думал, что ты хочешь знать мое откровенное мнение о том, что предлагает Майк.
Джози. Заткнись ты, ради Бога, слышишь? Я ведь понимаю, что ты надо мной потешаешься. Ты Джима любишь и ни за что не выкинул бы с ним такой штуки, даже если бы я этого хотела.
Хоген. Нет… Сделай он мне подлость, вот тогда, глядишь, еще…
Джози. На это он никогда не пойдет.
Хоген. И я так думаю, хотя у меня в жизни есть правило: никому до конца не верь, даже себе самому.
Джози. Ну, насчет себя это, ты прав. Я не раз подозревала, что ты по ночам тихонько встаешь и воруешь у себя из кармана.
Хоген. Какая же это подлость, если он получит тебя в жены?
Джози (с раздражением). Господи, хватит об этом!
Хоген. Ты же сама меня надоумила насчет этой свадьбы, вот я и взвешиваю… Что и говорить, вы – два сапога пара, слава у обоих дурная. Брак должен быть счастливый – друг на друга свысока не посмотрите.
Джози. Джим так, наверно, не думает.
Хоген. По-твоему, он будет считать, что неровню взял? Не такой он дурень, ведь его отец тоже из самых низов выбился, стал богат, знаменит, а всю жизнь плевал на свое положение в обществе. Сколько раз я видел, как он работал у себя на участке в таком тряпье, какое я постеснялся б надеть на пугало, и не боялся, что его кто-нибудь осудит! (Любовно.) Упокой Господь его душу, это был настоящий ирландский джентльмен!
Джози. Что не мешало тебе его обжуливать и меня заставлять, чтобы я тебе помогала! Помню, я была еще девчонкой, и ты получил от него письмо, что управляющий на тебя жалуется. Ты целый год не платил ему за аренду. Он писал, что будь он проклят, если это стерпит, и пригрозил, что едет сам выяснить дело. Ты заставил меня нарядиться, расчесать волосы, завязать их бантом и постараться смягчить его сердце прежде, чем вы встретитесь. Вот я и выбежала ему навстречу, сделала книксен, схватила его за руку, захлопала ресницами, провела в дом, предложила выпить стопочку хорошего виски, который ты берег для гостей. Не сводя с него восторженных глаз, я сказала ему, что он самый красивый мужчина на свете, – и злобы его как не бывало!
Хоген (ухмыляется). Да, здорово у тебя это вышло. Тебе бы пойти в актрисы.
Джози (сухо). Он мне так и сказал, сунул руку в карман, достал полдоллара и спросил, не по твоему ли наущению я все это выделываю. Я, конечно, призналась, что да, по твоему.
Хоген (с грустью). Я и не знал, что ты такая изменщица, ведь совсем еще была ребенок!
Джози. А потом ты вошел и, не дав ему рта раскрыть, сказал, что съедешь отсюда, если он не скостит ренту и не выкрасит дом.
Хоген. И тут, ей-богу, у него слова застряли в глотке.
Джози. Но это не помешало ему сказать, что таких чертовых жуликов, как ты, не найдешь во всей Ирландии!
Хоген. Он говорил это с восхищением. И тут мы с ним выпили. Стали рассказывать разные истории, петь песни, а когда он собрался в дорогу, с таким жаром проклинали Англию, что нам было не до ренты. (С ласковой улыбкой.) Да, это был великий человек, тут уж ничего не скажешь!
Джози. Верно. Все твои штуки видел насквозь.
Хоген. А я, думаешь, не знал, что он видит? Я и сам хотел, чтобы он все видел насквозь и не мог озлобиться. Вот в чем была моя настоящая хитрость.
Джози (смотрит на него с изумлением). Ну и старый бес! У тебя за всякой хитростью спрятана еще одна поглубже, и не поймешь, чего же ты, в конце концов, добиваешься!
Хоген. Нельзя быть такой недоверчивой. Тебя-то я уж не стану обманывать. Слишком хорошо меня знаешь. Но мы говорили не об этом. Мы говорили о Джиме, а не об его отце. Я тебе объяснял, что выйти за него замуж не так уж плохо.
Джози (с раздражением). Тебя что, корова с утра боднула, что ли?
Хоген. Я не стал бы об этом думать, если бы он тебе не нравился.
Джози (возмущенно). С ума сошел! Мне он, если хочешь знать, и правда нравится, но мне нравится с ним разговаривать, потому что он образованный, вежливый и не грубиянит, даже когда пьян, не вопит, не чертыхается, не орет песни, как некоторые мои знакомые…
Хоген. Если бы ты видела, как сияют твои глаза, когда он тебе зубы заговаривает…
Джози (резко). Черта с два сияют! (Презрительно.) Еще скажешь, что я в него влюблена!
Хоген (словно этого не слышал). Хорошо, что и ты ему нравишься…
Джози. Может, скажешь, он поэтому и зачастил сюда последнее время? Эх ты, да ему просто надоели пьянчуги в трактире; сюда его больше тянет с тобой позубоскалить, чем меня поглядеть.
Хоген. Я ведь забочусь только о твоем счастье, но сможешь ли ты Джима поймать?
Джози (с издевкой). Вот именно!
Хоген. Кто тебя знает! Ты ведь со столькими гуляла, что, видно, знаешь, как их заарканить.
Джози (хвастливо). Может, и знаю. Но при чем тут…
Хоген. Если бы ты смогла остаться ночью с ним вдвоем, – на небе луна, а в душе у него – стихи, тоска…
Джози. Вот эту низость и выдумал Майк!
Хоген. Плевать мне на Майка! На такую выдумку способна любая женщина, с тех пор как мир стоит. Не то вымер бы род людской. (Вкрадчиво.) А почему бы тебе не попробовать, что тут плохого?
Джози. Бесполезно. (С горечью.) Ах, папаша, не валяй ты со мной дурака! Ты знаешь и я знаю, что я уродливая дылда, и позариться на меня может только какая-нибудь деревенская дубина. А Джим, когда войдет в наследство, может выбрать себе любую красотку с Бродвея, хоть танцовщицу из театра. Он таких любит.
Хоген. Что-то ни на одной из них он не женился. А вдруг его для разнообразия потянет на сильную стройную девку с красивыми глазами, красивыми волосами, красивыми зубами и приятной улыбкой?
Джози (довольная, но все же насмешливо). Спасибо за комплимент! Тебя и впрямь корова боднула!
Хоген. Ты просто дура, если не видишь, что Джим знает тебе цену.
Джози. А ты разве что-нибудь заметил? (Внезапно приходя в бешенство.) Хватит врать!
Хоген. Не бесись. Я ведь только говорю, что у тебя есть возможность добиться кое-чего в жизни…
Джози (насмешливо). Связать себя с человеком, который ни одной ночи не бывает трезвый! Нет, благодарю покорно.
Хоген. У тебя хватит сил отучить его. Дай ему испробовать вкус твоей дубинки, когда он придет домой насосавшись, и через неделю-другую сам будет стоять за сухой закон.
Джози (уже не шутя). Уж если бы я была его женой, я бы не дала ему вконец спиться, я бы его лучше убила. (Вдруг рассердившись.) Ах, до чего же мне тошно слушать твои бредни! Оставь меня в покое.
Хоген. Давай посмотрим на это с другой стороны. Разве тебе помешает наследство, которое он получит?
Джози (возмущаясь). Наконец-то договорились! Повторяешь слова Майка. Теперь понятно, что кроется за всей этой болтовней: он мне нравится, я ему нравлюсь… (В тоне ее звучит вызов.) Что ж, давай! Конечно, я не откажусь от денег. Кто же от них отказывается? И почему бы мне не взять их, если сумею? Его все равно обчистят. Вернется на Бродвей, – там его земля обетованная, – попадет в руки к потаскушкам, к любителям выпить за чужой счет, к жучкам на бегах, шулерам, – они уж его разденут догола! Я тоже, видит Бог, не святая, но по сравнению со всей этой шушерой…
