Желтизна его строгих зрачков,

И согнулись колени тугие,

Словно пара сырых чубуков.

Но Кузгун и высокие кряжи

Говорят его сердцу:- Стыдись!

Ты мужчиною должен быть даже

Перед этой прекрасною кыз.

А Дурны искажается облик,

Словно к ней приближается враг,

И готовый исторгнуться в воплях

На лице отражается страх.

6

... Чем терзаем, томим и колеблем

Этот нежный весенний цветок?

Отчего он склоняется стеблем?

Не ответил бы даже пророк.

Кто понять бы её попытался?

Что волнует высокую грудь?

Умолять ли безумного старца,

Или милого ей обмануть?

Что ей делать? С любимым ли скрыться,

Иль навеки его позабыть,

Перед ужасом древним смириться

И несчастного хана любить?

Или новые вспомнить законы,

Старику отказав наотрез?

Иль нарушить обет, принесённый

Пред лицом всемогущих небес?

Если тяжко объятиям чуждым

Отдавать непорочную честь,

То насколько мучительней чувство

Сладострастию в жертву принесть!

И недаром в сердечной тревоге

Тот любовью исполненный взор,

Ведь чужих поцелуев ожоги

Пламенеют на ней до сих пор!

Ведь любимому не возвратило

Обещания сердце Дурны,

Ведь свидетели эти светила

Тем обетам, что ею даны.

Если б знали её вы стремленья,

То мгновенно б открылось для вас,

Что минувшего счастья виденья

Дочь владыки ласкает сейчас.

И порой отражается это

На лице истомлённом её:

То полно оно чувства и света,

То впадает она в забытьё.

Облаков шаловливые тени

Продолжают с луною играть,

И белеет каик в отдаленье,

Прорезая блестящую гладь.

За ладьёю, над водами свесясь,

Наблюдает красавица вновь,

И изогнута, как полумесяц,

И нахмурена девичья бровь.

Но, проникнувшись твёрдым решеньем,

Распрямилась Дурна наконец,

Губы сжала и быстрым движеньем

Обернулась: - Послушай, отец!

Нынче выскажу слово прямое.

Оборвалось меж нами родство.

Я - журавль Хазарского моря,

Ты - стрелок, стерегущий его.

Не томись, надругайся скорее

Надо мною, любви вопреки,

И несчастной Дурне, не жалея,

Оборви, Кантемир, лепестки!

Я противиться страсти не буду:

Пусть узнает весь мир наконец,

Что предался преступному блуду

С низкой дочерью подлый отец...

- О, дитя, я неправ пред тобою,

Чёрным призраком встав на пути.

Но прошу: не печалься душою

И меня, если можешь, прости!

- Поздно, поздно! Что будет - то будет,

И не вырвется жалобы звук.

Пусть рассудят нас вечные судьи,

Мой родитель... о нет, мой супруг!

И пускай заклеймят, презирая,

Святотатственный этот союз,

Но любовь покоряет такая,

И навеки тебе предаюсь!

И, сознанье утратить готова,

Кыз впадает порой в забытьё,

И отрывисто каждое слово.

И растеряны чувства её.

И звучит её речь над Кузгуном,

Словно гурия, скрипку схватив

И смычком ударяя по струнам,

Исторгает любовный порыв.

Но заветную цель вспоминая:

- Слушай, хан!- продолжает Дурна,

Мною хочешь владеть ты, я знаю,

И тебе я останусь верна.

Буду нежить и в полдень, и в полночь,

Сердце вечным огнём пламеня.

Только- просьба! Её ты исполнишь;

Если искренно любишь меня.

И богами и смертными всеми

Произносится имя Иездан,

Но земли не помирится племя

С нашей страстью божественной, хан!

Если хочешь, чтоб стала твоею,

Чтоб исчезли морщины с чела,

Чтоб раба твоя гордую шею

Этой тонкой рукой обняла,

Если полон ко мне ты любовью,

Подыми высоко от земли,

Чтоб людская молва и злословье

Обнажить мой позор не могли,

Схорони за могучей оградой

От укоров тупой клеветы...

Если здесь я останусь,- отрадой

Не блеснут молодые черты.

Так исполни ж любимой желанье!

Видишь этот залив впереди?

Для возлюбленной гордое зданье

В этих синих волнах возведи.

Пусть высокими будут те своды;

Пусть им Каспий лобзает пяту.

И гаремною стражею воды

Охраняют пускай высоту;

Пусть возносятся стройною пальмой

Прямо к звёздам чертоги мои;

Пусть чудесный, воздушный сераль мой

Будет вечным приютом любви.

Наконец, мой родитель вчерашний,

Ныне муж,-несмотря ни на что

Пусть таинственной "Девичьей башней"

Именуется здание то!

Уходи же скорей, мне всё горше,

Всё томительней, сердце в огне...

Возведи мне сераль... До тех пор же,

Берегись, не являйся ко мне!

Кантемир не промолвил ни слова.

Будто юность вернулась к нему.

Повелителен взорами снова,

Он скрывается быстро во тьму.

И к черте побережья туманной

Пристаёт одинокий каик,

И стремится поспешно к желанной

Молодой и прекрасный ашик.

И, приблизившись к трепетной пери,

Он склонился и шепчет:- Аман!

Задержался в пути я, но верю,

Что прощён будет верный джэван.

Но ломает красавица руки

И качает в тоске головой:

- Будь готов к бесконечной разлуке,

Всё погибло, возлюбленный мой!

Нет спасения мне, кроме гроба...

Пощади!

- Не щадит нас судьба...

Два пути есть, но гибельны оба,

И кончается смертью борьба.

Предстоят нам бессонные ночи,

И унылые дни предстоят,

И не может быть доли жесточе,

И земля превращается в ад.

Нам дано было радостей мало,

Разделил нас смертельный самум,

И Дурна, не раскрывшись, увяла,

А удел твой отныне угрюм.

Но надеюсь, не будет причиной

Смерти воина эта беда...

Не томись, не страдай, будь мужчиной,

И забудь обо мне навсегда!

И взглянув на прощание (горе

Отразил этот мертвенный взгляд),

Вся поникла и, шаг свой ускоря,

Покидает красавица сад.

7

Дни за днями текли, многократно

Полный круг совершила луна.

Башня в море возникла. И статна,

И подобна невесте она...

...На высокую кровлю впервые

Поднялась нынче утром Дурна,

И глядит на просторы степные

С любопытством невольным она.

На курганы глядит она с башни,

На могилы далёких времён...

"Ну, а эти сады, эти пашни,

Этот дол - не кладбище ли он?

Горожане и воины эти,

Что мелькают внизу далеко,

Ведь одежды на них не приметя,

С муравьями их спутать легко...

Думы, горе и страсть - только тени.

И оставят ли в мире следы?"

Мысли девы кружатся в смятенье

И летят, словно конь без узды.

Вот столетия мчатся пред нею,

Вот кончина вселенной пред ней,

И последний закат, холодея,

Освещает последних людей...

Но очнулась, глядит - всё уснуло,

Небеса, и Хазар, и страна,

И не слышно ни шума, ни гула,

И морская не блещет волна.

Ночь, завесу держа наготове,

Давит душу, бредёт по земле...

Лишь луна - чаша, полная крови,

Ужасающе рдеет во мгле.

Неизбежность пред ней, как виденье,

И бледны очертанья лица,

И Дурна, в утомленье, в забвенье

Ожидает супруга-отца.

9

Распахнув в нетерпении двери,

Хан на плоскую кровлю вбежал,

Пошатнулась и вздрогнула пери,

Каждый взгляд был, как острый кинжал.

Дочь вонзила зрачки в Кантемира,

Словно копья в окованный щит...

Но молчанье его истомило,

И со страхом он ей говорит:

- На лице твоём нежном тревога...

Как измучена ты и слаба!..

- Но молчит она грустно и строго,

Хоть свершается в сердце борьба.

- Ты прекрасней, чем мог пожелать я,