— Может, Ларик спас жизнь ему или его семье, — настаивала я, хотя понимала, что только раздражаю его своими предположениями.

— Глупости. Да и какая разница? Все равно все пошло совсем не так, как я рассчитал. В тот день, когда Ларик уехал, кстати, я видел, что ты к нему заскакивала, наступил мой час, и я решил, что сегодня любым способом добуду этот дурацкий клочок. Я засел в доме и ждал, когда на соседних участках улягутся спать и можно будет начать поиски. Но эта мысль пришла не только мне в голову, твой драгоценный Митька тоже явился тибрить у дядюшки марки. Он взял два альбома и быстро смылся. Я надеялся, что старик не станет держать эту марку вместе с остальными. Да, я видел эти альбомы. Там были ценные экземпляры, но ее там не было. Поэтому я не сильно волновался. — Он перешел на шепот: — Медленно, очень медленно стал перебирать все вещи, книги…

И Сашка показал, как он это делал. Он расшвыривал вещи, которые скопились в комнате, и зверел…

— В это время послышался звук открывающейся двери. Я не ожидал, что он вернется. Понимаешь, я толкнул Ларика случайно! Веришь? Ты должна мне поверить!

Казалось, что он много раз репетировал этот рассказ и в конце его речи — по его сценарию — его обязательно понимали и оправдывали.

— Да, поняла, — покорно согласилась я.

— Я побежал. Не знаю, почему побежал к колхозному поселку. Когда вспоминал все это, до меня, наконец, дошло, что я не только в жизни, но даже в фильмах часто не понимал мотивировки поступков.

Я совсем перестала дышать, так как предположила, что при всей моей наивности и недогадливости почти точно знаю, что последует дальше.

— Да, ты правильно поняла. Я прибежал к Милке. Я знал, что у Митьки с Милкой случился роман. Я также знал, что Милка никому не отказывает и, если что, станет моим алиби. Но нервы у меня сдали, — неожиданно громко заржал рассказчик.

Все это действительно походило на кино, где артисты здорово переигрывают.

— Ну что, интересно? Хочешь дальше?

Я не была уверена, что хочу знать продолжение, но у меня не было выбора. Все равно он меня не отпустит, и пока не выговорится — не успокоится. И кроме того, надо тянуть время, может быть удастся сообразить, как выбраться. Мозги стали лихорадочно вертеться вокруг всяких немыслимых вариантов, типа кинуться к окну, разбить его. Может, услышат шум? Дальше этого фантазия пока не шла. Все остальное было бы сопряжено с опасностью для жизни. Хотя о чем это я? Рядом полупомешанный убийца. Что может быть опасней? Пришлось вернуться к исповеди художника.

— Я застал их вместе и подслушал очень интересный разговор.

Сашка почему-то страшно развеселился.

Мне стало понятно, что Милка попросту шантажирует дон жуана. Она требовала, чтобы Митька на ней женился. У нее был веский довод — его ребенок. Парень трепыхался, как раненая колибри. Ему эта морока была ни к чему, да и осуждения семьи он боялся. Он обещал, что будет ей и ребенку выплачивать содержание. Вот для чего ему необходимы были дорогие марки. Но девица не соглашалась, ей нужен был брак. В результате слабохарактерный Шабельский дал обещание всё рассказать семье. Но я его спас, между прочим. Дождался, когда он ушел, и сказал Милке, что все слышал и могу ей помочь, если она поможет мне, во-первых, получить альбомы Ларика, во-вторых, проведет со мной ночь. Не думай, что я нуждался в Милкиных ласках. Нужно было алиби и уж очень хотелось «сделать» Митьку. Кто мог подумать, что эта дворняжка, эта барышня-крестьянка окажется эпической героиней! Она грудью встала на защиту своего драгоценного любовника. В общем, мы повздорили, и я ее толкнул. Темно было… Так нескладно получилось, оказалось, что позади Милки — яма.

Сашка сник. Мы сидели молча и смотрели на фонари, которые стали гаснуть. Наступал рассвет. Я так устала от бессонной ночи и безумных откровений художника, что, несмотря на ужас ситуации, хотела только одного — лечь и уснуть.

— А почему подозрения сразу пали на Даню?

— Правильный вопрос, — зло усмехнулся Сашка. — Я так боялся, что меня найдут, вот и подкинул свою одежду. Помнишь, я говорил, что мне вещички на донашивание «дарили»? Я такого же роста да и телосложения, что и братья Шабельские. Нет, ты не подумай, что дары передавались из щедрых рук самих Шабельских. Они собирали, а Маша или Милка приносили обноски в поселок. Ничего они, эти инфантильные интеллигенты, не знали. Все проворонили. Данька любил шик, вещи носил отменные. Митька их периодически у него таскал. Братья скандалили. Поэтому где чьи вещи, сказать не мог никто толком. Мои были просто счастливы. Вещи хорошие, а тратиться не надо. И наша «внимательная» милиция особого рвения не проявила, экспертизы на частицы всякие там не делала. Увидела вещи в доме — и чудненько. Хотя, если честно, — смутился рассказчик, — я дергался некоторое время. Боялся, что обнаружат все-таки, что вещей не было в доме Шабельских.

— Ты сказал «свою одежду»… А как же…

— Ну, ты наивная совсем. — Сашка заржал. — Я их подкинул хозяевам, вернул. А потом шел ночью, в одних трусах и босиком, огородами, огородами. К счастью, никто не обнаружил меня. Ночь!

Он опять хохотнул, довольный.

— Ты, я смотрю, очень счастливый. Человека в тюрьму на долгие годы без вины упрятали, а ты кайфуешь?

— Сам виноват, — разозлился «мой дружок», — Данька всегда думал, что благородство — самое главное в жизни. У них с Руфиной, правда, какое-то странное представление об этом. За свои принципиальные позиции эти двое держались крепко, вот, Данечка, видимо решив, что это убийство совершил его брат, молчал, как партизан на допросе. Да и потом, ему наверняка срок дали бы. Он же все время с властью ссорился. Своих чувств не скрывал. Насколько я знаю, менты особо не вникали в это дело. Дали ему от души за все. Раз политику нашей партии и правительства не любишь, в свободного художника играешь, то и убить можешь запросто. Вот и сиди. Он же сначала аж двенадцать лет получил. Они даже не собирались квалифицировать это как убийство по неосторожности, — захлебывался в триумфе Сашка.

Мне показалось, что я слышу какие-то шаги. Возможно, я ошибалась. Это дом скрипит, или я выдаю желаемое за действительное. Сашка же вообще ничего не слышал, он упивался собственной осведомленностью и хитростью.

— А ты большой любитель спецэффектов.

Мы оба подскочили от голоса, который раздался откуда-то снизу.

— Любишь фильм «Однажды в Америке», а, Сань? — продолжал говорить человек, поднимаясь по лестнице.

Сашка стал метаться по комнате, явно в поисках чего-нибудь тяжелого. Я просто оцепенела, не понимая, чей это голос. Он был очень похож на Митин, но не совсем. В нем слышалась больше насмешка и жесткость, а у Митьки всегда были слышны надрывность и истеричность. Наконец человек остановился за дверью, но не вошел.

— Сань, брось кувалду или что ты там держишь. Кроме безобразной драки и твоего позора ничего не произойдет, — произнес голос.

— Хочешь еще срок получить? — взвизгнул «Триумфатор».

— Нет, — честно ответил голос, — не хочу. Мечтаю дослушать твою увлекательную историю. Все равно, Сашечка, ты выйдешь отсюда в наручниках.

— Между прочим, я твою драгоценную Лерочку могу изуродовать.

Я перестала понимать, что происходит. Ясно, что за дверью стоял Даня. Какое ему дело до меня? Кроме того, я быстро сообразила, что Сашка не шутит и даже не пугает собеседника. Он вполне может исполнить свою угрозу. Не долго думая, я вскочила, вцепилась Сашке в волосы и стала раздирать его лоб длинными ногтями. Он заорал так, что, казалось, старый дом вот-вот рухнет. Даня повалил художника на пол. Я по-прежнему крепко держала его за волосы и потому невольно села. Отцепив меня от головы мучителя, Даня сел рядом и закурил. Воцарилась мертвая тишина.

— Дальше рассказывать будешь или мне самому продолжить? — нарушил молчание Даня.

— А ты что, в зоне расследование провел?

— Ну, время подумать у меня было. Так что ты пока отдохни, а я разъясню этот занимательный сюжет.