— Где внуки? — разнесся по саду и эхом долетел до нас басовитый говорок Маши.
— Не слежу за их передвижениями. А почему вы интересуетесь их персонами?
— У меня дочка пропала, — сказала гостья.
— Наверное, она где-нибудь задержалась. Не первый раз Милочка убегает от вас, Маша. Уж не сочтите за бестактность, но вы ведь с ней не очень ладите.
— Мы вообще с ней не разговариваем последнее время, но…
— Что? — вдруг напряглась старушка.
— Я вчера ездила в Москву и была у девчонок в общежитии, где она обычно прячется, когда от меня бегает. Нет ее там. И девки сказали, что она домой уехала. Я вчера прождала весь вечер, ну, думала, загуляла опять и осталась у кого-нибудь из села. А сегодня пошла молоко продавать, и мне Вера Павловна с третьей дачи сказала, что видела Милку вчера вечером — прикатила последней электричкой.
— Ну а при чем здесь мои внуки?
— Так вот я и хочу спросить, не видели ли они ее.
В голосе Маши, как мне показалось, было сомнение в дозволенности такого вопроса и одновременно уверенность в его правильности. Видимо, у Руфы тоже возникли какие-то предположения, так как она нарочито спокойно стала уверять взволнованную мать, что и Данила, и Митя вчера весь вечер были дома.
— …Насколько я помню. Конечно, я могла и не заметить молодых людей, живущих на одной со мной даче, но вряд ли.
— Ну не знаю, тогда, значит, Вера Павловна врет.
— В каком смысле?
— Она сказала, что видела, как Данила разговаривал с Милкой на станции, только…
— Что — только?
— Ничего. Так где они?
— Не знаю, Маша. Вы не волнуйтесь, когда мальчики приедут, я обязательно их спрошу. И если они что-нибудь смогут прояснить, я обязательно тут же вам сообщу. Хотя сомневаюсь.
— Нет уж, я лучше их дождусь.
— Я не думаю, что это удачная мысль. Они же могут вообще остаться в Москве.
— Значит, я до утра подожду.
— Не понимаю вашего упорства, — рассердилась хозяйка дачи.
Повисла напряженная тишина. Создалось ощущение, что победителя в этой беседе нет. Мы с Эвой быстро отпрыгнули от дверей, сделали самое невинное выражение лиц. Руфа поднялась на веранду и продолжила рассказ с того места, где он был закончен с Машей.
— Лера, надо найти Митю и Даню. Маша, заходите, будем ждать.
Я отправилась на поиски молодых людей, думая о том, стоит ли мне их находить или лучше…
Не успела я додумать эту мысль, как из-за угла появился Данила.
— А где Митя? — спросила я.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Мы с ним очень редко вместе возвращаемся. И почему ты в сумерках бродишь одна? Где бабушка?
— Бабушка ищет вас с Митей.
— Зачем? — встревожился старший внук.
— Пришла Маша и требует, чтобы Руфа вас отыскала.
— Кто такая Маша? — ошалело глядя на меня, спросил Данила.
— Да она ведь вам каждый день молоко приносит!
— Господи, почему я должен помнить имя нашей молочницы? И что?
— У нее пропала дочка.
— Мы-то чем помочь можем?
— Этого я не знаю, — теряла я терпение, — меня просили вас найти. Тебя я нашла.
— Теперь пойдешь искать Митю? Одна на станцию?
— А что же делать, ведь Руфа просила.
— Пойдем вместе, скорей всего Митька приедет последней электричкой.
Мы направились к станции, оставив домашних волноваться дальше. О чем думал Данила, я не знаю, я же радовалась, что смогу встретить Митю и лишний раз помозолить ему глаза.
— Где ты живешь в Москве? — спросил Данила. — Хотя ты бываешь у нас каждый день, я практически ничего о тебе не знаю.
Несмотря на то что это был не Митя, мне все равно был приятен интерес взрослого мужчины к моей маленькой персоне.
— Я живу в самом центре и учусь тоже в центре, на улице Станиславского в английской спецшколе, кстати, самой престижной в Москве.
— Понятно. Поэтому ты выбрала, конечно, языковый ВУЗ.
— Я уже передумала. Даня, раз уж сейчас есть время, я хотела спросить тебя о театральном институте.
— Ты что, собираешься на актерский? — изумился мой собеседник.
— Нет, — обиделась я. — Неужели у меня нет никаких шансов, если бы я захотела стать актрисой? — дразнила я Данилу.
— Ты себе хорошо представляешь эту профессию, образ жизни?
— А что особенного? Не только одни красавицы должны быть актрисами.
— Что ты несешь, при чем здесь красота? А талант у тебя есть? Ты хоть когда-нибудь пробовала на сцену выходить? Читать стихи со сцены?
— Нет, не пробовала. Но я могу начать сейчас, мне не поздно. Будешь со мной заниматься? — веселилась я.
— Ты серьезно? — продолжал удивляться Данила.
— Пока я раздумываю — то ли в актрисы, то ли в театральные критики податься, — продолжала я свою детскую игру.
— Если бы ты хотела по-настоящему, то не гадала бы.
— Почему это? Мне же только шестнадцать. Профессию и позже выбирают, мне в армию не идти.
— Актерство — не профессия, скорее заболевание. Или этим не надо заниматься. Кстати, тебе надо бы это понять, иначе ты с Митей не сможешь общаться.
Оставалось еще минут двадцать до прибытия электрички, и можно было попытаться выяснить причину неприязненных отношений братьев, что гораздо интересней, чем выслушивать Данилины нравоучения.
— Даня, почему ты Митю не любишь?
— Я его очень люблю. Просто хорошо знаю его недостатки.
— А он — твои?
— И он — мои. И часто о них говорит.
— Но он тебя уважает, а ты его нет.
— Я же старше Митьки на семь лет. Он уважает мой возраст, а его пока не за что уважать. Поет он, правда, хорошо, но как управлять своим талантом — не знает. Ничего, у него все впереди.
Данила говорил вполне дружелюбно, и все же некий скрытый конфликт с братом слышался в его округлых фразах. Думаю, он просто ему завидовал.
— А твой талант уже проявился? — попыталась подколоть я Даню.
— Скорее да, чем нет, — засмеялся он. — Я вполне сформировавшаяся личность. Лера, а ты в театр часто ходишь?
— Не очень. Когда билеты достаю. На классику нас школа водит. А в детский часто бегаем, на каникулах.
— Понятно. Ну если ты соберешься заниматься театральным искусством, советую расширить свой кругозор и посмотреть несколько новых, не классических постановок, — усмехнулся Данила. — Чем смогу помогу. Билеты на премьеру, может, совет какой нужный дам, — продолжал глумиться над моей неосведомленностью собеседник.
Почувствовав в его словах явную насмешку, я замолчала и стала деловито вглядываться вдаль в ожидании поезда.
Странно, подумала я, страничка дневника заставила меня подробно вспомнить этот разговор, но, судя по записи, в тот момент я была не рада, что при нашей встрече с Митей будет присутствовать его недобрый брат. Только сейчас понимаю, какой глубокий след оставила в моем сознании легкая беседа.
Пришла электричка. Мити среди тех, кто выходил из вагонов, не было. Растерянные, мы молча постояли еще несколько минут и пошли на дачу.
— Куда же он делся? — волновалась я.
— Остался в Москве, может, загулял, да мало ли что. Завтра объявится, — беспечно отозвался Данила.
— То есть как, завтра? Руфа же ждет его.
— Но он об этом ничего не знает. Если ты способна здраво рассуждать, то он имеет на это полное право.
— Да, конечно, но что мы скажем Руфе?
— Так и скажем. Лера, сейчас уже очень поздно. Ты домой как пойдешь? Твои, что, совсем не волнуются?
Если бы он знал, как мне не хочется думать на эту тему. У меня аж заныло все внутри.
— Конечно, мне уже давно пора быть у себя, — промямлила я, — но ведь Руфа…
— Перестань, а то я не понимаю! Сейчас быстренько дойдем до наших, а потом я тебя провожу. Тебя небось уже с собаками ищут.
Я еле поспевала за ним, злилась на то, что он пытается сократить время моего присутствия на их даче и еще зачем-то напомнил о неприятном моменте возвращения к родственникам. Вообще, это не его дело, сейчас так ему и скажу. Но я не успела выразить протест, мы оказались у калитки дачи, у которой стоял Митя, жующий травинку.