Интересно же, как я теперь выгляжу?

Новая внешность это ж гораздо круче нового платья!

Здешние зеркала были размерами чуть поменьше, чем камин, но тоже впечатляли. После всего случившегося подходить к ним было боязно. Но, с другой стороны, не в ручье же придорожном себя разглядывать?

Эльза была блондинкой, Эвелин – рыжей. А я (то есть Эмма) оказалась жгучей брюнеткой в стиле Моники Беллуччи.

В реальной (то есть обычной, нормальной) жизни я, с позволения сказать, типовая русская девчушка-тинэйджер. Среднего роста, тощевато-угловата, с намёком на грудь и не особо выразительным пепельным цветом волос а-ля мышь.

Одевалась соответственно студенческому статусу: джинсы-свитера-кроссовки. Стиль унисекс, практичный, немаркий, в толпе маскирующий.

Наушники в уши задвинул и пошёл себе вперёд – не человек, а единица в толпе.

А как себя прикажите в таком шикарном теле носить? Да мне к себе такой ещё привыкать и привыкать надо!

Главное, не закончить, как печально известный Нарцисс, не сумевший оторвать взгляд от собственного отражения и из-за того безвременно почивший.

Бедняжка Эмма! Какого-то ей-то сейчас приходится в моём мало примечательном тельце?

А вот не надо было касячить с заклинаниями. Так и жила бы себе дальше, красавицей писанной, в огромной чудо-комнате.

И я как-нибудь свой век серенький скоротала бы.

Нет, ну вот ведь бывает же? Ведь везёт же некоторым уродиться таким вот красавицами?

Как тут не сделаться завистливой?

Одна копна волос чего стоит! Да с такими волосами причёски ни к чему. Распустил и пошёл, сногсшибательный на все сто.

– Любуешься собой?

Я поспешно отскочила от зеркала, будто меня застали за чем-то неприличным.

– Эвелин? Твоя сестра очень красивая. Ею сложно не любоваться.

Рыжая фыркнула, передёргивая плечами:

– Только представь, какого слышать такое? Не каждый день твоя сестра говорит о себе в третьем лице.

– Вы тройняшки?

– Погодки. Эмма – старшая, я – средняя, Эльза – младшая.

– И сколько же мне лет?

– Девятнадцать.

Что ж? С этой Эммой мы почти ровесницы. Годом меньше, годом больше – не фатально.

Эвелин стояла и смотрела на меня как-то странно.

– Знаешь, что? – неожиданно сказала она. – А я рада, что ты теперь в теле Эммы. Так этой наглой стерве и надо.

Наткнувшись на мой изумлённый взгляд, она хихикнула:

– Открою тебе секрет: я ненавижу мою старшую сестру.

Вот тебе раз.

– Эмму многие ненавидят, – добавила Эвелин уже тише.

– Почему?

– Она жестокая и беспринципная. Настоящая психопатка.

Вот тебе два.

– В каком смысле – психопатка?

Я на всякий случай села, чтобы в случае, если ноги подкосятся от внезапных новостей, на пол не упасть.

– Эмме нравилось причинять людям боль. Любыми путями. Моральных ограничений она не признавала. Жила в полном убеждении, что боги мир создали для её личных нужд, всё вокруг лишь прах под её ногами, а земная ось вращается исключительно вокруг её восхитительной особы.

Вот тебе и три.

Как прикажете мне соответствовать такому образу?

Кто-то во Вселенной жёстко над нами с Эммой поглумился. Да мы же просто диаметрально-противоположные личности!

Я по сей день над каждой сдохшей птичкой рыдаю, хотя и втайне ото всех. Кошек во дворе зимой, рискуя огрести люлей от истовых блюстителей порядка, подкармливаю. Оленёнка Бемби вот до сих пор не поглядела, а Муму дочитывала исключительно под страхом двойки, с валерианкой в руке и ненавистью к Герасиму и Тургеневу в сердце.

Короче, на роль самовлюблённой садистки-психопатки хуже меня не найти. Что говорится, на сто процентов не моё.

Сердцем чувствую, миссию завалю.

– Я не такая, – вздохнула я.

– Вижу, – Эвелин одобряюще улыбнулась. – И мне это по душе. Но вот тебе будет очень сложно. В этом теле, – ткнула она пальцем мне в грудь, которая в этот раз у меня точно была, – жила самая настоящая злая ведьма. Злая даже для Дарков.

– Э-э… ведьма – это, я надеюсь, фигурально выражаясь?

Неа. Судя по взгляду Эвелин, совсем не фигурально.

– Вы тут говорили об обряде и колдовстве. В вашем мире действительно колдуют?

– Тебя это удивляет?

– В моём мире магии нет.

Эвелин рассмеялась.

– Представлю себе лицо Эммы, когда она проснётся в чужом теле, лишённом магии! Она всегда так презирала людей, лишенных Дара. Считала их чем-то вроде инвалидов. Вот пусть теперь попрыгает.

– Но от меня-то будут ожидать каких-то магических пассов! А я не умею!

– Предлагаю подумать об этом завтра. Придёт новый день, вот тогда и будем решать новые проблемы. Лично мне кажется, что сотворить из Алины Орловой Эмму Дарк будет непросто. Может быть, даже и не нужно. Этот мир ничего не потеряет без той Эммы, которая жила в тебе раньше, – подмигнула Эвелин.

– Спокойной ночи, – сказала она на прощание.

– Спокойной ночи, – кивнула я.

Как только я легла в большую постель, почувствовала себя безумно одинокой, всеми оставленной. И заплакала.

Да, я большая девочка.

Но я хочу к маме!

***

Я не сразу поняла, где нахожусь, проснувшись на следующее утро.

Потом вспомнила, кто я теперь такая и всё прояснилось. Ну, настолько, насколько это может проясниться в данной ситуации.

Вместе с вечерними сумерками рассеялись мрачные настроения. Меня охватило весёлое любопытство.

Я словно попала в книжку. Только с эффектом 3-D. И с полным погружением в предлагаемые обстоятельства.

Круче чем у Станиславского!

Неприятности начались с порога.

В этом мире не было удобных джинсов и нежно-любимых мною толстовок. Перед теми наряды, что открылись моему неискушенному взору меня взяла лёгкая оторопь.

Кто сказал, что быть красавицей легко?

Вернись, мой крысиный хвостик! Я по тебе скучаю!

Ладно. Соберись, тряпка.

– Доброе утро, Эмма.

На пороге комнаты очень кстати возникла Эльза.

– Доброе, – кивнула я. – Распрекрасно, что ты здесь. Поможешь мне? Я в ваших нарядах пока не разбираюсь.

Эльза не стала тратить время на объяснения. Правильная девица.

Без лишних слов к делу, то есть к шкафу, подошла.

Про то, что корсеты – пыточное устройство, это в кинематографе не врали. Действительно, гадость редкостная. Дышать больно, в рёбра впиваются, точно лезвие, при каждом вздохе.

Зачем такие муки? Чтобы нравиться мужчинам? Я вас умоляю! Заберите мужчин – верните джинсы.

Хвала небесам, хоть причёску делать мне не стали. Просто пригладили щёткой волосы и перехватили их атласной лентой. Лента всё время норовила соскользнуть с головы, точно с горки, и падала на лицо. В чём её смысл я не поняла, но спорить не стала.

Когда я вслед за Эльзой вошла в гостиную, семейство Дарков с постными лицами уже собралось вокруг стола.

Вдоль стен с не менее серьёзными физиономиями стояла прислуга, чья униформа напоминала мне школьную, маминых, то бишь, советских, времён.

– Мистер Томпсон, – обратился Адриан Дарк к дворецкому, как только мы с Эльзой присоединились к семейному кружку. – У меня для всех вас печальное известие. Оно не должно выйти за пределы этих стен. Вчера произошёл инцидент с госпожой Эммой, в результате которого она потеряла память.

Да? Со мной такое случилось?

А что? Отличная легенда! Потерявшая память, это всё равно что городская сумасшедшая. С такой взятки гладки. Потеряла память, это, вроде как, повредилась умом, но не сильно. Ответственность нести за свои поступки может.

– Прошу с пониманием отнестись к ситуации, – закончил мистер Дарк. – А теперь – приступайте к своим обязанностям.

С этими словами он снял кольцо с полотняной салфетки и изящно положил его себе на колени, давая сигнал приступать к утренней трапезе.

Как живой встал передо мной кадр из фильма «Москва слезам не верит», где героиня истерично кричала «Я рыбу не ем!».

Ну так перед ней была только рыба. А тут – куча еды.