Я поговорил с Робертом, сказав, что это всего лишь мимолетное юношеское увлечение, которое со временем пройдет, потому что такого добра будет у него в жизни еще много. Но он не пожелал даже слушать меня. С тех пор он стал нелюдим, со мной говорит мало, да и то с неохотой, зато с головой погрузился в религию. Утешения ли он ищет, ответов на мучающие его вопросы, либо жалуется Богу на свою судьбу – кто знает, только неизменными собеседниками его в последнее время стали монахи. Им он и вверил себя полностью, не думая о будущем, а лишь ища утешения в своей несчастной любви. Вот и вся история. Что теперь скажешь, Можер? Генриха не спрашиваю, он в ответ лишь разводит руками. Хочу знать, что думаешь ты.
– Что ж, скажу, коли просите, – простодушно ответил Можер. – И хотя я ни черта не понимаю в любви, но мне жаль Роберта. И девчонку тоже. Ведь они юнцы, и это у них впервые. Разве можно было так, топором, по этой первой любви? Так недолго и загубить юные души, а вместо сына и помощника нажить себе врага.
– Что же, по-твоему, я должен был делать? Поселить папу с дочкой у себя во дворце и спокойно наблюдать, как у девчонки начинает расти живот? А потом вместо дочери соседнего короля женить сына на неровне, поставив, таким образом, под угрозу безопасность границ своей территории и заслужив при этом справедливый укор знатных людей королевства? Пусть так, но на этом бы и прекратил существование род Робертинов, ибо после такого союза не быть уже Роберту герцогом франков, а потом и королем!
– Король прав, – промолвил Генрих, – знать и в самом деле не простила бы такого союза. Сам знаешь, сколь щепетильны герцоги и графы в вопросах родства. Тому пример Карл Лотарингский.
– Что ж, – ответил Можер, – наверное, вы оба правы. Однако, думаю, государь, вовсе не обязательно было бы их женить. Проще бы, на мой взгляд, закрыть глаза на эту любовь. Со временем, как правило, это проходит. А потом, когда перемелется зерно, насыплется новое.
– Как знать, сколь затянулась бы и к чему привела такая любовь. Чем глубже вонзается меч, тем страшнее рана. Однако ни к чему черпать воду решетом, дело сделано.
– Отчаянная девчонка попалась Роберту, – усмехнулся Генрих. – Не каждая уйдет в монастырь ради отца. Наверное, отсюда им некуда было больше идти, а отец – единственное, что у нее осталось в жизни…
– Довольно! – резко оборвал его король. – Теперь мне хотелось бы услышать совет, и если он подойдет, я воспользуюсь им. Говори ты, брат.
– Я мог бы подсказать выход, если бы такое оказалось возможным. Но, увы, болото не возвращает свою добычу.
– Если я правильно тебя понял, ты предлагаешь вернуть малышку домой?
– Я говорю только, что это было бы наилучшим, чтобы заставить глаза мальчишки засиять от счастья, а тебе наконец заслужить уважение сына и обрести отцовскую власть над ним. Нормандец прав: ливни не вечны.
– Что скажешь ты? – перевел Гуго взгляд на Можера.
– Надо вытащить девчонку из монастыря. Пусть милуются, коли принц так уж сохнет по ней. А чтобы не ломать голову над тем, что у них там происходит, придется эту Хлою[12] поселить во дворце. Так они будут всегда перед глазами. А любопытным следует указать на нее, как на дочь какого-нибудь германского графа или, если уж такого не отыщется, племянницу папы римского. Кто станет докапываться, так ли это?
– Возможно, вы оба правы и именно так и надлежит поступить… Но ведь она в монастыре! Она невеста Христова, черт возьми! Как ее вытащить оттуда? Даже мне, королю, это не под силу. Лишь епископ властен в этом, но просить его я не стану.
– Однако сколь ненасытен Христос, – усмехнулся Можер, переглянувшись с герцогом Бургундским. – Не слишком ли много невест для его гарема? Сдается мне, он и не заметит, что их стало на одну меньше.
– Что ты предлагаешь, Можер? Уж не хочешь ли пойти к епископу?
– Мне? К нему на поклон? – нормандец захохотал. – Пожалуй, я и сходил бы к нему во дворец, но с иной целью: ударом кулака вогнать ему голову в желудок вместе с митрой.
– Не сомневаюсь, что тебе это удалось бы, – невесело усмехнулся король, – но тогда нас обоих папа отлучил бы от Церкви: тебя за убийство, меня за то, что покровительствовал убийце.
– Никто и не догадался бы, случись это во дворце, когда мы с герцогом Бургундским увидели его из коридора. Причину скоропостижной смерти его преосвященства найти было нетрудно: лестница в башне очень уж высокая и довольно крутая; бедный епископ, не обладающий сноровкой, оступился и полетел вниз головой на каменные плиты.
– А его спутник? – рассмеялся герцог Бургундский.
– Тот решил поглядеть, цела ли осталась митра, которую ему предстояло вскоре примерить, но у бедняги закружилась голова и любопытство свело его в ту же могилу.
– Неплохо, черт возьми, и как это я раньше не догадался! – воскликнул герцог.
– Ведь я предлагал вам, ваша светлость, огреть его посохом, а вы меня удержали, – сокрушенно произнес Можер. – Из-за этого королю пришлось выслушивать жалобы епископа. Надеюсь, государь, его преосвященство не выразил желания увидеть меня повешенным?
– Наверное, это удовлетворило бы его жажду мести. Но я вселил в него надежду на это, пообещав учинить суд над виновником.
– Ого, мне предстоит нелегкое испытание! И к чему же вы собираетесь присудить меня?
– К каторжным работам.
– В самом деле? Куда же я должен отправиться?
– Не слишком далеко, мой друг. Твои копи – женский монастырь.
– Как! Вы предлагаете мне вызволить малютку?
– Прости, Можер, но ничего другого мне не остается. – Король обнял нормандца за плечи: – Я возлагаю на тебя большие надежды, мой мальчик, хотя, черт меня возьми, если я представляю себе, как тебе это удастся. Ну а если серьезно, то я отправил епископа восвояси, сказав, что взял монаха под свою защиту. Пусть попробует сунуться к нему.
– Что ж, я рад за брата Рено, – сказал Можер. – Во всяком случае, у меня появился должник, хотя, чего греха таить, не люблю, когда мне кто-то должен.
– Хорошо, что ты не щепетилен в этом и не напоминаешь королю о его долге перед тобой.
– Скорее, это должно озаботить вашего сына, государь. Но воображаю, как вытянется лицо у Роберта, когда он узнает, что долг вырос вдвое.
– Нормандец держит в голове какой-то план, я вижу это по его лицу! – воскликнул Генрих. – Тебе придется набить его карманы золотом, Гуго, коли дело сулит удачу.
– Святая пятница, именно так я и поступлю, если увижу сына счастливым! – заявил король. – Теперь говори, Можер, что ты придумал?
– Ничего особенного, государь, – пожал плечами нормандец. – Просто я войду в этот монастырь и выйду оттуда, но не один, а с этой милашкой.
– А-а, понимаю! Собираешься обмануть настоятельницу, действуя от имени епископа? Предъявишь ей ложный документ с поддельной подписью и печатью?
– Это было бы слишком хитроумным для меня, хотя, надо признаться, способ неплохой. Однако, догадываюсь, посланца с таким документом должен сопровождать человек епископа, его помощник?
– Вот именно, Можер, вот именно!
– Я постараюсь обойтись без его преосвященства и уж тем более без викария. А план мой таков. Моя подружка Вия, она вам знакома, рассказывая о Париже, поведала, что близ города есть женский монастырь, единственный на всю округу. Он находится южнее и зовется Нотр-Дам де Шан…
– Именно туда и попала девчонка! – перебил король.
– Но самое интересное впереди, – продолжал Можер. – Отец, отсылая меня к франкам, просил навестить родственницу Кадлин Нормандскую, настоятельницу женского монастыря близ Парижа. Но я забыл его название, да и про бабку свою, чего греха таить, тоже забыл. И вот теперь, когда вы, государь, назвали этот монастырь, сказав к тому же, что он единственный, я вспомнил о дочери моего славного предка! И название этого монастыря тоже вспомнил, именно так отец и говорил: Нотр-Дам де Шан! Понимаете теперь? Кровь дьявола, ведь это так просто! Настоятельница этой обители – моя бабка! Зовут ее мать Анна, в миру Кадлин. Так что я отправляюсь к ней в гости, а заодно утащу оттуда малышку. Представляю, как обрадуется моя родственница, ведь мы не виделись столько лет!.. А хорошо все же, что мне раньше не пришла в голову мысль порасспросить мать. Узнав, я помчался бы в монастырь, но теперь мне пришлось бы идти туда во второй раз, а это уже не произвело бы должного впечатления.
