— Понял, — сказал я, ещё раз мысленно поблагодарив судьбу за то, что она опять свела меня с Петром Михайловичем.
…Резкий толчок прервал мой беспокойный сон.
— Вставай, за нами пришли, — услышал я шёпот академика.
Я приподнял голову; в комнату входили Люг и два незнакомых служителя Кругов Многообразия.
— Следуйте за нами в Сектор Усовершенствования, — без всяких предисловий предложил биопсихолог.
…Нас поместили в двух смежных лабораторных комнатах и велели ожидать. Я понял, что пришло время действовать. Случай благоприятствовал нам: в потолке лаборатории оказался овальный люк, вероятно, вентиляционный. «Сколько времени в нашем распоряжении?» — лихорадочно думал я, прикрепляя к груди диск.
— Пётр Михайлович, скорее идите сюда. Пора!
Академик что-то мешкал.
— Ну, что вы там? — недовольно закричал я. — Скорей!…
Запыхавшийся Самойлов показался в дверях. Он торопливо засовывал в оттопырившийся карман какой-то прибор, вероятно, взятый в лаборатории. Я лишь развёл руками. В такой момент! Нет, он положительно неисправим!…
— Давай передатчик, — виновато сказал Самойлов.
Пока он настраивал передатчик, я тщательно запер обе наружные двери лаборатории.
— Теперь держитесь крепче за меня, — прошептал я Самойлову. Волнение сжало горло. Мы крепко обхватили друг друга, и я включил диск. Аппарат плавно и сравнительно легко поднял нас к отверстию люка. Мы очутились в широкой тёмной трубе. Куда она выведет нас? Мы поднимались всё выше и выше, изредка касаясь её гладких стенок. Вдруг я довольно чувствительно ударился головой обо что-то твёрдое.
Оказалось, что тут канал изгибался под прямым углом. Сразу стало светлее: где-то далеко впереди забрезжил свет.
Мы ползком стали пробираться по каналу.
— Скорее, скорее! — подгонял я академика.
Мы старательно двигали руками и ногами, пытаясь ползти так, как ползали в старицу наши предки на полях сражений.
Некоторое время в «трубе» слышны были лишь отчаянное пыхтение да проклятия, посылаемые кому-то академиком, не привыкшим передвигаться таким способом. «Скоро ли вернутся биопсихологи? — вертелась в голове тревожная мысль. — Через час или через пять минут? Скорей бы кончилась эта проклятая «труба».
Светлый круг впереди казался всё ещё бесконечно далёким. Я собрал последние силы и пополз ещё быстрее. Академик отставал.
— Не сдавайтесь, Пётр Михайлович! — подбадривал я его. — После отдохнём.
Он молчал и пыхтел.
— Фу!… Наконец-то… — выдохнул я с величайшим облегчением и осторожно высунул голову в отверстие. Сердце радостно забилось: люк выходил как раз к уступу здания Кругов Многообразия.
— Скорей! Ну, Пётр Михайлович! — громко шептал я.
Академик ещё полз где-то в темноте. От напряжения он тяжело дышал.
— Где автомат включения воронки? — тормошил я его.
— Там… подожди, я сейчас, — и он опустился на уступ.
Я видел, как Самойлов побледнел, и понял, что ему будет трудно держаться за меня во время полёта. Тогда я снял диск со своей груди и прикрепил его Самойлову. Потом для надёжности привязался к учёному ремнём и крепко обхватил его за плечи. Диск снова понёс нас по воздуху.
Через минуту мы поднялись на площадку самого высокого уступа здания. Взглянув вверх, я не увидел сквозь прозрачную крышу Трозы фиолетового неба и центра Галактики. По небосводу быстро мчались тяжёлые, хмурые тучи.
— Начинается Цикл Туманов и Бурь, — сказал отдышавшийся академик.
«Плохо это или хорошо?» — подумал я.
— Вот промежуточный автомат туннеля, — показал Самойлов на четырёхугольную пластмассовую коробку у карниза. — Смотри вверх…
Он излучил ритмичные сигналы, нажимая кнопки передатчика. Внутри автомата что-то защёлкало, загудело.
— Есть воронка! — радостно закричал я.
Поляроидная крыша медленно раздвигалась как раз над зданием Кругов, постепенно выпучиваясь вверх в виде широкого конуса.
Я перевёл рычажок диска на полную мощность. Словно жалуясь на непосильную нагрузку, аппарат тонко зажужжал, и мы по спирали поднялись к горлу воронки. Я с беспокойством смотрел на часы. С момента бегства прошло сорок пять минут. «Хватились нас или нет? Скорей бы…» Однако мы поднимались всё-таки медленно.
— Четыре минуты!… — прохрипел Самойлов — Через минуту туннель закроется! Скорей!… Или всё рухнет…
— Сдвигается! — испуганно воскликнул я, видя, как конус стал медленно сокращаться. Уже близко… Ещё миг! Мы еле успели пройти горло туннеля, как оно стало меньше слухового окна и с мягким шорохом сомкнулось. Внезапно я инстинктивно обернулся, как будто что-то толкнуло меня в спину. Сердце сжалось от страха: воронка туннеля открылась, и над ней показалась чёрная точка. Вскоре она превратилась в маленькую фигурку: кто-то гнался за нами.
— Пётр Михайлович, за нами погоня! — сказал я академику.
Тот встрепенулся и, ни слова не говоря, перевёл рычажок горизонтальной скорости в крайнее положение, от чего мы заметно ускорили полёт. Несколько минут фигурка не увеличивалась, но затем стала медленно догонять нас. Мы неслись в сгустившихся сумерках над помрачневшими лесами Гриады, едва не задевая за кроны деревьев. Аппарат сдавал: вероятно, сказывалась перегрузка Вскоре преследователь приблизился к нам настолько, что я смог рассмотреть его лицо. Это был красноглазый Люг! Почему он один? Очевидно, он первым догадался, каким путём мы ушли, и, пока снаряжалась погоня, бросился вдогонку за нами на свой страх и риск. Что ж… тем лучше для нас.
Люг что-то кричал и отчаянно жестикулировал, приказывая остановиться. Теперь нас разделяло расстояние в двадцать метров.
— Вижу радиомаяк! — воскликнул Пётр Михайлович. — Тот самый, о котором ты говорил Джиргу!
Я сверился с картой и радиокомпасом.
Люг, перестав жестикулировать, извлёк из кармана нечто вроде длинного стержня и направил в нашу сторону. Ослепительно блеснул короткий бледно-синий, почти прозрачный факел. К счастью, Люг промахнулся. Дикая ярость охватила меня. Я резко затормозил аппарат, так что Люг, поспешно перезаряжавший «раструб», чуть не налетел на нас. В тот момент, когда Познаватель поравнялся со мной, я схватил его за горло правой рукой. Лязгнули челюсти, и я услышал, как Люг захрипел. Я сжимал горло врага всё сильнее и сильнее…
Через минуту всё было кончено. Тогда я отцепил с груди мёртвого Люга антигравитационный диск, едва не вырвавшийся из рук, и тело грианина камнем пошло вниз.
С трудом прикрепив аппарат Люга, я освободил ремень, связывавший меня с академиком, уравнял скорости обоих дисков и взял Петра Михайловича за руку. Мы прибавили «ходу».
Под нами уже ревел океан. Башня радиомаяка осталась справа. В сумерках ничего нельзя было рассмотреть. Вдруг в полукилометре к югу вспыхнуло три оранжевых огонька. «Это Джирг», — подумал я.
Вот, наконец, и судно. Мы опустились на палубу.
***
…В эту «ночь» звёзды мерцали тускло и слабо. Цикл Туманов и Бурь вступал в свои права. Ядро Галактики затянуло непроницаемой мглой. Солнце еле просвечивало сквозь мглу. Даже мне, незнакомому с особенностями грианского климата, стало ясно, что стихии готовы разыграться. Самый неопытный человек понял бы это. Я вышел на палубу и столкнулся с Джиргом. Его лицо было так же хмуро, как и небо.
— Приближается ураган, — сказал он. — Я пять раз видел большую бурю на Фиолетовом океане: начало всегда такое. Начинается. Чувствуешь, жарища какая?
Я отёр со лба пот. Через час духота стала ещё невыносимее. Небо стало медно-красным с фиолетовым оттенком. Грозное море катило длиннейшие маслянистые волны. Вдруг зловещее медно-фиолетовое зарево исчезло. Стало темно. Джирг колдовал над инфразвуковым барометром, определяя центр урагана, неотвратимо надвигавшегося откуда-то из мрака.
Ураган налетел в два часа дня, когда прибор показывал всего шестьсот миллиметров ртутного столба (я перевожу грианские единицы атмосферного давления на земной язык). Океан почернел и зарябил белыми барашками.