Джек – член Команды Лечения Диких Животных, группы волонтеров из студентов-ветеринаров в университете. Когда в прошлый уик-энд он был на дежурстве, кто-то принес крошку-енота, после того как случайно задавил его маму машиной. Джек немедленно назвал его Роксаной и пролечил в ветеринарной лечебнице: кормил каждые три часа. Ежедневно взвешивал и согревал специальными грелками. Как-то вечером я заехала, привезла ему обед, и при виде Джека с бутылочкой в одной руке и маленьким грызуном мои яичники заныли.

– Да. Но с ее стороны очень любезно заменить тебя, пока мы в поездке, – говорю я, потянувшись к печке, которая уже начала нагревать воздух.

– Я надеюсь только, что она ничего не напортит.

Через пару часов Джек сворачивает на растрескавшийся бетон парковки небольшого торгового центра, отчаянно нуждавшегося в ремонте. Останавливает машину напротив стеклянной двери с вывеской «Скай Блю Кэбинс. Сдается внаем». Парковочный турникет визжит, когда он поворачивает его ногой. Джек кивает в направлении «Инглс», который находится рядом.

– Не хочешь пойти, затовариться, пока я зарегистрируюсь и возьму ключи от домика?

– Вот как? – злобно шиплю я. – Мне следовало знать, что «все под контролем» означает, что я должна добывать еду.

Он улыбается и, подавшись ко мне, щелкает по носу.

– Это потому, что ты так хорошо умеешь это делать.

Я вздыхаю, потому что не могу отрицать правду.

Толкая скрипучую тележку с сомнительными куриными грудками, полузавядшими овощами и пачкой туалетной бумаги – кто знает, что есть и чего нет в домике, я вполголоса проклинаю Джека за то, что ничего не объяснил, иначе я бы как следует подготовилась и набила переносной холодильник органической здоровой едой. В винном отделе я выбираю пыльную бутылку «Пино нуар». Похоже, местные жители в этих краях не слишком увлекаются вином. Вытираю бутылку рукавом и ставлю рядом с единственными тремя кабачками, которые не показались мне резиновыми на ощупь.

– Дейзи!

Я вздрагиваю. Хорошо, что успела положить бутылку, иначе уронила бы ее на пол.

– Что, Джек? – раздраженно отвечаю я.

– Только не злись.

– О господи! Что на этот раз?

– Пообещай, что не будешь злиться.

– Ладно.

Я кладу руку на бедро, поклявшись про себя, что мое обещание ничего не значит.

– Нашу бронь не могут найти.

– ЧТО?! – рявкаю я. – Почему?!

– Ну…

Он поспешно отводит глаза от моего взгляда в упор.

– Может… я вроде как забыл заказать домик…

Я открываю рот, чтобы заговорить. Но тут же сжимаю губы. Я не злюсь. Я в бешенстве. Два года подряд он забывал заказать столик в ресторане на мою годовщину без рака, но теперь мы в двух с половиной часах от дома в глухом горном городке без органических овощей, тележек со смазанными колесиками и, что важнее всего, без крыши над головой.

Я смотрю на Джека и молча гадаю, видит ли он пар, выходящий из моих ноздрей.

И в этот момент понимаю, что он смеется.

– Что. Такого. Смешного?

Мои зубы стиснуты так крепко, что я почти слышу, как трескается эмаль.

– Видела бы ты свое лицо!

Он позванивает ключами от домика у меня перед глазами.

– Дейзи, я шучу. Все в порядке. Поверить не могу, что ты купилась.

Я склоняю голову набок и вскидываю брови. Напряжение покинуло мое тело, но в животе по-прежнему все переворачивается.

– Ок, полагаю, это не настолько неправдоподобно, – бормочет он.

Хотя деревья превратились на зиму в голые скелеты, вид на горы Голубого хребта из ряда промерзших окон домика все-таки потрясающий. Джек сидит на корточках у камина и ворошит кочергой тлеющие угли. Худосочные язычки пламени время от времени поднимаются от наполовину прогоревших дров.

– Интересно, что я делаю не так? – говорит он себе под нос. В другой руке у него зажат смартфон, на экран которого выведена статья из Гугла «Как развести огонь».

Я улыбаюсь ему с дивана, на который забралась с ногами, и держу бокал с вином. Я часто наслаждаюсь полной неспособностью Джека освоить простые, каждодневные задачи, потому что его острый ум и образованность так сильно угнетали меня, когда мы впервые встретились. Угнетали настолько, что к третьему свиданию я мысленно отрепетировала целую речь, основанную на исследовании науки любви, которую только что изучала в рамках курса психологии сексуальности человека. Я так отчаянно хотела, чтобы Джек нашел меня интеллектуально равной себе.

– Это действительно завораживает, – сказала я. Мы сидели рядом на вытертом бархатном диване кафетерия. Наши разнокалиберные чашки выстроились на крошечном столе, перед недоеденными клюквенными маффинами. Его бедро прижималось к моему, и это очень нервировало.

– Используя изображения, полученные с функционального магнитного резонанса, она изучала мозг влюбленных и обнаружила там пьянящую смесь продуктов химических реакций. Допамин проникает в задние спинно-мозго…

– Спинно-хвостовые, – поправил Джек, кривя губы в улыбке.

Мое лицо обдало жаром.

– Верно, именно это я и хотела сказать. И… э-э… предлобную часть коры головного мозга.

Я досадовала на свою ошибку и пыталась найти нужные слова, в твердой решимости произвести на него впечатление.

– На самом деле это мотивация или система вознаграждения – не эмоция. Нечто вроде наркомании. Фактически, химия мозга у влюбленных та же самая, что у людей, сидящих на кокаине. Стимулирует те же трансмиссии…

– Трансмиттеры, – мягко сказал он.

– Что?

– Трансмиттеры.

Уф. Меня снова бросило в жар. Почему его вторая специальность – биология? И что я делаю на свидании с человеком, пишущим сразу две докторские диссертации? Когда я – несчастная младшекурсница, специализирующаяся по психологии – науке, которой занимаются люди, не знающие, чем еще заняться, потому что это красиво звучит. А я даже не знаю как следует, что такое трансмиттеры.

Я пью кофе, в надежде, что меня не выдадут трясущиеся руки и горячий напиток, который выплескивается через край чашки, хотя я вполне уверена, что только что уничтожила все шансы на четвертое свидание. Но беру себя в руки и глубоко вздыхаю. Поскольку все потеряно, можно закончить речь. Хуже уже все равно не будет. Вот только когда я пытаюсь извлечь из памяти другие научные термины и интересные факты, которые постаралась запомнить, не нахожу ничего. В эту минуту мои щеки определенно горят. Я слабо взмахиваю рукой и вяло заключаю свою жалкую мини-лекцию:

– Так что, собственно говоря, это нереально…

Джек склоняет голову набок, очевидно, искренне забавляясь моей глупостью и в то же время смущаясь из-за нее.

– Что нереально?

– Любовь.

Я не могу смотреть на него. Боюсь, что эта самая любовь написана у меня на лице.

Он молчит, и я скорее чувствую, чем вижу, как его тело придвигается ближе. От него пахнет больницей, как от человека, проведшего целый день в формальдегидной атмосфере. И меня это пьянит.

Я смотрю на него, и на секунду мне в голову приходит безумная мысль, что сейчас он меня поцелует. В желудке все сжимается от предвкушения. Наше второе свидание закончилось первым поцелуем, и мне не терпелось продолжить с того места, где мы начали. Но на этот раз он останавливается в дюйме от моих губ.

– У тебя крошка, – говорит он, вытирая уголок моего рта большим пальцем. Он выпрямляется, и я подношу пальцы к тому месту, которого он коснулся.

– Спасибо, – бормочу я. Смотрю на него, а он улыбается. Словно втайне смеется надо мной. Мое смущение прорывается раздраженным: «Что?»

– Ничего, – качает он головой. – Я только думаю, что доктор Фишер может не знать, о чем толкует.

– Почему это? – спрашиваю я, все еще сгорая от гнева.

– Потому что, – отвечает он, откусывая от маффина. Крошки сыплются на его рубашку. Но вместо того, чтобы закончить мысль, он меняет тему и рассказывает о том, что изучал сегодня: инфлюенца у рыб или что-то такое же смехотворное, и оставляет меня мучиться мыслью, что я только сейчас все испортила. Прошло несколько месяцев, прежде чем он признался, что именно в тот момент понял, что любит меня.