Но есть кое-что большее. Есть – сокровища. Мои любимые, неизмеримо дорогие сердцу сокровища. Их глаза отливают изумрудом, волосы – медью и золотом, а кожа – жемчужным сиянием.

Они невероятно красивы. Оба. Одинаково.

Улыбнувшись и погожему утру, и тому, что Эдвард с Джерри спят рядом со мной, поворачиваюсь на бок, потягиваясь под теплым одеялом.

Позы Каленнов поменялись с двух часов ночи весьма заметно. Теперь Джером лежит между нами, обеими ладошками обняв папу. Его личико спокойно, дыхание размеренное. Ни тени слез, ни тени испуга. Как быстро можно сделать его счастливым! Как быстро можно помочь ему стать маленьким мальчиком! Нужно всего лишь присутствие тех, кого он любит. Слишком сильно любит, чтобы от себя отпускать.

Эдвард спит спиной к двери. Надежно спрятав сына и отдав в его распоряжение всю свою правую руку, он, удобно устроившись на подушке, выглядит совершенно безмятежным.

Настолько, насколько я не могла даже представить. Все предыдущие пробуждения я встречала его хоть и немного, хоть и малость, но напряженное лицо. Бывало и нахмуренное, и грустное, и уставшее настолько, словно бы он и не спал вовсе.

Но теперь ничего этого нет. Оно обычно. Обычно, как у простого папы, просыпающего свои законные десять часов в воскресенье. Обычно, как у человека, прекрасно отдохнувшего вчера или получившего, наконец, то, к чему так долго стремился.

Все-таки обычность – великолепное понятие. Оно чудесно.

…Мы спим довольно тесно. Только дело не в узкой кровати, а в нашем желании. Из своего теперешнего места я чувствую аромат и Эдварда, и малыша. Я могу с легкостью коснуться их обоих так, чтобы не разбудить. Я могу их поцеловать…. Господи, ещё вчера это казалось не просто нереальной, а невообразимой возможностью! Как быстро все меняется… и как хорошо, когда меняется в лучшую сторону.

- Доброе утро, - едва слышно произношу, улыбаясь шире. Часы на стене демонстрируют, что уже половина одиннадцатого, но не думаю, что это играет ключевую роль. Я не буду их будить. Когда спят, мои мальчики очень красивые.

Я имею право такое говорить? Эдварду понравится моя интерпретация его «девочки»?..

…Не страшно узнать ответ. Ни капельки.

Вчера я получила то признание, которого хотела. «Tesoro», что сменило «любовь», ничуть не хуже. Я согласна на любое слово.

Продолжаю на них смотреть. Не хочу отрываться. Будто заново открыв, будто впервые увидев, разглядываю Калленов, забывая обо всем ином. И правда – что, кроме них, может меня беспокоить?

Вот глаза, пока ещё скрытые веками, вот скулы – одинаковые, словно бы срисованные, вот губы – у Джерома и его папы они крайне похоже вытянуты вперед и чуть-чуть приоткрыты, а вот…

Останавливаюсь, хмурясь от неожиданной находки. Волосы. На висках – близко ко мне.

Джерома – белокурые, как прежде, светлые и искрящиеся от скупых солнечных лучиков.

Эдварда – темные, только-только возвращающиеся, благодаря солнцу, к своему истинному цвету. Но цвет части из них – слева, в самом низу, – явно не игра света. Они светлые. Совсем светлые, светлее, чем у Джерома. Бело-серые, как поздно сходящий снег…

Я, прикусив губу, нерешительно, словно бы и другие волосы в состоянии сменить цвет, прикасаюсь к только что обнаруженной несуразице. Осторожно провожу по ней пальцами, стараясь убедиться, что то, что я вижу – правда, но в то же время не разбудить мужчину. Ему не помешает выспаться.

Да, правда.

Да, вполне реальны.

Седые.

…Тихонький скрип. Будто обжегшись, убираю руку.

На пороге Джаспер – его рубашку я везде узнаю. Судя по усмешке, мужчина заходит уже не первый раз.

- Что? – одними губами спрашиваю я.

Глава охраны оглядывает молчаливое пространство номера, касаясь взглядом спины Эдварда, никак не реагирующего на его приход.

- Спит?

- Да…

- Ладно, - сам себе качнув головой, он, ухмыльнувшись, прикрывает дверь обратно, - тогда добрых снов.

Его хорошее настроение поднимает и мое, компенсируя недавний спад, вызванный малость поменявшимся обликом Эдварда.

В конце концов, это всего лишь волосы. Он переживал, испугался, очень долго не спал и гнался за нами, ускользающими в темноте леса, в отчаянном порыве разубедить себя в гибели сына. Это не могло пройти бесследно.

К тому же, как известно, сокровище со временем становится лишь дороже. И вряд ли кто решится поспорить с этим утверждением. Со мной поспорить.

Я все равно его люблю. Что бы ни случилось, как бы он ни выглядел, и сколько бы седых волос ни оказалось между бронзовыми - такие мелочи не имеют никакого значения.

Словно бы в такт моим мыслям Каллен глубоко вздыхает, чуть ниже опуская голову. Его губы практически машинально целуют мою макушку, а пальцы гладят плечики сына.

- Спи…

Слышу смешок. Все-таки проснулся.

- До вечера?

- Какая разница? – перебираю пальцами бронзовые волосы, не в силах удержаться и оставить его в покое, - если хочешь, я могу остановить время.

- Волшебной палочкой?

- Нет, снятием часов со стены.

Воистину, красивее бархатного смеха только тоненький и нежный, похожий на звон колокольчиков, Джерома.

- И все ради меня?

- Вас что-то не устраивает, scorpione?

Эдвард откровенно наслаждается нашей непосредственной игрой. Я слышу это по его усмешкам и по тому, как длинные пальцы чертят линии на моей спине. И верить, что тот узор, который они изображают, защитит от чего угодно, проще простого.

- Ну что вы, красавица, все наоборот.

- Я рада, - улыбаюсь, чмокнув его подбородок – все, до чего могу дотянуться.

- И мои капризы тоже будешь выполнять?..

- А как же иначе? Ты ведь… Эдвард!

Приглушенно взвизгиваю, когда он точным и ровным движением, так, что я даже не сразу догадываюсь о его намерениях, перебрасывает меня с одной части кровати на другую. Благополучно минуя Джерома, я приземляюсь на тело мужчины. Ровнее некуда.

- Ты что?.. – заправив за ухо прядь, мешающую обзору, изумленно смотрю в горящие огнем детского веселья зеленые глаза.

- Ты обещала про капризы, - журит он, притягивая меня к своему лицу, - а обещание надо…

Целует. Не так целомудренно, как раньше, но не грубо. Ласково, не скупясь, демонстрируя ту ценность, о которой постоянно говорит, но все же по-другому… с чем-то большим, чем прежде.

- Ну, раз так, - отбрасываю подальше все то, что мешает полноправно наслаждаться нашим развлечением и, крепко обвив его руками и ногами, продолжаю поцелуй. Эти губы мне по душе. Эти руки, это тело, этот запах… все по душе. И я убеждена: Эдвард первый и последний мужчина, который заставляет меня все это испытывать.

…Мы дурачимся, покрывая друг друга кружевами поцелуев, пока стрелки часов не касаются отметки в 12. И ровно в тот момент, когда и маленькая, и большая, сходятся вместе, Каллен, как в сказке про Золушку, замирает.

Веселость мигом спадает с его лица, а на смену ей приходит какое-то непонятное, неведанное мне раньше чувство, совместившее в себе все синонимы нежности и благоговения.

Таким взглядом, мне кажется, жрецы смотрели на своих языческих божков…

- Что? – недоуменно интересуюсь я, так же останавливаясь. Не понимаю и, если честно, немного пугаюсь такой резкой перемене.

- Можно задать тебе вопрос? – ровным голосом спрашивает Эдвард. Надо же, даже бархатный баритон преобразился!

- Конечно…

Не понимаю… что случилось? Я сделала что-то не так?

Мужчина делает глубокий вдох, одновременно с тем пробираясь губами к моему уху. Шепчет, щекоча кожу своим дыханием, очень тихо. Это даже не шепот… шелест, наверное.

Если бы я не была так сосредоточена на том, что происходит, вполне возможно, что пропустила бы вопрос.

- Белла, если я предложу тебе выйти за меня замуж, что ты ответишь?

____________

Хмм… да-да, все именно так. И у него есть причины.

Думаю, вы понимаете, с каким нетерпением я жду ваших отзывов :)