- Глупая трата сил, - огрызаюсь, демонстративно закрывая глаза. Придаю голосу столько безразличия и жесткости, сколько найдется. Не вы один умеете играть в такие игры, мистер Каллен. – Намажь лучше Джерома.
В какой-то момент из-за повисшей тишины мне кажется, что Эдвард сейчас подумывает над тем, как бы всунуть этот флакончик мне… под кожу – его гнев очевиден – но ничего подобного не происходит.
Глубоко и быстро вздохнув, он разворачивается – тень, укрывавшая мои плечи, пропадает - забирая крем с собой.
- Удачно поджариться, Изабелла, - слышу вслед.
Хочу что-то ответить, но малость замешкавшись, передумываю – рядом его уже точно нет.
Вместо этого утыкаюсь носом в полотенце, пытаясь успокоиться. Мне горько, неприятно и страшно. Я не знаю, что будет дальше, и это неведение хуже всего иного. Я его ненавижу.
Остается лишь понадеяться, что все как-нибудь встанет на свои места. Иначе в Америку мы вернемся кровными врагами…
Этот день – последний полноценный - несмотря на разлады, мы проводим довольно весело. Как и прежде кормим чаек, под конец обнаглевших настолько, чтобы выхватывать хлебцы прямо из рук, как прежде играем с дельфинами – только сегодня осмотрительные животные не подплывают так близко, как раньше. Видимо чувствуют то, что повисло между нами. И даже мультфильмы Джерри – в перерывах между купанием и лепкой из песка – смотрим втроем. И чем больше идет время, чем больше его провожу рядом с Калленами, тем больше успокаиваюсь. Все-таки все не так страшно, а уж обиды и точно не смертельны. Да, на моей ладони ещё есть отпечаток слоненка (для Джерри я порезалась формочкой маффина), да, я все ещё помню «ошибаешься» Эдварда – одну из причин прорыдать всю ночь в другой спальне, вдали от моего ангелочка, и да, я не забыла о наркотиках, которые, как оказалось, принес наш проводник. В день приезда, когда Эдвард отпустил нас в дом, разговаривая с мужчиной и держа наготове бумажник, они говорили не о безопасности резиденции, нет. Нисколько. Предметов разговора явился спасительный «чудо-препарат»…
…А ещё я знаю, что случилось с Джеромом. Знаю, почему и кто сделал ему так больно, что это не дает спать по ночам. Я очень многое знаю. И сценка, разыгравшаяся перед глазами этим утром, когда Эдвард разглядывал гематому на ноге, хмуро глядя в зеркало, не исключение.
В выяснении отношений и раскрытии тайн мы точно продвинулись. На огромное расстояние.
Может, все не так плохо?..
Пока мы ещё здесь, пока в безопасности, пока рядом… нужны ли эти ссоры и выяснения отношений? Не хватит ли острых ощущений в дождливом по весне США, когда вернемся? Нужно портить отдых?..
Я глубоко вздыхаю, чмокая белокурую макушку маленького солнышка, устроившегося в моих объятьях. И тут же получаю поцелуй обратно – в ладонь.
Оглядываюсь на Эдварда – он делает вид, что внимательно следит за происходящим на экране, но, зная этого мужчину, могу быть уверена, что боковым зрением он подмечает каждое мое движение. И сегодняшний день исключением не становится, это точно.
С некоторой робостью и грустью, не касавшейся за эти дни никого из нас до вчерашней ночи, осторожно переплетаю наши пальцы. Легонько, едва-едва – если не захочет, я уберу руку. Но, похоже, это желание обоюдно. Длинные пальцы никуда не исчезают, наоборот, чуточку крепче прижимаются к моим.
Эдвард по-прежнему на меня не смотрит, по-прежнему уделяет Чипу и Дейлу больше внимания, чем тому, что происходит в комнате, но, могу поклясться, расслабляется. Возможно, не так сильно, как хотелось бы, но довольно ощутимо. Успокоенно выдыхает…
На мгновенье мне кажется, что я прощаю ему. Все.
…За весь день я не вспомнила о пожелании мистера Каллена – да и был ли повод? В голову не приходило даже мыслей, хоть как-то схожих с этой темой… Зато к вечеру, как только пришла пора укладывать Джерри спать и нужно было подняться с мягкого дивана, ощутила всю полноту обещанного, всю правоту мужчины. Вся задняя часть тела ныла и горела так сильно, будто мгновенье назад по ней вволю поскребли наждачной бумагой. Ощущение, в принципе неизведанное до сегодня. Плакать от боли – единственное, чего хотелось.
Но под удивленным взглядом Джерома это было непозволительной роскошью. А потому, сжав зубы, пришлось выдавить улыбку, подняться и, уложив его в постель, делать вид, что все хорошо, что совсем не больно, до тех пор, пока малыш не заснул.
Мне захотелось позвать Эдварда – вряд ли без его помощи мне удастся добраться до другой комнаты – но, отвлеченный каким-то звонком, мистер Каллен, меряя шагами балкон, приглушенно разговаривал с кем-то и, судя по выражению его лица, разговор не был пустяковым.
И я ушла. Глотая слезы, сама встала, плотно закрыв дверь спальни Джерри.
И только тут, в комнате, где уже ночевала, в комнате, где плакала не так давно, обернув пылающие ноги ледяным мокрым полотенцем, я позволила слезам вернуться.
Сейчас у меня снова было на это право.
Надо было послушаться…
*
Кажется, я заснула. Нет, скорее не заснула, а задремала – тело слишком жжет, чтобы заснуть. А потому, когда что-то холодное прикасается к ногам, вызывая волну боли, распахиваю глаза куда быстрее, чем после обычного кошмара. Первое и единственное движение – попытка прекратить болезненные касания – вполне справедливо завершается стоном: все становится лишь хуже. Обожженное тело точно не нуждается в излишней активности.
- Тише, - ровным голосом велит бархатный баритон. Одна из рук перекочёвывает с коленей на волосы, гладит.
Прикусив губу, пытаюсь обернуться – куда уж. С моего ракурса максимальный предел — это поворот головы. И он, конечно, нужного результата не дает. Я ничего… никого не вижу.
- Не надо… - хнычу, как маленькая девочка, когда ледяные прикосновения продолжаются.
- Надо, - не соглашается мужчина. Слышу характерный звук выдавливания из упаковки крема, - иначе долго не пройдет.
- Больно… - пальцы сами собой впиваются в наволочку подушки. Влажная…
- А будет больнее, - не соглашается Эдвард.
Приходится смириться. Противостоять ему сейчас все равно бессмысленное занятие.
- И надо тебе быть такой упрямой, - бормочет он, поднимаясь чуть выше коленей, - да, Белла?
Стискиваю зубы, сдерживая внутри всхлип. Как никогда в жизни хочется рыдать в голос. И не от боли – она вправду не так страшна, бывало и куда хуже, и не от разочарования, и не от того, что было этим длинным днем… Просто хочется. Словно бы вместе со слезами уйдет все плохое, что преследует нас каждую секунду. Не будут Джерри сниться кошмары, не будет Эдвард покупать у Диего наркоту, что оставляет на коже такие страшные синяки, я не буду думать ни о Джеймсе, ни о том, что между нами было и чего ждать, вернувшись… и бояться не буду. Ничего. Никого.
Думаю, думаю, думаю… и сама не замечаю, как разрешаю себе плакать. Опять. Это день слез, ей-богу. Я слишком много плачу сегодня.
Тишина в комнате отвратительна. Ещё утром я говорила, что она мне нравится? Как бы не так! Сейчас это чертово беззвучие не скрывает мои всхлипы. Они слишком громкие.
- Нужно снять ночнушку, - Эдвард говорит тише прежнего, наверняка замечая, как подрагивает моя спина. А уж после его слов и подавно.
- Нет! – с отчаяньем бормочу, вжавшись в подушку. Одна лишь мысль о том, чтобы остаться обнаженной – сейчас, черт подери, без возможности пошевелиться, приводит в ужас. Я ему доверяю. Все ещё доверяю (и вряд ли это изменится). Но не хочу… не хочу!
Напоминаю сама себе непослушного, капризного ребенка. Или испуганного – с какой стороны посмотреть. Но, так или иначе, слушаться Каллена категорически отказываюсь.
- Ты предлагаешь мне обработать спину через ткань? – его смешок выходит натянутым и напряженным, - Белла, хотя бы сейчас не упрямься.
- Нет, - повторяю тише, но оттого не менее уверенно. Тот самый липкий, ненавистный страх возвращается. Я ещё помню, чем кончается раздевание – сомневаюсь, что смогу когда-нибудь совершенно спокойно остаться без нижнего белья. Особенно верхней части комплекта…
