Мы беседовали с десятками его бывших сотрудников, коллег, сослуживцев, соседей, подчиненных, знакомых, товарищей по работе, земляков, однокашников, сверстников и погодков — их свидетельства были разными и противоречивыми.

Например, приехавший недавно из Магаданского края бывший его заместитель и ближайший друг А.М. Переселенский отозвался о нем в самых восторженных выражениях и сказал, что это был несомненно человек с настоящей хваткой, умевший вовремя нацелить и своевременно признать ошибочность этого нацеливания, обладавший широтой взглядов и гибкостью.

А.М. Переселенский даже ознакомил нас с одним из случайно сохранившихся у него приказов, отданных Алексеем Федоровичем в первые дни его пребывания на посту И. О. директора научного института.

"ПРИКАЗ № 167/168

1. В связи с появлением тов. Синюхина на работе в нетрезвом виде уволить его с работы.

2. В связи с тем, что это было впервые, ограничиться строгим выговором.

3. В связи с тем, что тов. Синюхин целиком понял и осудил свое поведение, ограничиться вынесением предупреждения.

4. В связи с тем, что тов. Синюхин перевыполнил в марте производственный план на 116 %, вынести ему благодарность с занесением в личное дело.

И. О. директора А. Голова".

А. М. Переселенский рассматривал этот приказ как свидетельство оперативности, боевитости и индивидуального подхода к человеку.

Бывший управдом жакта № 5 по Спиридоньевской улице заявил нам, что Алексей Федорович Голова был отличником квартплаты, принимал активное участие в творческой жизни жакта и был членом товарищеского суда.

Собирая материалы о Голове, мы не гнушались и мелочами, которые могли помочь нам воссоздать этот образ в мельчайших подробностях. Мы узнали, например, что Алексей Федорович очень любил носить разнообразные значки, и обычно на учрежденческих вечерах на его пиджаке можно было увидеть значки ГТО 1-й и 2-й степени, ДОСААФа, парашютный значок (Алексей Федорович с парашютом никогда не прыгал, но значок был очень красив), "Отличный стрелок" и многие другие. Нам удалось узнать одну милую, оставшуюся, по-видимому, еще с детства привычку: Алексей Федорович любил горбушку.

В период его работы в Коммунальном отделе в булочной № 1 (впоследствии имени Тимирязева) попытались даже выпекать хлеб из одних горбушек, но запутались в технологическом процессе.

Таким образом, для того чтобы воссоздать характер и внешний облик Алексея Федоровича Головы, нам пришлось прибегнуть в некотором роде к интегрированию и собрать из мельчайших свидетельств эту сложную, противоречивую и самобытную фигуру.

Что же касается некоторой разбросанности нашего повествования и описания лиц второстепенных, вроде академика Полещука, то этого мы не избежали потому, что и в жизни мы ведь встречаемся не с одними только яркими фигурами наподобие Алексея Федоровича Головы, а и с более мелкими, которые промелькнут иногда у нас на дороге, а смотришь, оставили неизгладимый и вечный след.

Глава седьмая

Алексей Федорович вынул пачку папирос "Казбек" (с 19.. года он курил только "Казбек") и открыл ее перед своим заместителем Половинниковым, причем сделал это точно так, как делал обычно товарищ Осторожненко, угощая его самого папиросой.

В кабинете установилась приятная атмосфера взаимной симпатии: Алексею Федоровичу было приятно, что Половинников сразу воспринимал все его идеи, Половинникову же было приятно, что с ним сейчас, вероятно, будут советоваться. Лицо его в эту минуту выражало соединение идеального внимания с абсолютной преданностью. Папиросу он не взял, чтоб не отвлекаться.

— Ты на какой улице живешь, товарищ Половинников? — как бы между прочим спросил Алексей Федорович.

— На Базарной.

— Вот видишь. А я на Спиридоньевской.

Алексей Федорович немного наклонился вперед, на его лице появилась некоторая таинственность.

— А правильно ли, скажите мне, Юрий Иваныч, что наши замечательные улицы называются прошлыми названиями?..

От напряжения, желания понять и стремления выполнить Половинников напоминал сейчас воздушный шар, готовый взлететь при малейшем прикосновении. То, что Голова обратился к нему по имени и отчеству, наполнило его душу светлым, праздничным чувством.

— А не правильно ли было бы, Юрий Иваныч, назвать твою Базарную улицу улицей Колхозно-совхозной торговли?.. А Спиридоньевскую, допустим, Райисполкомовской… А?..

И не дав опомниться потрясенному Половинникову, Алексей Федорович стал развивать свою мысль дальше:

— Или, к примеру, возьми наш Клуб швейников… Это же курам насмех, честное слово! Приезжают люди из Москвы, из других городов, а мы, понимаешь, лучшего названия придумать не можем!.. А сейчас в чем состоит задача? В крутом подъеме легкой промышленности. Значит, как мы должны назвать наш клуб швейников? — Голова посмотрел на Половинникова, но тот сидел с выпученными глазами, не в силах охватить весь замысел.

— Дворец культуры имени… чего? — медленно начал Голова тоном учителя, помогающего несообразительному ученику. Половинников молчал, от усердия на лбу у него выступили капельки пота.

— …крутого подъема… — продолжал Алексей Федорович. В глазах Половинникова появился проблеск мысли.

— …легкой…

— …промышленности! — крикнул Половинников, почувствовав внезапное озарение.

— Правильно! — улыбаясь, сказал Голова. — Молодец! — И, сделав небольшую паузу, обобщил сказанное: — Хочу заняться переименованием всех улиц, а также других точек.

— Здорово! — опять крикнул Половинников, так как это слово было у него выражением высшей оценки. Он с восхищением смотрел на Алексея Федоровича, чувствуя, что приобщился к чему-то великому.

— Я вот что тебе скажу, Алексей Федорович, — сказал он решительно. — Косую улицу надо менять!

— Как предлагаешь?

— Предлагаю переименовать в Прямую.

— А что? Неплохо! — сказал Голова, и тогда Половинников почувствовал вдохновение.

— Предлагаю Малую Сосновую в Большую Сосновую, Щербатую в Гладкую, Свечной переулок в Электропереулок, Липовую аллею в Настоящую аллею…

Половинников напал на золотую жилу, список можно было продолжать бесконечно.

— Значит, так. Собирай творческий актив, звони писателям, художникам… этим, как их… которые лепят…

— Скульпторам, — подсказал Половинников.

— Во-во… Кажному лично позвони, скажи, Голова просил прийти.

В городе многие помнили о собрании творческой интеллигенции города Периферийска и о докладе, с которым выступил на нем Голова. Собрание это стало значительным событием в новой деятельности Алексея Федоровича, а может быть, и поворотным пунктом в его судьбе. Было много споров о том, как назвать собрание: просто ли собранием творческой интеллигенции, творческой ли конференцией или же творческим диспутом? Может быть, читатель и сам замечал, что добавление слова "творческий" к любому другому слову придает всему предприятию более глубокий смысл. Достаточно, например, назвать обыкновеннейшее совещание "творческим совещанием", чтобы оно сразу приобрело значительность и глубину. Поэтому в Периферийске часто устраивались творческие вечера, творческие утренники, творческие слеты и даже районные творческие балы.

В конце концов было решено назвать предстоящее собрание "творческой дискуссией" и широко осветить ее в прессе. И действительно, уже на следующий день в газете "Вечерний Периферийск" появилось сообщение о том, что дискуссия прошла с полным единодушием и все выступавшие целиком присоединились к творческим предложениям докладчика. В этой же газете была помещена информация о том, что райисполком решил удовлетворить просьбу трудящихся о переименовании Гончарного переулка в Индустриальный переулок. А на второй странице было помещено также краткое изложение доклада товарища Головы, в котором он поругал периферийских писателей за то, что они до сих пор не создали произведений о проезде Важного лица через их город в 19.. году, и пристыдил местных скульпторов за то, что они плетутся в хвосте, в то время как наша страна занимает по бюстам первое место в мире.