И действительно, когда Алексей Федорович стоял на перроне в новом длинном габардиновом мантеле стального цвета, в зеленой велюровой шляпе и на его мясистом розовом лице присутствовала улыбка, казалось, что он создан для ответственных приемов, международных ассамблей и дипломатических встреч. Справа рядом с ним стоял товарищ Половинников, слева — Аркадий Матвеевич Переселенский, которого на два часа отпустил следователь ОБХСС под честное слово. Тут же находился переводчик — помощник бухгалтера аптекоуправления, учивший в детстве французский язык.
Ровно в 11.30 по периферийскому времени (периферийское время ничем не отличалось от московского времени, но в отчете для большей торжественности было упомянуто именно периферийское время) поезд медленно остановился у перрона, и из вагона выкатились толстенькие, румяненькие веселые врачи. Они что-то громко кричали, протягивали вперед руки и, видимо, были счастливы, что наконец посетили Периферийск.
Алексей Федорович снял шляпу. Товарищ Половинников дал знак оркестру. Оркестр сыграл выходную арию Сильвы. Французы были очень довольны, они смеялись, похлопывая друг друга по плечу, констатируя наличие высокого чувства юмора у граждан Периферийска.
Голова сделал несколько шагов по направлению к гостям, достал из правого кармана мантеля бумажку с текстом, сочиненным накануне по старой памяти Переселенским.
— Господа и дамы! — сказал он.
— Месье э медам! — объяснил переводчик гостям.
Иностранцы еще пуще прежнего развеселились и стали аплодировать. Им очень понравился остроумный мэр города, который сказал "господа и дамы!", хотя ни одной женщины в числе делегатов не было. Голова тоже стал аплодировать (это подсказал Аркадий Матвеевич), что привело гостей в полный восторг. Они стали кричать "шарман, шарман!" и подбрасывать вверх свои береты.
— Добро пожаловать в наш город! — прочитал Голова.
— Суайе дэ бьен-веню дан нотр вилль, — повторил переводчик.
И от того, что Голова слушал свои слова переведенными на иностранный язык, ему самому показалось, что он говорит умно и интересно.
Затем была подана машина с открытым верхом, и они медленно проехали по городу: по Зеленой улице, по Сосновой, выехали на Леваду и затем по Важнолицкому проспекту на Заречную.
Дежурный врач Первой образцовой больницы Харитон Авксентьевич Скоропостижный был предупрежден о приезде иностранных гостей, поэтому он приказал старшей сестре распаковать комплект новых, еще незаприходованных халатов, отнять у выздоравливающих домино и поставить стоящий в перевязочной фикус в вестибюле. Когда один из иностранцев, круглолицый, с усиками молодой человек, улыбаясь и жестикулируя, хотел открыть дверь уборной, старшая сестра быстро увела его в сторону красного уголка. Однако иностранец упирался с характерной французской бесцеремонностью и пытался проникнуть в туалет. Через переводчика долго пытались объяснить упрямому гостю, что в больнице есть гораздо более интересные объекты, пока не выяснили, что французский врач хотел зайти туда совсем не с познавательной целью.
Французам, по-видимому, очень понравилась больница. Они кивали головой, переговаривались друг с другом и все время что-то записывали в блокноты. Совершенно плененные Алексеем Федоровичем, они задавали ему бесконечные вопросы, а когда он отвечал на них, аплодировали и кричали "браво" и "манифик".
Уже покидая больницу, тот самый врач, который пытался проникнуть в уборную, спросил через переводчика, как обстоит в городе вопрос со смертностью.
— У нас нет смертности! — твердо сказал Голова под ликующие возгласы гостей. На банкете Алексей Федорович был уж и вовсе очарователен, так как после восьмой стопки пытался разговаривать по-французски без помощи переводчика.
На следующий день гостям были показаны знаменитые чайно-гибридные розы, выращенные на центральной площади города. На этот раз руководила экскурсией сторожиха Сима. Иностранцы во что бы то ни стало хотели с ней сфотографироваться, но против этого категорически возразил товарищ Половинников, который был хоть и непредставителен и робок, но зато чрезвычайно бдителен. Он понимал, что иностранцы, снимая обыкновенную клумбу, могут при помощи химии заснять находящийся в другом конце города научно-исследовательский институт.
Затем каждому туристу была вручена плетеная корзинка работы известного умельца Калистрата Тюри, что тоже привело гостей в неописуемый восторг. Словом, в Периферийске считали, что Алексей Федорович провел мероприятие на высоком идейном уровне, сохраняя чувство достоинства и соблюдая все дипломатические тонкости.
Через некоторое время во французской газете появились путевые заметки того самого молодого человека с усиками, который рвался в уборную, где он писал: "…особенное впечатление произвел на нас русский город Периферийск, жители которого по юмору, неистощимой веселости, склонности к шуткам и мистификациям очень напоминают наших гасконцев".
Когда помощник бухгалтера аптекоуправления показал Алексею Федоровичу напечатанные во французской газете иностранными буквами слова "Monsieur Golova", ему даже стало как-то неловко вдруг разговаривать со своей простоватой, хотя и достойнейшей Марией Ивановной.
Глава пятая
Любезнейшая Мария Ивановна была когда-то Марусей, славилась на весь район песнями, а на работе считалась толковой учетчицей и огонь-девкой.
Познакомилась она с Алексеем Федоровичем, когда в селе меняли электролинию и она, идя однажды домой, вдруг услыхала, как кто-то ловко высвистывает песню. Она подняла глаза кверху и увидела, что на столбе, как в кресле, сидит, откинувшись на брезентовый пояс, белобрысый веснушчатый парень.
— Сколько сейчас будет времени, не знаете? — галантно спросил он.
— А я вам не московское радио, — бойко ответила Маруся, зная, что начинать разговор с незнакомым мужчиной надо с дерзостью, означающей гордость и недоступность.
— Очень приятно! — сказал парень, вытащил вонзенные в древесину "когти" и съехал вниз на животе.
— Ой! — сказала Маруся.
Диалог завершился посещением кинотеатра "Прогресс", где шла художественная картина на агрономическую тему. Для двух тяготеющих друг к другу молодых людей, не так уж важна репертуарная линия нашего киноминистерства. Минимальное расстояние между ними, темнота и проплывающие по экрану пейзажи содействуют быстрому сближению, независимо от замысла и направленности фильма. Мы знаем случай, когда даже после журнала "Новости дня" молодой человек перешел с девушкой на "ты" и чувствовал определенные обязательства перед нею.
Опровергая некоторые положения Стендаля, кристаллизация любви и здесь происходила чрезвычайно быстро. Через месяц все было решено, и Маруся переехала в город. К сожалению, в коммунальной квартире ее песенное дарование не имело того успеха, что в деревне, и понемногу заглохло. Сначала Маруся перестала петь, через некоторое время перестала жалеть об этом, а потом и вовсе забыла, что когда-то пела. Жили они, как и многие другие супружеские пары: сначала хорошо, потому что любили друг друга, потом ссорились и даже чуть не развелись, потому что были в общем разные люди, а потом опять хорошо, потому что узнали друг друга. Постепенно она привыкла к городской жизни, а когда Алексей Федорович перешел сначала в контору, а потом стал заведывать каким-то отделом и денег стал зарабатывать побольше, у Маруси появились новые заботы: надо было обставить квартиру по-городскому, кое-что купить. Она подружилась с соседкой Анисьей Николаевной, большой специалисткой по комиссионным магазинам, и вскоре создала в доме настоящий уют: был приобретен диван со шкафиками по бокам и зеркалом между ними, хороший — метр на полтора — ковер над кроватью, дорогая люстра с висюльками. Однажды сам Алексей Федорович, зараженный семейно-созидательным духом, притащил домой картину в золотой раме, на которой была изображена выходящая из дворца царевна и купающийся рядом с ней лебедь. К сожалению, во время войны картину сжег управхоз, и когда Алексей Федорович с женой вернулись, они увидели лишь светлый прямоугольник на стене, подобный тому, какой остался на стене Лувра, когда была украдена "Джоконда". Иногда к Алексею Федоровичу приходили гости. В эти дни он обычно присылал домой курьера (телефона тогда у них еще не было) с короткой запиской: "Сегодня будуть гости. А. Голова". Маруся приготовляла обед, а выпивку Алексей Федорович приносил с собой.
