Эти события, которые своим содержанием могут также служить цели, которую я поставил себе в изложении этой серии -- то есть они могли бы также носить инструктивный характер -- происходили в следующем порядке:

После того, как я объявил на общей встрече о необходимости подписать упомянутое обязательство и установил определенный срок, в который оно должно быть подписано, они почти в тот самый вечер, как я узнал впоследствии, разделившись на отдельные группы, сначала ходили по улицам, а затем, отправившись в различные ночные "Чайльдсы", как они их называют, или на квартиры тех, чьи так называемые "домашние тираны", обычные в каждом современном доме, в тот день отсутствовали, почти до самого утра возбужденно рассуждали и спорили о том, что им делать.

На следующий день с самого раннего утра, встречаясь и разговаривая по телефону также с теми из своих товарищей, которые не присутствовали на этой общей встрече, они продолжали свой обмен мыслями и мнениями, и в результате всех этих их дискуссий и обсуждений в тот же самый вечер среди них образовалось три независимых партии с разными отношениями ко всему происшедшему.

Первая партия состояла из тех, кто решил не только подписать требуемое мной обязательство, но также в будущем безусловно выполнять все виды распоряжений и указаний, исходящих исключительно от меня лично.

Вторая состояла из тех, в психике которых по непостижимым, по крайней мере для моего ума, причинам сформировался в это короткое время некий странный фактор, принуждающий всю их индивидуальность не признавать абсолютно ничего исходящего от меня, но оставаться верными тому, кто в течение нескольких лет был для них, как один из них сам это выразил, "не только учителем и воспитателем, но даже как бы их "любящим отцом", то есть мистеру Ориджу.

Третья часть состояла из тех, кто отложил свое решение, ожидая ответа на телеграмму, посланную ими мистеру Ориджу с вопросом, что им делать.

Присоединившиеся к первой партии, все до последнего человека, подписали обязательство до окончания назначенного срока.

В психике тех, кто составлял вторую партию, как впоследствии выяснилось, этот упомянутый странный фактор, по мере того, как истекал срок, назначенный для подписания обязательства, прогрессивно усиливался и достиг такой степени, что каждый из них, по своему, так сказать, "воинственному воодушевлению" и накалу противоборства со мной мог бы "стоить дюжины" знаменитых древних балшакариан, защищавших свой идол "Тантсат-рата" от дьяволов, специально посланных к ним из ада.

А что касается тех моих прелестных "деликатных" американских последователей моих идей, которые составили третью партию, то это именно они всей своей группой показали и доказали тот современный уровень развития логического мышления, который считается в современной жизни на Земле одним из наиболее цивилизованных.

Различные нюансы сложных, тонких и умных результатов проявления этого их "логического мышления" стали тогда очевидны всем окружающим, и особенно мне, из того факта, что, получив известия о скором прибытии к месту действия самого мистера Ориджа, так как он был уже в пути, они начали изобретать все виды "коварных" обстоятельств, якобы не зависящих от них, и начали доводить эти "идеально хорошо" придуманные ими обстоятельства до сведения моего бедного секретаря, и делали это большей частью не сами, а через других по телефону.

Все это они делали с целью отложить свое окончательное решение до прибытия мистера Ориджа, готовя таким образом на всякий случай уважительную причину неподписания обязатсльства в назначенный срок.

За два дня до четвертой общей встречи этой группы, реорганизованной мной на новых принципах, в Нью-Йорк наконец прибыл сам мистер Оридж, уже информированный обо всем, что происходило здесь в его отсутствие.

В самый день своего приезда он через моего секретаря попросил о личной встрече со мной.

Признаюсь, я не ожидал этого, потому что, как было мне известно, многие члены группы писали ему обо всем случившемся здесь и в частности, конечно, о моем не раз повторенном не очень лестном мнении о нем.

Вначале на его просьбу я хотел ответить, что могу с удовольствием встретиться с ним как со старым другом, но при одном определенном условии, что не должно быть никаких разговоров ни о каких недоразумениях, а также о различных моих новых заявлениях, которые я сделал за время его отсутствия в присутствии людей, бывших членами его группы, но вместе с тем, помня тревожные новости, полученные мной час назад о плохом обороте моих материальных дел, связанных со сбытом товаров, привезенных моими компаньонами, я решил отложить ответ, чтобы подумать о нем получше, потому что в это время во мне зародилась мысль: нельзя ли использовать такую просьбу для моих собственных целей, учитывая, что мое первоначальное решение не использовать членов этой группы для осуществления цели этой моей поездки к этому времени уже изменилось вследствие проявлений некоторых из них, проявлений совершенно недопустимых и недостойных людей, которые уже несколько лет были в контакте с моими идеями, и особенно потому, что, как казалось, они много думали о них и хорошо усвоили.

Обдумывая и сопоставляя всевозможные результаты, которые могли возникнуть в различных случаях, я решил ответить ему через того же моего секретаря следующим образом:

"Самый спокойный, уравновешенный, самый многообещающий и особенно ценимый мной Мистер Оридж!

После всего, что произошло здесь, как Вы, зная меня, понимаете, я больше не имею права встречаться с Вами на прежних условиях, даже просто как со старым другом.

Теперь, не нарушая моих принципов, большинство из которых Вам известны, я могу встретиться с Вами и даже, как раньше, заняться процессом "переливания из пустого в порожнее", исключительно если Вы также, Мистер Оридж, подпишете то обязательство, которое было предложено мною всем членам группы, которой Вы руководили".

Получив этот ответ, мистер Оридж, к великому изумлению близких мне людей, приехавших со мной, немедленно пришел на ту мою квартиру, где жили некоторые из этих людей, среди которых был мой секретарь, и прежде всего, без возражений, подписал обязательство; затем, очевидно копируя - как мне потом рассказывали -- мою обычную позу, когда я сижу, он начал очень спокойно говорить следующее:

"Хорошо зная, - сказал он, - конечно, благодаря мистеру Гур-джиеву, разницу между проявлениями человека, порожденными его реальной природой, которая есть чистый результат его наследственности, и проявлениями, порожденными его "автоматическим мышлением", которое, как он сам определяет его, является просто результатом всех видов случайных впечатлений, усвоенных без всякого порядка, и, будучи в то же время хорошо информированным из писем, посылавшихся мне различными членами здешней группы, обо всем, имевшем место здесь в мое отсутствие, я сразу понял, безо всякого сомнения, что скрывается за предложением, сделанным мне мистером Гурджиевым, которое на первый взгляд казалось совершенно абсурдным - предложение мне подписать также, как другим, это обязательство, которое должно лишить меня права иметь какие-либо отношения не только с членами этой группы, которой я руководил так долго, но, как бы странно это ни звучало, даже с самим собой.

Я понял это сразу, очевидно потому, что в течение этих последних дней я очень много размышлял об отсутствии согласия между моей внутренней убежденностью и тем, что мистер Гурд-жиев называет "исполнением здесь моей роли", и тяжелое, неприятное чувство, вызванное во мне искренним осознанием этого несоответствия, все более и более усиливалось.

В моменты моего спокойного состояния, особенно в течение прошлого года, я внутренне часто с искренностью признавал это противоречие моих внешних проявлений с идеями мистера Гурд-жиева и, следовательно, вред моего словесного влияния на людей, которыми я руководил, так сказать, согласно его идей.

Говоря откровенно, почти все впечатления, полученные от того, что мистер Гурджиев говорил здесь на общих встречах и отдельным членам нашей группы обо мне и моей деятельности, в точности соответствует моему собственному внутреннему убеждению.