- Но если к отцу так хорошо относились, - продолжаю настаивать я, - кто же на него донес властям, когда его арестовали в первый раз? Ведь донесли же! Иначе с чего бы это отца, как самого главного преступника, при аресте выделили?
Дахиль Гаджиев опережает всех:
- Когда Абдуррахман после первого заключения вернулся, и не скрывал, что донесли. "Два шайтана меня посадили", - говорил, но никогда не называл имен. Он гордый был человек, благородной души...
- Называй, не называй - все и так знали, - помрачнев, со вздохом продолжает Фарадж-муаллим, - в Газанчи председателем сельского совета был армянин, Голон, так его звали. Он наводку в НКВД Нахчивана и дал, а там тоже армянин сидел, Орбелян... Народ тогда этого до конца не понимал, а они исподтишка действовали. Армяне умеют сладко говорить, но черные у них дела...
- ...Переселились на наши земли, а чем отплатили? - сокрушенно добавляет Балакиши Худиев. - Те перь всем здесь известно, как они в 89-90-х годах Москву трясли, чтобы в Нахчиван войска ввели... Хотели под шумок чужими руками Нахчиван отхватить. Вооружиться за счет русских... Секретарь обкома тогдашний, Джалилов, он еще в советское время с Гейдаром Алиевым работал, стеной встал: сначала меня убейте, а потом вводите войска. Мы против русских, против армии ничего не имеем, беспорядков у нас не будет. Убедил Кремль. Но чего это ему стоило?
- Если бы армяне нас не предали... Разве мы вместе плохо жили? - качает головой Фарадж Гаджиев. - На базаре в Нахчиване большинство торговавших было именно из армян, приезжали из Масиского района, из Спитака. Не будь этой их блокады, и рынок был бы богаче. Да и в городе армян на разных должностях немало работало. Я ведь народ целиком не обвиняю, это все ереванские вожди и их московские подпевалы.
Мы переглядываемся с Эрихом, и тот спрашивает:
- А вот скажите, после таких жертв, возможно ли примирение? Вы, азербайджанцы, могли бы, не скажу забыть, а - простить?
Старики долгое время молчат в раздумье, потом почти в один голос отвечают:
- Пусть землю вернут... Тогда посмотрим...
И тут же Дахиль Гаджиев с усмешкой продолжает:
- Вы историю с паспортами не знаете? - и, получив наш отрицательный ответ, говорит: - Очень поучительная история! Натура армян в ней хорошо видна.
Двое других стариков одобрительно кивают: - Расскажи, расскажи Дахиль...
- В 1987 году перед отставкой Гейдара Алиева, который тогда в правительстве СССР вторым человеком был, пошли в Москву письма из Азербайджана, много писем. И в них все азербайджанцы якобы только того и хотели, чтобы Алиева от работы освободили... Передали одно такое, особенно злобное письмо с критикой самому Алиеву, а письмо было из Нахчивана. Но Гейдар Алиев ведь здесь работал и многих лично знал. Вот и с автором этого письма, Сафаром муаллимом, он, оказывается, тоже был знаком, даже дружеские отношения имел. А тут приезжает к Алиеву на прием в Москву один наш земляк, из селения Неграм. Алиев ему в конце беседы и говорит: "Ты там спроси у Сафара, что он имеет против меня? Если еще захочет в Москву писать, я ему бумаги и ручек пришлю, пусть и дальше старается..."
Нахчиван - маленькая земля... Все друг друга знают. Тот вернулся, нашел Сафара, передал ему слова Гейдара Алиева. Узнав, в чем его обвиняют, Сафар муаллим страшно удивился. Потому что ни каких писем он в Москву не посылал и на Гейдара Алиева никогда не жаловался, ибо видел от этого человека только одно хорошее. "Как же так?! - настала очередь удивляться неграмцу. - Да ведь на письме и подпись твоя стоит, и паспортные данные написаны. Я сам видел!"
Стал Сафар киши размышлять на досуге, как такое могло произойти, кто его имя использовал? Вспомнил, что год назад в Ереван в командировку ездил, в гостинице останавливался, паспорт туда сдавал... Значит, там все его данные и переписали. А потом и другие подобные случаи по всей республике выявились. Мы же часто в Армении бывали. Особенно отсюда, из Нахчивана, ездили... Ну не коварный план? Неужели простой крестьянин до такого бы додумался?
За чаем, за разговорами незаметно летели часы, а нас ждали сегодня еще в Милахе.
Прощаясь со стариками, я невольно выдал им свое самое заветное желание, не удержался, сказал:
- Я хочу возродить дом отца...
- Видишь, - улыбнулся Балакиши, - это лишнее подтверждение тому, что Абдуррахман был замечательный человек! Он тебя правильно воспитал. Ты хоть и родился не здесь, а тянет тебя к родной земле... Откуда, как не от него, такая тяга?.. Счастливый твой отец!
- Зачем вы хотите отстроить заново родительский дом? - спросил меня Эрих по пути в Милах. - Ведь далеко от Баку... Потом - эта дикая блокада, на машине не доберешься... Поезда - в объезд. Что - каждый раз летать самолетом?..
- Если честно сказать... - помолчав, отвечал я, - мне хочется, чтобы в окнах отцовского дома горел свет по вечерам. Как будто он по-прежнему там... Как будто не было тех бурь, которые пронеслись над нашей семьей.
В Милахе семидесятивосьмилетний Аббас-Кули, кавалер двух орденов Отечественной войны, раненный под Кенигсбергом (21 осколок в теле!) и восьмидесятивосьмилетний Фархад Асадов уже ждали нас в окружении своих родственников и односельчан.
- В 1918 году, - рассказывал Аббас Кули, - когда армяне захватили наше село, мой свекор, кербелаи Яхья поднялся на гору напротив и оттуда стрелял по бандитам, он был меткий стрелок... И один из самых уважаемых людей Милаха. Он дружил с Аббасом и Абдуррахманом. Их сумели предупредить, что армяне идут, и в Арафсе твои дядя и отец успели организовать оборону села. А у нас в Милахе многих тогда убили. Потом - новая беда. Когда в 20-е годы начали в колхозы всех сгонять, люди не понимали, зачем им объединяться? Зачем скот сдавать? Никто ничего толком не объяснял! Начались волнения. НКВД усмиряло, арестовывало почем зря. Кербелаи Яхья в горы ушел, там скрывался долго, за ним охотились... Но время прошло, все утихло. И его уговорили вернуться в деревню, мол, наверняка забыли о тебе, все простили. Оказалось, нет, не забыли, кербелаи Яхья увезли в Нахчиван. И сгинул мой свекор. Говорили люди, что расстреляли его на Соляных копях при попытке к бегству. А там - поди разбери! Вот такое мы пережили... НКВД руками армян здесь самых активных, уважаемых людей уничтожил... Твоему отцу, Абдуррахману, тоже все припомнили...
- Мой дядя, у которого я воспитывался, жил в Арафсе по соседству с домом Аббаса и Абдуррахмана, - добавляет Фархад Асадов. - Помню, я мальчонка лет шести-семи - играю на улице, а навстречу - кербелаи Аббас. Так всегда он обязательно первым поклонится, поздоровается уважительно, словно я большой... Удивительные люди были братья Гусейновы! Абдуррахман муаллим, когда на строительстве водоканала в Нахчиване работал, всю бригаду свою кормил. Голодно было. Ему привезут из деревни еды, а он всем раздаст. А Шакар в Нахчиване считался лучшим учителем. Думаю, его еще и потому не арестовали. Хотя пытались... Но он Сталину письмо написал. Как же так, мол, я детей русскому языку учу, никогда врагом России не был, а тут на меня клевету наводят... Оставили его в покое.
Я уже когда в армии служил, поехал в Алма-Ату своего дядю навестить, он тоже сосланный был, там и с Абдуррахманом муаллимом познакомился, посмотрел, как он живет вдали от родины. Очень важную вещь, сынок, я сейчас скажу: и там все к нему уважительно относились. Такой человек нигде не пропадет! Это я твердо понял. Отовсюду к нему люди за советом, за помощью шли. Он дверь всегда открытой держал...
- Вы говорите, дядя вас воспитывал? - интересуется Эрих, обращаясь к Фархаду Асадову. - А почему? Разве вы были сиротой?
Лицо старика меняется. Только что по-молодому оживленное, оно становится напряженным, резко обозначаются морщины, тускнеют глаза. И за столом на террасе большого дома, где мы сидим, воцаряется тишина.
- Вот ведь как... - печально произносит красавица-хозяйка дома. - Все мы в Азербайджане, так или иначе, одной метой мечены...
