Я не мог выносить это больше, вышел, спотыкаясь, из хижины и упал на колени, меня вырвало. Когда я закончил, то подумал о том, чтобы пойти к воде помыть лицо, но я не хотел уходить от нее далеко, определенно не сейчас.

— Она в безопасности.

Я сказал это вслух, хотя себе под нос, чтобы не разбудить Рейн.

— Он, черт побери, никогда не трогал ее.

Воспоминания о лице ее отца, так непохожего на нее, когда Гюнтер расправлялся с ним, затопили мой мозг.

— Тебе нравится это? Да? Тебе нравится это, свинья? Покричишь для меня снова?

— У тебя был еще один кошмар? — ее мягкий голос донесся до меня по ночному ветерку. Я тяжело сглотнул, прежде чем кивнул. Мгновение спустя Рейн была рядом со мной, и ее маленькая рука лежала на моем плече, другая предлагала мне чашку воды. Я промыл рот, попил немного и затем отбросил ее в сторону на песок. Я вытянул рук и притянул Рейн ближе к себе, упав на колени рядом с ней и уткнувшись лицом в ее живот. Я вдохнул ее запах и попытался заставить свои руки не дрожать.

— Я хочу чертов алкоголь, — сказал я в ее кожу.

— Я не могу дать тебе его, — сказала Рейн, ее руки были в моих волосах. — Я могу дать тебе только себя.

— Я люблю тебя, — прошептал я. — Мне жаль, что я не помог ему... Я должен был... если бы я знал тебя тогда, я бы, черт побери, умер, чтобы спасти его.

Рейн перестала дышать, и я ощутил, как ее колени немного подогнулись.

— Ты расскажешь мне сейчас? — я едва расслышал ее.

Время пришло? Могу я рассказать ей? Я не мог дать ей деталей — я не сделаю это. Но должна ли она знать? Должна ли она знать, что я не сделал ничего? Заслуживает ли она знать, каким чертовым бесполезным ублюдком я был?

— Я только что выиграл свой последний турнир, — я начал говорить. — Всегда был большой праздник в честь победы — ужин и всякое подобное дерьмо после большого боя. Турнир длился четыре дня посреди пустыни где-то в Неваде. Я вышел едва поцарапанный и был чертовски доволен собой. Я думаю, что принес свыше двух миллионов в этом турнире. Бог знает сколько Лэндон и Фрэнкс получили с этого. После этого они отвезли нас на большой курорт в Сиэтле. Там были роскошные балконы, с которых открывался вид на танцпол, бар и дерьмо подобное этому — живая музыка, множество столов, шлюх и просто тусующихся людей. Я стоял рядом с краем, просто наблюдая за людьми и получая хлопки по спине от парней, проходящих мимо, которые выиграли что-то от моего выступления. Со мной был еще один парень — Гюнтер. Фрэнкс был его дядей.

— Гюнтер Дарк, мужчина, который убил моего отца, — сказал она тихо.

— Да, он сел в тюрьму за убийство их всех.

— Он умер в тюрьме.

— Да, рассердил кого-то ублюдка, полагаю. — Я сильнее обнял ее и закрыл глаза от воспоминаний, обрушившихся на меня. — Он стоял со мной, и я рассказывал ему о последнем участнике, которого я убил, когда он внезапно распрямился и указал на толпу.

— Видишь этого парня?

— Какого из них? — спросил я.

— Того, что с левой стороны бара, с «Манхэттеном» в руке, — сказал Гюнтер. — Большой парень, темный пиджак, модельные туфли, без галстука. Черт! Эти двое из них.

— Двое из кого?

— Копы, Бастиан, они чертовы копы?

— Откуда ты знаешь?

— Я, черт побери, чую их, — сказал Гюнтер с усмешкой. — Просто посмотри, как они идут — подпирая руками бока, как будто у них оружие, даже когда его у них нет. Ты видел этих двоих прежде?

— Не думаю.

— Бл*ть! Эй, Фрэнкс!

— Я не знаю, как на самом деле он узнал, что они были копы, но он узнал, — сказал я. — Фрэнкс разозлился и охранники привели их на балкон. Когда они не ответили на его вопросы о том, что они делали здесь, он отправил охранников обыскать все место. Это заняло несколько часов, но, в конце концов, каждый человек, за которого не мог поручиться ни один из боссов, был приведен, и их выставили в линию у стены. Всего их было шестнадцать.

— Всех этих людей убил Гюнтер Дарк.

— Да... но он... он не просто убил их. Черт, если бы он просто выстрелил им в голову, я бы, вероятно, не ушел. Я бы, возможно, не дал показания. То, что он... дерьмо. Я даже не могу сказать тебе, что он сделал с парнями, Рейн, не говоря уже о женщинах. Я не хочу, чтобы ты, черт побери, думала об этом.

— Я думаю, что знаю достаточно, — признала она.

Спасибо Господи, что она не собиралась спорить с этим.

— Я начал... я не знаю... идти туда. Я не знал, что, черт побери, собирался делать. Остановить его? Джон Пол и Лэндон удерживали меня. Сказали, что я просто убью себя тоже. Я должен был сделать что-нибудь, черт побери. Я просто стоял и смотрел. Двое из огромных охранников Фрэнкса держали их, а Фрэнкс говорил Гюнтеру что делать дальше, а сам просто, черт побери, стоял и просто, черт побери, наблюдал за происходящим...

Я остановился, рыдания вырвались из моего горла, непрошенные и неконтролируемые. Рейн легла на песок, расположившись так, чтобы она могла обнять меня за голову и притянуть к себе, моя щека была прижата к ее плечу. Одна ее рука легла на мое плечо, крепко прижав меня к ней. Я пытался сосредоточиться на ее прикосновениях и запахе, наполняющем мои ноздри, но, неважно, были ли мои глаза открыты или закрыты, все, что я мог видеть — их глаза, когда каждый из них понимал, что он следующий. Все, что я чувствовал — их кровь. Все, что я мог слышать — их крики.

— Я ничего не сделал, Рейн. Я не помог твоему отцу... Прости... Прости... Прости... Мне так чертовски жаль... если бы я знал тебя тогда... я бы сделал что-нибудь, чтобы помочь ему, я клянусь, я бы сделал, Рейн... Прости... Прости...

— Я знаю Бастиан. — Она обняла меня крепче, прижимая сильнее к себе. Я слышал, что она тоже плачет. — Ты ничего не мог сделать. Я знаю, что ты ничего не мог сделать.

— Прости.

— Почему они были там, Бастиан? Что они делали там?

— Я понятия не имею, детка, — ответил я. — Не знаю, почему и как твой отец оказался там. В суде был еще один полицейский, который давал показания — я думаю, что он был руководителем или что-то типа того — и сказал, что не знал, что они были там. Они не должны были быть в этом месте вообще, и они не выходили на связь по рации, чтобы сообщить, что что-то проверяют.

— У моего отца должна была быть рация, — сказала Рейн без сомнения в голосе.

— Так и твердил прокурор. Никто, казалось, не знал, что они там делали, и знаю, что это звучало очень подозрительно, но, твою мать, я не обращал особого внимания на эту часть. Для меня не имело значения, как они туда попали.

— Это имеет значение для меня.

— Черт, детка... Я бы хотел, чтобы я мог сказать тебе. Но я просто не знаю.

Она обнимала меня... или я обнимал ее... не знаю — может, мы оба — долго время обнимали друг друга. На песке было неудобно, но мне было плевать. Я рассказал ей так много, как мог рассказать о той ночи; мне просто нужно было закончить то, что осталось, прежде чем я перестать говорить.

— Я облажался, Рейн, — прошептал я. — Даже после всех смертей, что я видел, — смертей, в которых был виновен — я не мог спать. Не мог ничего есть, без чувства тошноты, и не мог выкинуть их лица из своей головы. Каждую ночь, снова и снова. Некоторое время я даже не мог покинуть свою квартиру, и где-то через месяц наконец-то сказал Лэндону, что больше не буду участвовать в турнирах. Неделю спустя Гюнтер был арестован и сдал своего дядю, и следующее, что я понял — это то, что согласился дать показания. Лэндон узнал это, пришел и выбил все дерьмо из меня, но я отказался идти на попятную. Я думал, что если сделаю это — если помогу отправить их за решетку, я смогу снова спать. Или это позволит мне спать, или я умру.

— Хотя это не сработало, — сказал я ей. — Даже после того как Гюнтер оказался в тюрьме, я все еще видел кошмары. Может, потому что Фрэнк был оправдан... Не знаю... поэтому я начал пить... много. Я пил, когда ушла Джиллиан, и иногда это помогало забыть на некоторое время, так что я начал пить, когда ночные кошмары стали одолевать меня. В конце концов, они ушли, или я просто не запоминал их, после того как напивался до бессознательного состояния. Вот как я поступал... годами... пока не попал на плот.