- Мне кажется , что со стороны Олега Андреевича было несколько неосторожно поселиться у вас и открыто встречаться с вами, - задумчиво сказала Наталья Павловна. - Этим он навел ОГПУ на след...

- Может быть, но видите ли, он уже с двадцать второго года Казаринов, и до сих пор все в этом отношения обстояло благополучно. Я не могу винить его, что он разыскал меня, - мой Дмитрий, умирая, ему говорил: "Нина... ребенок... Нина" - как будто нас ему поручал. Когда же Олег узнал, что ребенок мой скончался, а я невеста Сергея, он хотел уйти, но куда? Наталья Павловна, куда? Такие тиски, такие препятствия со всех сторон!

Тихие шаги послышались за ее креслом.

- Ася, ты, деточка? Ты уже вернулась?

- Да, бабушка. В церкви народу было так много, что тете Зине дурно сделалось. На улицах какие-то люди останавливают богомольцев, и тетя Зина говорит, что завтра нельзя будет нести огонек от двенадцати евангелий. Минуту помолчав, она тихо спросила: - Вы про Олега Андреевича говорили?

- Да. - И Нина бросила на девушку внимательный взгляд.

- Скажите, что он вам рассказывал про лагерь? Его там очень... очень мучали? - и голосок Аси дрогнул.

- Он неохотно рассказывает, но кое-что все-таки говорил. Знаю, что грузил дрова, стоя по пояс в воде по десять часов, конечно, всегда впроголодь... Там, кроме того, чрезвычайно жестокая система наказаний деревянные срубы без окон и дверей, куда запирают на ночь провинившихся без верхней одежды в самые лютые морозы. Да, да! Поверить трудно, но это так! Он сам это испытал два раза. Запирают, да еще приговаривают: "Вам не нравится власть советская, так вот отведайте власти соловецкой!"

- В чем же провинился Олег Андреевич? - спросила Наталья Павловна.

- Один раз, когда они шли строем на работу, старый мужчина, шедший перед Олегом, выронил какую-то бумажку. Олег поспешил поднять и вручить ему. Разом подняли свист и тревогу - конвойные вообразили, что они обменялись секретными сведениями, и затевается побег. Всех тотчас окружили и обыскали, и хотя ничего не нашли, засадили на всю ночь Олега и старика.

- Ужасно, - сказала Наталья Павловна.

Ася молчала.

- Другой раз при нем поволокли в карцер женщину, - продолжала Нина, тоже политическую. Только она была бывшая революционерка, еврейка. Она кричала: "Мы не за это боролись! Вы - узурпаторы революции! Вы жестокостью давно превзошли царских жандармов!" Тогда они, чтобы заставить ее замолчать, навалились на нее, зажимая ей рот. Тут несколько мужчин из заключенных, в том числе Олег, бросились на ее защиту. Получилась потасовка. За это им прибавили по полтора года каждому.

- А еврейка? - обрывающимся голосом спросила Ася.

- С тех пор как в воду канула. Расстреляли, наверное.

Несколько минут все молчали.

- Я этих лагерей как огня боюсь! - продолжала Нина с остановившимися глазами, полными ужаса. - Счастье, что Сергея миновал этот жребий.

- Когда же выпустили Олега Андреевича? - спросила Наталья Павловна.

- В прошлом году, в октябре. Месяц он проработал там же вольнонаемным, чтобы собрать хоть немного денег на дорогу, а потом в течение двух месяцев добирался сюда. Дорогой окончательно измучился - приходилось идти огромные расстояния пешком по тракту. Там, около Кеми, в ноябре уже зима, от деревни до деревни много верст, одежды теплой у него не было, а крестьяне не хотят пускать на ночлег - принимают всех прохожих за беглых лагерников и боятся отвечать за укрывательство. Видно, тоже напуганы. Один раз даже комический случай был: в одно село Олег вошел ночью, никто не хотел пускать в дом, гонят от ворот, даже камни бросают, как в собаку. Он показывает им бумагу, что освобожден, а они неграмотны, прочесть не могут, а верить не хотят. Он страшно прозяб и изголодался, говорит: думал, что упаду тут же на улице. С отчаяния стал разыскивать отделение милиции. Все село спит, ворота на запоре, сугробы... Вдруг его кто-то хвать за ворот - стой! Откуда взялся? Предъявляй документы! Милиционер! Олег обрадовался ему, как другу: вас-то, говорит, я и ищу! Ну, взяли его на ночь в часть, усадили у печурки и даже чаю горячего дали. Добрые милиционеры попались. В другой раз он на одном переходе волка встретил. Волк был, по-видимому, такой же голодный и полуживой, как сам Олег, - тащился сзади, а нападать не решался. Олег хромал - у него от негодных сапог нога была стерта, а волк тоже припадал на лапу - из капкана, что ли, вырвался. Олег рассказывал: "Я иду, да время от времени обернусь и посмотрю на приятного спутника, а он остановится и тоже уставится на меня - лязгнет зубами да слюну проглотит: дескать, рад бы съесть и уже съел бы, да маленько опасаюсь - силушек не хватает".

- Чем же это все кончилось? - спросила Наталья Павловна.

- Олег набрел, к счастью, на дубину, которая валялась на снегу. Он замахнулся ею и заулюлюкал по-охотничьи. Волк убежал, но представляете ли вы себе, в каком виде Олег вернулся сюда после таких удовольствий? А здоровье уже не то, что было: у него ведь в боку осколок. Участковый врач хотел положить его на операцию, да он не захотел.

- Почему же не захотел? - спросила Ася.

- Говорит, что зарабатывать нужно, говорит, что здоровье его никому не дорого... Мне иногда кажется, что он близок к тому, чтобы покончить с собой. Он однажды уже делал попытку застрелиться... К счастью, неудачно.

Ася перехватила ее руку:

- Стрелялся?

- Да. Это было примерно на Рождество. Револьвер дал осечку. Я выкрала после этого его револьвер и забросила в Неву.

- Но ведь он может еще раз... иным способом... может как-нибудь иначе!

- Этого боюсь и я. В офицерстве это и всегда было распространено, а при таких условиях...

- А почему он перестал бывать у нас? - и щеки Аси запылали.

- Он считает свое общество опасным и не хочет подводить друзей. На днях его вызывали в ОГПУ - по-видимому, заподозрили неподлинность его документов. Пока туча прошла стороной, но...

Часы на камине пробили десять.

- Ася, твоя ванна, наверно, уже готова, простись с Ниной Александровной и иди, - сказала Наталья Павловна. - Она не будет сегодня ужинать с нами, Ниночка, - она завтра причащается.

Ася подошла к Нине и обняла ее за шею, прощаясь.