На пороге показалась Катюша.

- Чего выползла? Никто здесь по тебе не соскучился! - тотчас напустилась Аннушка. - Глаза б мои на тебя не глядели! Опять свою линию гнешь? Крути с кем хочешь, а мальчиков моих не трожь!

Олег невольно улыбнулся при мысли, что он кому-то может показаться мальчиком.

- Вы, Анна Тимофеевна, очень уж любите не в свои дела нос совать, огрызнулась Катюша, усаживаясь на табурет.

- Ах ты, паскудная! Никакого в тебе уважения к старшим! Даже барыни наши бывшие - Надежда Спиридоновна и Нина Александровна - завсегда во всем со мной посчитаются, а эта в глаза грубить! В комсомоле, что ли, вас так учат? Проституток там, видать, из вас делают, вот что!

- Анна Тимофеевна, уж вы через край хватили! - сказал Олег.

А Вячеслав, вскочив, как ужаленный, гаркнул:

- Проституток в Советском Союзе нет, запомните, Анна Тимофеевна! В комсомоле же нас учат, что женщина в чувствах своих свободна, и выказывать их для нее не зазорно! Ясно? - и снова сел, словно урок ответил.

Речь Вячеслава вызвала в Олеге бурю сарказма:

- Неужто советская власть покончила с проституцией? Видит Бог, более могучей власти не знала история! Вчера я позднее обычного возвращался домой; так вот, три или четыре раза неизвестные особы заговаривали со мной. Одна попросила закурить, другая осведомлялась, как пройти на какую-то улицу, третья поинтересовалась, нет ли у меня билета в кино. Я, грешным делом, подумал, что это... Кто же были эти ночные тени на тротуарах, как по-вашему?

- Кто они были? - и глаза Вячеслава сверкнули искренней ненавистью. Наследие проклятого царского режима, вот кто!

Взгляды их скрестились - насмешливый Олегов и гневно-идейный Вячеслава. Олег решил уйти, чтобы не продолжать ссоры. В эту минуту кто-то очень энергично постучал в дверь. Принесли повестку для Катюши.

- Мама родная! - вскрикнула она, распечатав конверт, и выронила повестку, как будто бумага обожгла ей пальцы.

- Что такое? - спросила Аннушка.

Олег, уже выходивший, обернулся.

- В ГПУ вызывают! В ГПУ, меня! Уж, кажется, я своя! Уж, кажется, советскую власть я завсегда уважаю! Я - дочь рабочего! Никто никогда не слыхал, чтобы я...

Вячеслав строго осадил ее:

- Дура ты, что ли, Катя? Что ты орешь-то? Если советский гражданин нужен по какому-либо делу органам политуправления, он должен прежде всего сохранять это в тайне, а не трепаться направо и налево. Тебя и вызывают-то, может быть, только для того, чтобы собрать о ком-нибудь сведения.

Неприятное чувство внезапно шевельнулось в душе Олега. В самом деле, может быть, только для сведений, но вот о ком?

Едва успел он выйти в коридор, как из кухни послышался испуганный вскрик Вячеслава и вопль Аннушки. Олег ринулся назад, в кухню: Вячеслав опрокинул свой примус, и на полу уже растекался вспыхивающий керосин. Аннушка и Вячеслав бросились с ведрами к крану.

- Нельзя воду! - закричал на них Олег и сильным толчком повалил на пол шкаф. Все вздрогнули от грохота и замерли в ожидании. Огонь не показывался.

- Всё, - сказал Олег и подошел было подымать шкаф, но из коридора выскочила Надежда Спиридоновна с двумя картонками, а за ней по пятам Катюша с узлом и подушкой.

- Куда вы, сумасшедшие? Паникерши несчастные! - заорал Вячеслав.

- Остановитесь, огня уже нет! - крикнул Олег и подхватил Надежду Спиридоновну, которая чуть не упала.

Обе женщины трусливо озирались. Потревоженные мальчики вбежали в кухню и в свою очередь оглядывались, не понимая, что случилось. Олег и Вячеслав стали подымать шкаф.

- Эк меня угораздило! Чуть было беды не наделал. Ну, спасибо вам, Казаринов. - бормотал Вячеслав.

- Запомните, что керосин нельзя заливать водой, - сказал ему Олег.

- Господи-батюшки! Уж и напужалась же я! Ажио ноженьки мои затряслися! - заголосила Аннушка, опускаясь на стул.

- Мой шкаф! - завопила Надежда Спиридоновна, только теперь получившая способность ориентироваться. - Почему на полу мой шкаф? Там простокваша, суп на завтра, фарфоровая посуда...

Несчастный шкаф поставили на место и, когда открыли дверцы, обнаружили следы катаст-рофы: великолепные кузнецовские блюда были разбиты. Старая дева схватилась за голову.

- Мои блюда! И мясные, и рыбные! Все пять штук! А я как раз намеревалась отнести их в комиссионный! У других, небось, все цело! Такой уж в этой квартире порядок завелся, чтобы обязательно подгадить старому человеку - Она с ненавистью покосилась на Вячеслава.

- Виноват я! - вступился Олег. - Но преднамеренности никакой у меня не было: я не знал, чей это шкаф, но если б и знал - медлить было нельзя!

- Мне здесь урону рублей на триста, а ведь я на продажу вещей только и живу! - не унималась старая дева.

- Успокойтесь, Надежда Спиридоновна! Я вам верну эти деньги из следующей получки... - начал было Олег, но Вячеслав яростно обрушился на обоих:

- Посмеет эта старая ехидна получить их с вас - шею ей сверну! Еще немного - и нам не выскочить, а она блюда свои старые жалеет! Запрудила тут все углы своим хламом! Старая барыня! Крыса царская! Сидит на своем добре, и ни единому человеку ни от нее, ни от ее добра пользы нет! Завтра же все пораскидаю, чтобы ни единой вещи ее на общей площади не осталось!

Надежда Спиридоновна расширившимися, обезумевшими глазами уставилась на Вячеслава:

- Крыса?! Это я крыса?! Мои вещи пораскидать? - пролепетала она, вся дрожа.

- Ваши! Ишь, какая персона! Чтобы человеку спасибо сказать, ан нет ругается! Видно, мозги заплесневели!

- Вячеслав, прекратите! - резко сказал Олег. - Как вам не стыдно!

- Господи, Микола Милостивый! - вступилась в свою очередь Аннушка. Богом, видно, проклята наша квартира! Нет у нас никакого порядку, никакого ладу! Руготня одна с утра до ночи! Всяк-то тянет в свою сторону! Да нешто этак жить можно? Я давно говорю: с той самой поры, как домовой вышел, одни только беды и напасти!

- Как домовой? Почему вышел? - и все повернулись к Аннушке, ожидая объяснений.

- А вестимо как. не житье ему у нас стало. Домовой, он может, в которых домах десятками лет держался, ну, а при советской власти вмиг повывелся. Нешто он - сударь-батюшка - станет в коммунальной квартире гнездиться? Он должен с хозяином душа в душу жить. Он другой раз любит котом прикинуться, придтить на груди помурлыкать, да незаметно, за мурлыканьем, смотришь, что и присоветует и дело скажет. Ему любовь да уважение нужны. А у нас что? Кто у нас хозяин? Где порядок? Уж вы мне поверьте: ни в единой коммунальной квартире домового не будет. Оттого и жисть в них не ладится, оттого и тошно в них кажинному, и квартиры разваливаются, и во всем обиходе безобразие. Эти домоуправления ничего-то не смыслят, а послушать старых людей не хотят.