Вот незадача, музей закрыт, именно сегодня здесь выходной. Тогда Чулаки предлагает прогуляться по Лютеранскому кладбищу, что находится поблизости. Медленно бредем по запорошенным снегом дорожкам, оставляя две пары одиноких следов, крупных - его и мелких - моих. Узнаю, что лютеране и католики - лютые враги, но вот здесь, в России, среди повального православия они хотя бы на кладбище, но смогли примириться: могилы лютеран и католиков почти вперемешку.

Мы замерзли, гуляя между надгробий, устали от снежного белого однообразия, и я предлагаю съездить в оранжерею, что находится на Шпалерной. Когда-то летом я ходила пешком к Князь-Владимирскому собору, и по дороге зашла отдохнуть в эту самую оранжерею, маленький зеленый оазис среди каменных просек. Запомнились гигантские пальмы, цветочные композиции и уютные скамейки возле игрушечного пруда.

Вошли, и сразу вдохнули влажный, теплый воздух с терпким запахом земли и экзотическим ароматом цветов. Но вот досада, пройти к пруду и сесть на скамейку нельзя, в центральную часть оранжереи вход перекрыт натянутой лентой. И правильно: на улице зима, каждому захочется зайти в этот летний тропический уголок, тем более, что вход бесплатный, пусти народ, - как слоны в посудной лавке все истопчут, изломают, и растениям будет плохо дышать от нашествия толпы в шубах и дубленках.

Мы постояли на дозволенной территории, при этом я посоветовала писателю снять очки и как можно дольше смотреть на буйную зелень, считая это полезным для зрения. Я достала из сумочки фотоаппарат и мы попросили, чтоб нас сфотографировали, но как оказалось позже - снимки, сделанные против света, не получились к моей большой досаде.

Перед уходом я предложила Михаилу Михайловичу купить для Нины цветов, и он ответил, что недавно их кошки погрызли толстянку. "Но дарить цветы в горшках - плохая примета" "Ерунда, если и дарить цветы - то только в горшках!" Мы покупаем толстянку, и теперь наш путь лежит в Металлострой.

- Езди осторожнее, не гоняй.

- Я люблю тебя.

Глава 16.

Весна 2002.

Крестовский остров.

Пен-клуб.

Из чего состоит обычная любовь двух обычных, ничем не примечательных людей? Из симпатии, из расположения к внешности, буйства гормонов, туманящих разум, из желания покорить, поработить, завладеть, познать... из желания иметь дивиденды с душевных, физических и материальных затрат. Любовь к кумиру, - иная. О такой любви написала Шарлотта Бронтэ: "В те дни я не видела Бога за его созданием, ибо из этого создания я сотворила себе кумира".

В марте едем на Крестовский остров, - так захотел писатель. Закрадывается мысль: наверное, он пишет роман, и ему необходимо увидеть коттеджи нуворишей, чтоб проникнуться атмосферой роскоши.

Тихая, пустая дорожка, посыпанная гравием, вьется вдоль реки. Вот красивое место: с одной стороны река, с другой - пруд с утками, возле пруда - белая ротонда. Пахнет талым снегом и прелыми листьями. Я невольно притормаживаю: выйдем? Мой спутник отрицательно качает головой. В машине тепло, уютно, а там, у пруда, зябко и сыро.

Пьем горячий чай из термоса, говорим о литературе, о кино.

- Почему вы не пишете сценарии, вам не кажется, что из "Примуса" получился бы отличный фильм серий на пять-шесть?

- Меня никто не просит написать сценарий, а сам себя я предлагать не могу.

Писатель умалчивает: один короткометражный фильм "Шутка?!" с целым созвездием известных актеров вышел в прокат в 1981 году. Героиня -- юная лаборантка, своей непосредственностью и искренностью вносит разлад и смятение в сложившийся коллектив научного института.

А мне вспоминается увиденный накануне фильм Павла Кадочникова "Снегурочка", и я спешу поделиться впечатлениями. Чулаки тут же наизусть цитирует целый отрывок из "Снегурочки". Я смотрю на него с изумлением, - о чем бы ни заходил разговор, у писателя всегда находились цитаты на заданную тему и в прозе и в стихах, - и замечаю, сколько мудрости в этой сказке! Если ее трактовать на современный лад, то Снегурочку можно назвать инопланетянкой. Сделанная из снега и льда, как космическая гостья, комета, она чужда человеческим чувствам и несчастна оттого, что не вписывается в людскую среду. Но изменение своей сути для нее оказывается смертельно: от горячей человеческой любви ее сердце тает, Снегурочка гибнет, ведь другого сердца, кроме ледяного, у нее - нет.

Мой кумир слушает молча, и не отвечает...

В романсе осень смешана с весной

Лесная сказка -- с городской тоской..

К Елагину острову идем пешком. Дышится легко и весело, а небо такое высокое, бездонное, и в каждой пролетевшей вороне видится если не ангел небесный, то сказочная жарптица, - так бы запрыгала, закружилась, запела... Но Чулаки холоден, и я, сдерживая свои порывы, шагаю чинно, с видом серьезным и скромным. Нас обгоняет группа бегунов, женщин и мужчин, немолодых, раскрасневшихся, мелко семенящих по гравию дорожки в спортивных костюмах и шапочках с помпонами. Михаил Михайлович, прижав к глазам очки, провожает их взглядом, и начинает рассказ о своем увлечении бегом на длинные дистанции. Это было давно.. Его маршрут лежал от улицы Рубинштейна по островам и обратно, но о том, что он бегал от своего дома в Зеленогорск, - я узнала позже, от его друзей. Очевидно, он, как его "Высоковольтный", ставил на себе эксперименты, испытывая возможности своего организма, и эти возможности казались ему безграничными.

Кто бы мог подумать, что хрупкий на вид интеллигент в очках с толстыми стеклами, изнуряя свое тело, закалял себя ежедневными многокилометровыми пробежками, а еще качался, занимался штангой, плаваньем, дрессировал льва, и работал каскадером. В какой-то момент его воля начала зашкаливать за дозволенные рамки. И тогда провидение решило осадить гордый дух, посмевший бросить вызов человеческой природе. Что говорил Господь возроптавшему Иову?

"И отвечал Господь Иову из бури и сказал:

...Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он?

...излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его;

...взгляни на всех высокомерных и унизь их, и сокруши нечестивых на местах их..

...Тогда и Я признаю, что десница твоя может спасать тебя".

Близкие друзья Михаила Михайловича, профессор Карапетян и его жена Елизавета Трофимовна поведали мне однажды печальную и странную историю о том, как во время одной из утренних пробежек с Чулаки произошла страшная трагедия. Он был избит без повода неким незнакомцем, избит жестоко, бесчеловечно (да и человек ли это был?!). На скорой помощи писателя чуть живого доставили в больницу. Он болел долго и тяжело, и когда после болезни в весенний день появился у них на даче, - это был совершенно другой человек, в нем произошел заметный надлом. Даже внешность его преобразилась: роскошная шевелюра некогда густых каштановых волос, сменилась короткой стрижкой, зрение, плохое с детства, стало катастрофически ухудшаться. Чулаки прекратил изнурять свое тело тренировками, погрузился в себя, в писательство, стал более молчалив и замкнут.

В городе уже сухо, но здесь, в парке Елагина острова, еще лежит снег, он хлюпает под ногами, висит в воздухе плотным, сизым туманом. Я невольно закашливаюсь, и мы прибавляем шаг. Во дворце безлюдно, посетителей, кроме нас, нет. Невероятно, но билеты стоят 5 (пять!) рублей, - плата совершенно символическая на фоне тотально растущих цен, очевидно дворец, как народное достояние, остался в прошлом, застойном времени, о нем попросту забыли. Смотрительница просит нас надеть тапки, и я послушно надеваю поверх туфель смешные, огромные тапки на мягкой, войлочной подошве с резинками. Помогаю надеть такие же тапки Михаилу Михайловичу, и мы, взявшись за руки, медленно бредем по залам, скользя по инкрустированному паркету, рассматривая интерьеры, экспонаты, картины.