– Что я должен был услышать?
– То, о чем я говорила.
– Ты не говорила ни о чем. Ты молчала.
– Я молчала?
– Может быть, ты говорила сама с собой, но, насколько я в состоянии судить, ты сидела молча.
– Значит, я разговаривала сама с собой?
– Откуда мне знать? Спроси у себя.
– Ты, должно быть, уснул.
– Ты всегда думаешь, что если я молчу – значит, я сплю, поскольку у меня нет возможности говорить. Другого ты не допускаешь. Но представь себе, Яэль, что достаточно много времени я думаю, не производя при этом шума. Во время работы в конторе, к примеру сегодня, у меня возникло столько мыслей, что оставшихся хватит даже на завтра.
– Который час?
– Уже больше десяти.
– Неужели ты в состоянии уснуть в такую рань?
– Я в состоянии уснуть в любую минуту. Не говорил ли я тебе, как будет называться моя последняя книга? «Умение уснуть. Десять доступных уроков». Ну, как тебе?
– Я готова стать твоим первым, Кедми, читателем.
– Спасибо. С твоей стороны это очень мило. Первый урок будет называться так: «Скажи своей жене, чтобы заткнулась».
– Кедми… она все еще не вернулась. Где ее до сих пор носит? И ей даже не приходит в голову позвонить. Не могу представить себе, где она. Она умчалась около четырех. Я начинаю волноваться.
– Если это тебе нравится, волнуйся сколько влезет, но я не понимаю, почему ты так спешишь. Давай дождемся завтрашнего дня. Тогда сможешь начать волноваться по-настоящему.
– До завтра? О чем ты говоришь?
– Пролетела птичка и шепнула мне, что она уехала из города. А ты ведь знаешь, что птички никогда меня не обманывают.
– Какого черта ей понадобилось уезжать из города? И когда? Она сказала, что хотела бы навестить некоторых знакомых… что она должна что-то им передать…
– Она попросила меня высадить ее возле центральной станции. Я совсем не уверен, что там у нее есть какие-либо знакомые…
– Ты хочешь сказать, что высадил ее у центральной станции? Ты об этом мне даже не заикнулся.
– Существует множество вещей, о которых я тебе не заикаюсь. Так, например, я утаил от тебя, что она приобрела подробную карту Израиля и попросила показать ей, где именно находится больница… а также рассказать, как лучше до нее добраться.
– Она не поедет в больницу… там ей нечего делать. Но тогда где она? И ребенок здесь… о чем она только думает?
– Совершенно не представляю, о чем она думает, но зато я знаю, о чем думаешь ты, и боюсь, что это снова очередная глупость. Ты думаешь, что она оставила тебе ребенка в виде подарка и смылась… но это, боюсь, уже чересчур, Яэль. Этот красивый, здоровый белокожий мальчуган, вдобавок посещавший религиозную школу, тянет на рынке на несколько тысяч долларов, даже если снять с него все эти красивые одежки. Мне не верится, что она так легко может решиться потерять такие деньжищи…
– Как можешь ты такое даже произнести, Кедми?
– Яэль… она вернется. А если нет – мы отдадим малыша Дине и Аси. Я уже говорил тебе, что мы никогда не вернем себе святой дух, который христиане стащили у нас две тысячи лет тому назад.
– Можешь ты мне просто сказать, что с тобой стряслось? Что это за странный метод, которым ты со мной сегодня говоришь?
– Ничего странного, Яэль. Это метод чистой логики, холодный, неторопливый путь логических рассуждений. А то, что касается эмоций, их я оставляю тебе.
– Ты… ты не понимаешь… или делаешь вид… ты не разглядел ее как следует… ты ведь едва перекинулся с ней двумя-тремя фразами… А я провела с ней вместе все утро. Она – странная, подозрительная женщина. Она приехала сюда, руководствуясь некими туманными мотивами. И я не понимаю, как ты можешь так спокойно врать мне. Ты тоже начинаешь казаться мне странным…
– Ну, спасибо…
– Нет, правда… Как можешь ты проявлять такое безразличие? Это на тебя совсем не похоже. С тобой что-то не так. Тебе что, кажется нормальным… появиться у нас вот так, безо всякого предупреждения… с этими своими сумками и с ребенком… а если бы ты мог видеть, во что он был одет… во что она его обрядила…
– Дай мне возможность угадать. С трех попыток. Он был весь в красном?
– Ну, хватит! А теперь оставь меня. Больше я не скажу ни слова.
– Если ты хочешь, чтобы я выпрыгнул из постели и начал вместе с тобой носиться по комнатам… я имею в виду, если это поможет тебе угомониться, успокоиться, я буду только счастлив сделать это. Потому что не существует ничего, чего бы я не сделал для тебя, дорогая моя жена. Но это было бы невероятно и неосуществимо для меня в качестве автора книги «Как заснуть без проблем. Десять легких уроков».
– Кедми, хватит! Уймись! Все. Все. Неужели даже на ночь глядя ты не можешь избавиться от этого своего тона… потому что я больше не могу…
– Ну, а я не пойму, из-за чего ты так выходишь из себя. Просвети меня. Если бы мне кто-нибудь притащил прелестного англоговорящего младшего братца… вроде этого… Я просто умер бы от радости. Беда твоя в том, что ты относишься к подобным происшествиям без достаточной благодарности. Будь ты, ну вот как я, в семье единственным сыном… Ты относилась бы ко всему совсем иначе. И по-другому ценила бы то, что сегодня произошло.
– Ты можешь меня оставить?
– А может быть, сейчас ты хочешь немножечко поплакать? Сдается мне, что в этом заключается твоя проблема – ты сегодня совсем не выплакалась. Ты можешь себе это позволить… если же ты этого не сделаешь, окажешься в той же ситуации, что и три года тому назад. Вот этого мне не хотелось бы увидеть снова. Мне стоило больших сил вернуть тебя снова в норму без потерь. Мне казалось, что мы вновь стали единым целым. А теперь я боюсь, как бы не оказалось, что некоторые части этого целого мы потеряли по дороге.
– Кедми, умоляю. Не сейчас. Я просто чертовски нервничаю.
– Она вернется. В самом деле, Яэль. У тебя нет никаких причин напрягаться так сильно. Расслабься…
– Ты уверен?
– Единственное, в чем я уверен, – это в нашей большой, хотя и ужасной любви. Если бы ты не была столь озабочена, я мог бы тебе признаться, что не одна… скажем так, леди была бы счастлива быть со мною в этот ночной час… Но я не хочу доставлять тебе дополнительных тревог. Мне, кстати, очень понравилось то, что ты сказала о моем самообладании. О том, что я, по твоему мнению, самые важные вещи всегда способен держать под контролем. И о том, что втайне тебе нравятся мои шутки. Я бы хотел, чтобы ты написала это… или, как мы, юристы, говорим, предъявила свое восхищение мною в письменном виде – так, чтобы твои поклонники перестали обвинять меня в том, что я все время терзаю тебя.
– Но ты и в самом деле меня терзаешь. А что послужило причиной такого твоего превосходного настроения? Я вся вне себя, а ты растянулся на спине и не похоже, чтобы это тебя хоть как-то волновало. Ну, Кедми, давай выкладывай, что случилось. Уж не провернул ли ты сегодня у себя в конторе какое-нибудь прибыльное дельце?
– Как говорится, «чуть было не…». Но мне нравится и то дело, которое мы получили с доставкой на дом… оно ничуть не хуже того, что было в конторе. Суди сама: мы расширили и приумножили состав семьи, не прилагая для этого совсем никаких усилий. Я приобрел нового шурина вместе с кипой и энергичную, достаточно молодую американскую мачеху. Что-то такое происходит вокруг нас… словно поменялось что-то в атмосфере… словно и сами мы сегодня помолодели. Я думаю, что расширенный состав вашей семьи…
– Ну вот что… с меня хватит. С меня хватит, и я ухожу. Как раз сегодня ты полностью потерял над собою контроль.
– Ты прекрасно знаешь, что ничего я не потерял. Ты сама сказала, что…
– Мне кажется, что ребенок плачет.
– Он и не думает плакать. Но если тебе хочется порыдать, я могу тебе это устроить.
– Где ты на самом деле ее подобрал? Давай-ка выкладывай все как есть. Голую правду. И куда ты ее дел.
– Да я уже говорил тебе. Я отвез ее к центральной автостанции. Я ни о чем ее не спрашивал, но понял, что она собирается двинуть на север… и, скорее всего, разыскать там эту психушку, – вот все, что я успел сделать. И поменять для нее несколько долларов. У меня совсем не было времени, я спешил скорее добраться до работы. Я с тобою согласен – она особа довольно странная. Что-то в ней есть от лунатика, какая-то призрачность, что ли. Ходячее привидение, а? Ну, что-то в этом роде. Невозможно поверить, что твоему отцу понадобилось добраться аж до Америки, чтобы найти точно такую же спутницу жизни, как та, что он оставил здесь и от которой он сбежал.