Важнейшие уроки нейропросвещения должны прививать умение отличать вопросы, на которые нейронаука в состоянии ответить, от тех, на которые у нее ответа нет. Задача нейронауки — пролить свет на механизмы мозга и их связь с психическими явлениями, и когда техническое мастерство успешно применяется к разрешимым вопросам, рождается множество научных прорывов и клинических применений. Однако когда мозгу адресуют некорректные вопросы, это в лучшем случае заводит нас в тупик, а в худшем происходит неправомерное присвоение научной мантии.
Вспомните нейробиолога Сэма Харриса, которого мы цитировали ранее в этой книге. «Чем больше мы понимаем себя на уровне мозга, — писал он, — тем больше мы будем видеть, что есть правильные и неправильные вопросы о человеческих ценностях» (5). То есть как? Нейробиология может ответить на вопросы о нейронных процессах, стоящих за принятием нравственных решений, но совершенно неочевидно, каким образом она когда-либо поможет нам составить предписание, каково должно быть положение вещей. Разумеется, эмпирические данные могут помочь нам более эффективно работать на основе наших ценностей; если мы хотим более эффективно осуществлять реабилитацию преступников, то данные о новых возможных способах терапии крайне необходимы. И нейронаука может предложить нам такого рода указания. Но вопрос, нужно ли нам отбросить практику воздаяния за преступления, не относится к тем, которые может решить какая-либо естественная наука, включая нейронауку. На самом деле история полна бесплодных и порой жестоких попыток применения социальной инженерии, основанной на биологии. Во все времена был соблазн возвести этическую систему, основанную исключительно на науке. Философы называют непонимание различия между тем, «как должно быть», и тем, «как есть», натуралистической ошибкой.
Высокий авторитет науки о мозге в нашей культуре делает ее уязвимой, так как она может быть легко призвана на службу интересам той или иной социальной или политической программы. Представление наркозависимости как заболевания мозга ради привлечения большего финансирования исследований и улучшения служб, работающих с наркоманами, может казаться безобидным. И в большинстве случаев оно наверняка движимо благими намерениями. Но такой взгляд, к сожалению, неверно представляет многоуровневую природу зависимости и рискует отвлечь врачей от наиболее эффективных видов лечения. То же самое в какой-то степени верно и для многих других психических расстройств (включая психопатию — расстройство, которым, скорее всего, был поражен убийца Брайан Дуган), которые, хотя, возможно, и уходят корнями в дисфункцию мозга, могут быть полностью поняты только при одновременном учете мотивов, чувств, мыслей и решений человека.
Кроме того, мы говорили, что привлечение науки о мозге в качестве обоснования отмены представления о вине и уголовного наказания уводит в неверном направлении. Нейронаука сама по себе не представляет угрозы для личности. Она поможет объяснить, как устроен человек, который выступает как субъект действия, но она не объявляет это понятие ненужным. Строго утилитарная модель правосудия — такая, в которой общество наказывает людей только потому, что так оно будет лучше функционировать, а не потому, что они действительно виноваты, — имеет свои достоинства и недостатки, в зависимости от того, какой точки зрения вы придерживаетесь. Но вопрос о том, являются ли люди, живущие в материальном мире, нравственными субъектами, не может решаться нейронаукой. По крайней мере, до тех пор пока исследователи не смогут предъявить что-то очень впечатляющее, свидетельствующее о том, что люди в действительности не обладают сознанием
и не способны здраво мыслить. Действительно, мы не обладаем таким всеобъемлющим сознательным контролем над своими действиями, как нам самим кажется, но это не означает, что мы бессильны.
В 1996 году писатель Том Вулф написал широко цитируемое эссе «Сожалею, но Ваша душа только что умерла» (Sorry, but Your Soul Just Died). Нейронаука, писал он, была «на пороге единой теории всего, влияние которой будет так же огромно, как у дарвинизма столетие назад» (6). Почти два десятилетия спустя ажиотаж вокруг нейронауки продолжает нарастать, как это и должно было быть. Но обещанное появление «единой теории всего» в обозримом будущем не намечается. Как и в случае с социобиологией и генетикой, двумя ценными теоретическими наследиями дарвинизма, — мы должны использовать то знание, которое нейронаука может нам предложить, но не требовать от нее всеобъемлющего объяснения человеческой природы.
В 2011 году автор научно-популярной литературы Дэвид Доббс рассказал об одном отрезвляющем случае, произошедшем на конгрессе, посвященном нейронауке. Он спросил ученых: «Какой процент того, что нам необходимо знать, чтобы полностью понимать мозг, уже известен сейчас?» (7) И все они называли однозначные числа, то есть не более десяти процентов! Конечно, эта скромная оценка будет со временем улучшаться. Нейровизуализация станет точнее, новые технологии еще предстоит разработать или даже еще только предсказать. И неважно, насколько яркими будут обнаруженные факты и хитроумными методы их получения, но именно наши человеческие ценности будут направлять нас в их применении — к добру или к худу. Угроза лишь в том, что можно смешать с грязью эти ценности под видом следования туда, куда ведет нас нейронаука.
Для некоторых нейробиологов и философов вы не являетесь ничем большим, нежели ваш мозг, и, конечно, без мозга вообще нет сознания. Но для себя вы — это «я», а для других вы — человек, личность. Человек, мозг которого обеспечивает ему способность принимать решения, способность изучать, как принимаются решения, и мудрость взвешивать свободу и ответственность, которые возникают благодаря этим решениям.
БЛАГОДАРНОСТИ
Мы признательны многим коллегам, поделившимся с нами своими знаниями и открытиями. Стивен Морс и Хэнк Грили оказали нам неоценимую помощь при работе над главами, посвященными правовым вопросам. Питер Бандеттини был терпеливейшим из консультантов по фМРТ, о каком мы — два неспециалиста в этом вопросе —- только могли мечтать. Тэмлер Соммерс провел нас через философские рифы и мели. Марк Клейман неутомимо читал черновые варианты главы о наркозависимости.
Нам повезло с нашими прекрасными коллегами, щедро делившимися с нами своими познаниями. Это Крэйг Беннетт, Марк Блитц, Пол Блум, Нэнси Кэмпбелл, Кристофер Шабри, Дэвид Коуртрайт, Франц Дилл, Роджер Дули, Роберт Дюпон, Стивен Эриксон, Марта Фара, Нита Фа- раани, Натан Гринслит, Стивен Хаманн, Урэй Херберт, Брайс Хебнер, Стивен Хайман, Джером Джаффе, Адам Кейпер, Адам Колбер, Энни Лэнг, Карл Марси, Лори Марино, Ричард МакНэлли, Барбара Меллере, Джонатан Морено, Эмили Мерфи, Эрик Нестлер, Джошуа Пенрод, Стивен Пинкер, Дэвид Пицарро, Рассел Полдрак, Энтони Пратканис, Эрик Расин, Ричард Реддинг, Кевин Сэбет, Чарльз Шустер, Роджер Скратон, Фрэнсис Кс. Шен, Рэймонд Тэллис, Кэрол Таврис, Неал Вадханн, Эдуард Вул, Эми Уакс и Кристофер Э. Уилсон.
Особая благодарность Алану И. Лешнеру, который с готовностью нашел время поговорить с открытым критиком его взгляда на наркозависимость. Мы крайне признательны Карлин Боумэн, Фрэнсису Кис- слингу, Кристин Розен и Алану Виарду за чтение черновых вариантов глав и обогатившее нас обсуждение культурных аспектов нейронауки.
Регулярное чтение неизменно великолепных сетевых комментариев, оставленных нейроблогерами Mind Hacks, Neuroskeptic и Neurocritic указывало нам на новые тенденции в нейронауке. Мы благодарим также Шерил Миллер и Сьюзан Адамс за их неоценимую редакторскую работу. Уистар Уилсон, Кэтрин Гиффин, Элизабет ДеМео и Бриттани Френч были нашими мудрыми помощницами в исследованиях, а Гэрри Орстром оказал щедрую поддержку в том, что касалось исследования Салли Сэйтл в AEI (American Enterprise Institute). Все возможные ошибки — только наши собственные.
Эта книга не была бы написана без Лары Хеймерт, нашего редактора и издателя Basic Books. Мы благодарны ей за то, что она видела перспективность нашего проекта, начиная с нашей первой встречи, и за ее мудрые консультации. Мы очень признательны и Чарльзу Эберлай- ну, Мелоди Негрон и Роджеру Лабри за их великолепную редакторскую работу. Майкл Карлайл из Inkwell Management — самый щедрый и стимулирующий агент, о котором только можно мечтать.
