Чтобы бы он не рассказывал, меня волновал более насущный вопрос.

   -- А я что, всё ещё не вышел? -- я готов был заплакать.

   -- Да нет, вышел.

   -- Но я всё ещё не помню своей прошлой жизни.

   -- Вспомнишь ещё, наверно. Или в дурку заедешь с амнезией.

   -- Ладно, получается, вам всё-таки удалось, проследить мой путь выхода.

   -- Мне да, Игорю нет.

   -- И ты ему не помог?

   -- Это одна из тех вещей в которых интересней разобраться самому. За Крихоном смерть уже давно не гонится, торопиться незачем. Кстати, чтобы ты не делал выводов на основе недостоверных наблюдений, должен сказать, я вполне могу находиться во множестве мест одновременно.

   -- То есть мои сомнения ты не развеешь. Кто ты вообще? Бог?

   -- Нет, мне никто не поклоняется. Какого ответа ты ждёшь? Могу произнести какой-нибудь набор звуков и сказать, что на твоём языке такие как я называются именно так, хочешь? С другой стороны, если переводить с языка любой разумной расы слово, которым она называет любого своего представителя, то получится "человек", поэтому и я вполне себе человек. Что касается рода моих занятий, кое-что из него неплохо описал твой друг Джон Ламбер.

   -- Зачем тебе всё это? Я, Крихон?

   -- Как это зачем? Ты меня считаешь законченным высшим существом? Мне не может быть интересно, я не могу хотеть сделать, как лучше? А Крихона, представь себе, я считаю свои другом. Это правда не исключает почти академического интереса к нему. Других подобных людей я не знаю. Он состоит из двух равноправных вполне самостоятельных личностей, с собственной памятью и так далее. Я и сам собрался из множества сознаний, например, поглощал узкоспециализированных людей, которые на некотором этапе жизни настолько увлеклись своим предметом, что в остальном выпали из жизни, но всякий раз, когда барьеры снимались и начиналась, так сказать, диффузия, объединение не только становилось технически необратимым, но даже логически отдельные сущности выделить становилось невозможно. А у них это как-то получилось, но в то же время, Крихон вполне един. Например, если бы ты не оценил представление Игоря и убил бы его своим кинжалом, то, зуб даю, за горизонтом они оказались бы вместе без какой-либо рассинхронизаии.

   -- Не такой уж и последний путь, -- попытался пошутить я.

   -- А он так и не называется, Сканта неправильно прочитала написанные на нем слова. Правильно называть его Нож последнего в пути. Эти кинжалы создаются именно для Неявного Лабиринта и являются наградой тому, кто задержался в Лабиринте до тех пор, пока остальные его не покинули, и сделал всё, что нужно чтобы им помочь, при этом не утратил себя и нашел выход. По идее это узнается из какого-нибудь письма, но поскольку я всё равно собирался зайти попрощаться, передать попросили меня. Молодец, что напомнил.

   -- Разве я так много сделал, что мне ещё награда положена?

   -- Это же игра, а не полноценная жизнь, здесь достаточно сделать несколько поворотов на развилках -- принять некоторые решения.

   -- Мне кажется, в ключевых моментах я оставался ведомым. Чтобы далеко не ходить, недавно я по глупости умер, а потом меня оживили, но могли бы и не оживлять.

   -- Разве решение того, кто вернул тебя к жизни, никак не зависело от того, что ты сделал прежде?

   -- Согласен, зависело. И всё-таки о моих решениях, некоторые из них кажутся мне не просто неправильными, а откровенно преступными. Неужели, они считаются правильными? И как вообще с этим жить?

   -- Я не знаю, о каких ты решениях говоришь. Надо понимать о тех, в результате которых кто-то умер?

   -- Да, сперва после твоих объяснений, я думал, что начну смотреть на смерть по-другому, но для большинства людей не так уж много и меняется. Если смотреть со стороны живых, то практически ничего.

   -- Видимо, по меркам тех, кто создал и поддерживает Лабиринт, они удовлетворительны. А как с этим жить, я вижу два принципиально различных варианта: "как хочешь" и "так, как считаешь нужным". И вообще, то что ты видел и делал может оказаться сном, а всё, что я рассказал не более, чем фантазией. Правда тогда жить ещё страшнее, для начала, если тебе снятся такие сны, то это почти столь же существенный повод задуматься, а главное, следом может оказаться, что человечество совершенно одиноко во вселенной. Тогда его гибель станет по-настоящему фатальной. Вот представь, после некоторого момента, никто и никогда не увидит ничего, что ты считал прекрасным, не испытает чувств, о которых поют песни. Я ни к чему не призываю, но задуматься об этом полезно.

   -- Совсем не то, что ожидал услышать, но думаю именно это мне поможет. Жаль обсудить это всерьёз ни с кем не получится. Никто ж не поверит.

   -- А ты сам сразу говори, что всё выдумал, и обсуждай сколько влезет.

   -- Спасибо тебе большое, Саша. За всё.

   -- Будь достоин выбранного пути и интересен своей удаче, Ригхас. Быть может, я и сам за тобой успею приглядеть, но ничего не обещаю и, разумеется, если, взвесив все "за и против", ты решишь спиться, мешать не буду.

   -- Если есть более совершенные существа, чем ты, то и тебе удачи.

   Я отвернулся и уже подошел к краю крыльца.

   -- Осторожней! Вторая сверху ступенька обледенела.

   Не перенося вес на ногу, я ощупал указанную ступеньку, она действительно была скользкой. Я перешагнул сразу на следующую, сделал ещё шаг, подскользнулся и пересчитал оставшиеся ступени задницей.

   -- Четвертая тоже, -- констатировал Саша и скрылся за дверью.

   Мест я по-прежнему не узнавал, прохожих на улице не было. Шел снег, одет я оказался совершенно не по погоде, ноги в ботинках постепенно промокали. Улица перешла в аллею, а потом и вовсе в какое-то поле. Слой снега не стал толще, чем на тротуаре, а впереди виднелись огни города, поэтому я не стал никуда сворачивать или возвращаться.

   Снегопад усиливался, задул ветер. Местами наметало довольно глубокие сугробы, и приходилось смотреть под ноги, а не вперед. В какой-то момент, подняв глаза, я обнаружил, что больше не вижу света. И вообще по ровному полю я шел уже достаточно долго. Разумеется, я продолжал идти, но появилась неприятная мысль. Вдруг это и правда был сон, только начиная не с первого входа в бар, а с того, как злой маг по настоянию Джона вернул меня к жизни. Вдруг я просто задремал в теплых объятиях суккуба. И память ко мне не возвращалась.

   Ощутив вибрацию в кармане, я привычным движением достал телефон. На дисплее высвечивался рабочий номер.

   -- Да.

   -- Привет. Чё делаешь? -- Насмешливая интонация и нарочитое чоканье показались мне подозрительными.

   -- Да так, гуляю.

   -- Классно тебе. А поработать прийти не хочешь?

   -- А должен?

   -- Я, конечно, сейчас проверю ещё раз, но вообще отпуск у тебя закончился вчера.

   -- Понял. Буду, как смогу.

   -- Это когда? Ты вообще где?

   -- Честно говоря, я малость заблудился, так что не знаю.

   -- А джипиэсом на телефоне тебя бог не наделил?

   -- Сейчас, погоди.

   Я свернул звонок и открыл карту. Вскоре я увидел не только свою позицию, но и направление движения и поздравил себя с достижением небывалых высот идиотизма. Оказалось, я шел вдоль по вытянутому пруду на городской реке.

   -- Буду минут через двадцать, -- уточнил я в трубку.

   -- Давай быстрее, тут какие-то траблы со светом в половине города, и у н ас немного аврал. -- Договорив, коллега сразу отключился.

   Я выдохнул и засмеялся. Всё кончилось. Я всего-то провёл отпуск, не как планировал, и опаздывал на смену минут на сорок. Меня ждало множество дел, на работе и не только, я повернул к берегу и прибавил шаг.

Григорий Данилкин.