пели в кругу.

Сунув платок в руку одному парню, визжащая «заря» наперегонки с ним бросилась вокруг строя: кто первым добежит до освободившегося места.

А Замиля слегка опешила. С самого рождения Хвалис был ее любимцем, отрадой и надеждой; на Амиру она обращала мало внимания, тем более что той не повезло с наружностью. О пристройстве дочери она даже не думала и в первый миг была разочарована: вовсе не затем она завела этот разговор! – но тут же, к счастью, сообразила, какие выгоды это сулит. Не зря она все лето и осень слушала в Ратиславле толки о похищении Доброславом гостиловским двух Вершининых дочерей, о сватовстве и о том, что два равных рода обмениваются невестами ради чести и дружбы. Дать свою девку, не взяв взамен другую, может только тот, кто признает себя младшим. А это не про нее!

– Ах, я бы принесла в жертву Макоши и Рожаницам лучшую белую овцу, если бы судьба моей дочери устроилась так счастливо! – Замиля прижала руки к груди, заговорила своим низким своеобычным голосом, который так пленял Вершину целых двадцать лет. – Такой у вас хороший род… такой старинный, знатный, годный оберегать свою честь и добро! Ничего лучше и не могло бы ей выпасть на долю! Знать, боги приметили ее доброту и решили вознаградить, хоть и не уделили ей красоты лица! Но ты знай: женщины моей семьи весьма плодовиты. – Она доверительно наклонилась ближе к Румяне. – У моей матери было двенадцать детей.

На самом деле Замиля даже не помнила своей матери и ничего о ней не знала. Двенадцать детей было у матери Раджап-бану, которая любила о них порассказать женской половине Кабилева дома. И если бы Румяна стала расспрашивать, Замиля смогла бы все это пересказать: за время пути давно забытая юность вернулась на память, будто все это было лишь вчера.

– Я родила всего пятерых, и лишь трое из них сумели вырасти, но ты же понимаешь почему… – Замиля расширила свои большие красивые глаза, намекая на нечто загадочное. – Ведь старшей женой моего мужа была знатная умелая колдунья!

– Велезора-то? – с любопытством спросила Румяна.

– Она самая! Она сумела родить только двоих, а сына и вовсе единственного, и уж конечно, она не хотела, чтобы они нашли себе много соперников в моих детях. Ведь она знала, как князь любил меня… с самого первого дня, когда увидел, и всегда будет любить! С этим она ничего не могла поделать, несмотря на всю ее мудрость и хитрость. Я точно знаю: от ее ворожбы умерли маленькими два других моих сына, и счастье, что мне удалось вырастить хотя бы троих! Амируша будет тебе доброй и покорной невесткой и принесет много внуков. Если нам удастся договориться… Ты же понимаешь… и твой муж, я верю, понимает… будущий князь не может дать кому-то в жены свою родную сестру, не получив невесты взамен.

И Замиля снова метнула взгляд на Игрельку: раскрасневшаяся после «зари», с разлохмаченными кудрями, та сидела на лавке и обмахивалась платком.

– Об этом шла речь, когда мой сын летом ездил на Оку и виделся с князьями вятичей, – продолжала Замиля. – Там уже все было уговорено: Хвалису предлагали в жены племянницу Святомера, дочь их старшей жрицы Чернавы, а взамен ее сын должен был взять за себя Молинку, вторую дочь Вершины. Но все погубили оборотни, дети Велезоры! Из зависти, что им никто не дает ни женихов, ни невест, они разрушили все уговоры и обманом, ворожбой увезли Молинку с Оки!

– Это как же?

– Трудно даже вообразить такое коварство! – Замиля заломила руки. – Оборотень наложил чары на обеих девушек, так что они поменялись обликами: Молинка стала выглядеть как Гордяна, а та – как Молинка! Поэтому никто не помешал увезти Молинку – все думали, что угряне увозят Гордяну! Даже мой сын ничего не заподозрил – мы ведь не знаемся с их шайтановым колдовством.

– Каким колдовством?

– Очень дурным! А когда правда открылась, уже было поздно. Но оборотни были наказаны богами за свой обман: тем же летом Молинку унес Летучий Змей! Она слишком тосковала по своему жениху и тем приманила змея. Так все и расстроилось: ведь у Вершины больше не было невесты для вятичей. Впрочем, еще не все пропало. Мы еще сможем породниться с ними будущим летом. Я знаю, если оборотень не помешает, они будут рады предложить невесту моему сыну. Если еще не будет женат…

И она многозначительно посмотрела на Румяну.

– Это мы понимаем… чай, обычаи нам ведомы… – протянула та, очарованная этой смесью правды и вымысла, так похожей на сказание. – Не знаю, как отец рассудит… Это ему решать.

– Князь позволил мне самой устраивать судьбу моих детей, – немного надменно заверила Замиля. – Он понимает: я хочу самого лучшего для них и никогда не уроню чести их рода!

А Игрелька, едва отдышавшись, уже вновь вскочила и затеяла игру в колечко. Схватив Хвалиса за руку, первым потащила его в ряд.

Игрелька была очень близка к тому, чтобы доиграться до звания угрянской княгини, но по ее беззаботному виду никто бы не заподозрил, что мысли об этом хотя бы одним глазом заглядывали в эту кудрявую голову.

И вот, не успел еще закончиться просинец, а дева Перуница – взяться за копье, чтобы дать первый бой еще крепкой старухе зиме, как в обчине Радутичей было объявлено обручение. При всех родичах и старейшинах селища боярин Оклада поднял рог и объявил, что отдает свою дочь Игрельку за Хвалислава, Вершиславова сына, а за сына своего Переслава берет Амиру, Вершиславову дочь. Ту и другую пару поставили перед родовым чуром, обе матери связали руки женихов с руками невест свадебными рушниками и осыпали зерном из ковша. От имени отца Вершиславичей согласие дал Толигнев – шурин самого Оклады, всем известный здесь как родич угрянского князя.

До весны оставалось еще два месяца, но со свадьбами затягивать не стоило. Приданое Игрельки было готово, Амиры – частью лежало в укладках, часть Замиля обещала привезти потом. Оклада разослал отроков по всем родам, живущим на Жижале, приглашая на свадьбу: он желал иметь как можно больше свидетелей своего торжества. Ведь Толига и Хвалис пообещали ему, что когда сын Замили сделается князем угрян, он вовсе не станет брать дани с Жижалы и признает право Оклады называться малым жижальским князем. Тот понимал, что, возможно, за права своего будущего зятя еще придется побороться, но дело явно того стоило.

Сам Хвалис, воодушевленный таким успехом, тоже пустился в дорогу. С горячего одобрения Оклады он отбыл на верхнюю Угру, намереваясь объехать ее ближнее течение и притоки, чтобы пригласить на свадьбу и тамошних старейшин. За этим стояло куда больше, чем желание собрать побольше гостей для веселья. Всякий прибывший на эту свадьбу и выпивший Окладиного пива уж верно поддержит его и зятя в борьбе с оборотнем – сыном Велезоры.

В мечтах Оклада уже видел себя властелином всей верхней Угры, ничем не хуже Ратиславичей. Чтобы все это выглядело внушительнее, он собрал для Хвалиса целую дружину из парней Верховражья во главе с собственными тремя сыновьями. Дома остался только Переслав – жених Амиры. Тот ходил задумчивый, не зная, то ли гордиться скорой женитьбой на княжьей дочери, то ли печалиться, что невеста так нехороша собой. Но спорить с родительской волей по-всякому не приходилось.

А сама Мируша, все не веря, что судьба ее, тихой дурнушки, вдруг устроилась так замечательно, не покладая рук ткала пояса для свадебных подарков всем тем, кого брат сумеет пригласить. И даже не поднимала глаз, когда Добруша, радуясь, что осталась главной невестой в доме, тащила девок играть.

Игрельке же, как обрученной, ходить на посиделки и плясать было больше нельзя. Видя, как она мается дома взаперти, боярыня Румяна придумала сводить ее и Амиру в Макошино святилище неподалеку, где жила тетка Оклады, Крутица. Обе матери надавали девушкам полотна, пряжи, зерна, меда, пирогов – ими принимает жертвы главная хранительница колодца судеб и мать урожая.