— Привет, Меда. Спасибо, Меда, — отвечаю я сама себе, пока никто не обращает на меня

внимания. — Все замечательно, а у тебя?

— Со мной все нормально, — продолжает Хай. — Последнее, что я хотел бы, так это быть

твоим другом. — Он хватает ее за руку, но Джо вырывается и со злостью отталкивает его. Хай берет

ее за запястья.

— Я больше не хочу ни слышать, ни видеть тебя. — Джо в отчаянии. — Просто отвали от

меня! — Ее голос становится выше.

— Ни за что, — говорит он спокойно, — и никогда.

Джо выдергивает запястье из захвата и открывает рот, но тут же закрывает. Ее глаза светятся.

Она (наконец-то) оборачивается ко мне, не зная, что сказать. Она пытается убежать, но скорее

ковыляет, настолько быстро, насколько позволяют ее еще незажившие раны. Хай оборачивается ко

мне.

— Привет, Меда.

— Похоже, ты проиграл свою войну. Хай, мне не охота обламывать тебя, но она из-за этого

только злится, так что хватит.

— Это потому что я добиваюсь ее. Хуже было бы, если ей было все равно. Она отступает.

— Ты уверен?

Он улыбается.

— Ага. — Этот влюбленный в Джо псих явно не отступит. — В любом случае тебя

спрашивали в главном фургоне. Мы пошли за тобой, но...

Джо убежала.

— И я шел, но, хм...

— Она отступила? — подсказываю я.

— Да, точно. Нужно продолжать наступать.

— Понятно, — говорю я, а Хай благодарно улыбается. — Удачи, — желаю я. — Видимо

Ребекка слышала наш разговор. Она встала, чтобы сопроводить меня. Мы проходим через парковку

фургонов, сопровождаемые угрозами в адрес Хая, и подходим к главному фургону. Она заводит меня

внутрь и оставляет рядом с дверями.

Внутри комнаты стоит несколько столов и стульев. Этот фургон обычно используют для

собраний и, как правило, он заполнен людьми, ответственными за возведение нового поселения. Но

сейчас в комнате находится лишь мужчина средних лет со всклоченными рыжеватыми волосами. Он

стоит, удивленно склонившись над столом.

Люк Бёрджерон.

Он старше, но я легко узнаю его по фото, что когда-то видела.

— Андромеда Портер, — шепчет он, выпрямляясь. Он вытирает руки о грязные джинсы.

— Меланж, — поправляю я его. — Меда Меланж. — Фамилия моей мамы — Портер, но она

записала меня как Меланж. И я не собираюсь возвращать ни один из ее даров назад.

— Верно, — говорит он, вероятно раздумывая о том, что со мной делать.

Я рассматриваю мужчину, за которого хотела выйти моя мама. Он выглядит совершенно

неопрятным, как и большинство Тамплиеров, с которыми я встречалась. Он высокий и худой, с

бородой и длинными волосами. И еще он носит пиджак с эмблемой Маунтин Парка. Однако сейчас

он кажется еще неопрятнее, чем обычно. Некоторые Тамплиеры выглядят так, как будто никогда не

брились, но Люк, похоже, вообще не догадывается о том, что растительность на лице можно брить.

Замечая мой взгляд, или скорее пытаясь разорвать неловкую тишину, Люк объясняет,

перебирая бороду.

— Я притворяюсь бездомным, чтобы выследить Эхо.

— О… — Блестяще. Он знает все секреты моего прошлого, а мы болтаем про его волосы. Но

я его не знаю. И он странный. Я понятия не имею, как спросить у него про маму.

Он дает мне небольшую подсказку.

— Знаешь, ты похожа на нее.

— Не похожа. — Моя мама словно создана из света, я же принадлежу тьме.

— Похожа. Но не цветом волос. — Он щурится. — И конечно не стилем. Но выражение

твоего лица — особенно как сейчас, которое говорит мне, что я несу чушь, — было ее любимым.

Внезапно плотину прорвало.

Я не знаю, с чего начать.

— Расскажи мне всё.

— Мы были лучшими друзьями. Неразлучными. Она была... — Люк не находит слов. И я

понимаю его. — В любом случае, мы хотели пожениться. Ты знала об этом?

Я киваю.

— Когда ее послали на задание, она еще была ученицей. Ее пленили. Я пытался спасти ее,

честное слово, пытался. — В его взгляде мелькает отчаяние, будто он просит меня поверить. Я молчу

о том, что если бы ему это удалось, меня бы здесь не было. — Я хотел отправиться в ад ради нее, но

Тамплиеры не позволили мне. Они заперли меня, чтобы уберечь от глупостей. — Он потряс головой.

— Ее свеча загорелась, пока я был в больнице. Мне сказали, что она мертва. Но я не верил. Я всегда

думал, что узнаю, если она умрет.

Он снова наклоняется к столу. Я тоже.

— Как свеча могла загореться?

— Ты можешь отказаться от Наследования, после того как решишь, что больше не хочешь

быть Крестоносцем. Ты теряешь свои способности и возвращаешься к человеческому началу. — Он

переплетает пальцы и смотрит на них. — Никто из таких людей не получает реликвии. Этого

никогда и ни с кем не случалось. Ей нравилось быть Тамплиером, это было ее призванием.

— Если она так любила это, то почему отказалась?

Он мягко взглянул на меня.

— Кое-что она любила больше.

Меня. Необязательно было это говорить.

— Она боялась за тебя. Боялась, что Тамплиеры не станут слушать ее, боялась, что заберут

тебя или... — Он пожимает плечами. — Мы не идеальны, и ты, возможно, величайшая угроза, с

которой мы столкнулись. Кто знает, на что ты способна.

Он с любопытством смотрит на меня. Я не знаю, на что способна, поэтому от меня ответ на

этот вопрос не стоит ждать.

— В конце концов, я нашел ее. Выследил.

— Как?

— Я знал ее, — говорит он, — но она сбежала от меня. — В этих словах больше смысла, чем я

могу описать. — Но потом она связалась с нами. Мы общались на протяжении пятнадцати лет. В

основном говорили про тебя, Меда.

— Про меня? — У мамы был друг — парень? Человек, с которым она обсуждала меня?

— Ты была ее излюбленной темой. Она делала это, чтобы защитить тебя. Она скинула мне те

видео на случай, если с ней что-нибудь случится. Или если Тамплиеры найдут вас. Ей нужны были

доказательства всех ее попыток обратить тебя к добру. Ее успехов и провалов.

Ее научный проект был способом защитить меня. Ну и мир, на случай, если я превращусь в

монстра. Но можно ли винить человека за его характер? Глаза начинает резать. Слишком часто это

происходит в последнее время.

— Меда, я видел запись того дня... — Его голос обрывается.

Я молчу, не зная, что сказать. Он проводит рукой перед глазами.

— У меня есть кое-что для тебя. — Люк вынимает ноутбук из сумки, ставит на стол и

открывает. Он пододвигает для меня стул, запускает видео и становится рядом со мной, скрестив

руки на груди.

На экране появляется мама. Она в подвале. Я напрягаюсь.

— Люк, — говорит она, улыбаясь, совсем как я. — В этом видео нет ничего делового. — Я

хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя и всегда любила. Люк поворачивается ко мне спиной, то ли для

того чтобы дать мне личное пространство, то ли для того чтобы отстраниться самому. — То, что я

сделала с тобой — несправедливо, и мне жаль.

Она поднимает глаза.

— Совсем не справедливо.

Она делает глубокий вдох, а затем продолжает.

— Возможно, сегодня я сделаю кое-что опасное. — Она выглядела, как доктор, сообщающий

плохой диагноз: ей было жаль, но изменить она ничего не могла. — Я хочу, чтобы ты видел.

Я слышу, как двигается Люк, но не отрываю глаз от экрана.

— Я хочу попробовать избавить Меду от Голода. — Обдумывая свои слова, она обводит

глазами комнату. — Это похоже на привитую зависимость. И от зависимости можно избавиться. Она

была еще слишком маленькой, чтобы пытаться это сделать. Но сейчас ей пятнадцать, у нее есть сила

воли и чувство ответственности.