– Расслабься, Миона. Здесь же нет никого. Так вот, возвращаясь к Хорьковой морде… насколько ужасна его квартира? Пожалуйста, скажи, что это просто вонючий сарай, – с энтузиазмом попросил Рон.

– Это вовсе не вонючий сарай. Не Малфой-Мэнор, но вполне уютно.

– Вот блин! Ну а его работа? Скажи, что он ее ненавидит.

– Рон… пожалуйста, давай сменим тему. Где все, кстати? – спросила она, оглядывая почти пустое помещение.

– «Холихедские Гарпии» подписывают метлы во «Все для Квиддича», – объяснил Гарри.

– Ааа… – протянула Гермиона. – Джинни в команде, так что вам-то двоим нет никакого смысла стоять в очереди за автографами.

– Ну да. Вообще-то, я знаком со всеми ними. Мама приглашала их на обед в Нору в выходные.

– Да уж, обед был еще тот, – сказал Гарри с усмешкой.

Гермиона посмотрела на них обоих, потом уставилась в свою почти пустую кружку. Ну, конечно, она начала убеждать себя, Гарри был там. Ведь он жених Джинни. А вот приглашать ее после расставания с Роном не было никаких причин. И все равно, Гермионе было немного обидно. Наверное, ей придется смириться с этим. Она больше не девушка Рона. И хотя они с Роном предприняли стоящую похвалы попытку «давай будем друзьями», Молли Уизли вовсе не была обязана следовать этому договору.

– Так, Миона, раз уж мы выяснили, что нас никто не подслушивает, ты просто обязана рассказать про Малфоя, – потребовал Рон.

– Да нечего мне рассказывать. В каком-то смысле, он такой же придурок, каким был в школе. И знаете, самое худшее – я не могу ответить грубостью на грубость, ведь я вроде как его социальный работник. Что значит, он может быть какой угодно сволочью по отношению ко мне, а я должна продолжать вежливо улыбаться.

Хотя Гермиона хотела оставаться профессионалом и не распространять «инсайдерскую информацию», ей просто необходимо было рассказать кому-то. Но вот последнее заявление было наглой ложью. Выслушивать его подколки не было самым худшим. Неприятно, да: ей приходилось прикусывать язычок столько раз, что иногда казалось, она прокусит его насквозь, но все равно, это было не самое худшее. Самым худшим было непроходящее чувство жалости, которое грызло ее изнутри. Одним глотком Гермиона допила свое пиво и поднялась из-за стола.

– А теперь простите, господа, но у меня еще куча недоделанной работы.

– Работа? Это чертов пятничный вечер, ты что!

– Да, Гермиона, почему ты не останешься? Джинни обещала заскочить, когда они закончат, и мы договорились перекусить все вместе.

– Спасибо, но мне правда нужно идти. Я зашиваюсь. Со всеми этими делами в Совете я совсем забросила работу в Г.А.В.Н.Э. А мне еще нужно закончить кое-что в Косом переулке перед тем, как идти домой.

– Ну как хочешь, – Рон отвернулся и нахмурился. Его голос был явно раздраженным.

Гермиона попрощалась с ребятами и взяла свою сумку. Уже у входа она почувствовала, как кто-то удержал ее за локоть. Девушка обернулась и увидела Гарри.

– Рон отошел в туалет, – объяснил он. – Я… я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Все хорошо, Гарри. – Ее лицо смягчилось под обеспокоенным взглядом друга. – Нет, ну правда. Вся эта заварушка с Малфоем немного… странная, но и только.

– Даже представить не могу, – усмехнулся Гарри. – Но я вообще-то не о том. Послушай, – он обернулся, чтобы убедиться, что Рон все еще отсутствует, – тебе, наверное, неловко из-за всего этого… вообще, и тебе, и Рону… но я думаю, вы отлично справляетесь с… ну, быть друзьями и все дела…

– Ну как я могу не быть другом Рону Уизли! – сказав это, Гермиона искренне улыбнулась. – Наверное, нам просто понадобится немного времени для того, чтобы… все наладилось. Но я знаю, мы справимся.

– Тогда ладно, – согласился Гарри. Он крепко обнял ее. – Я просто хотел, чтобы ты знала: ты можешь рассказать мне, что угодно.

– Конечно, я знаю, Гарри, – улыбнулась девушка, не разжимая объятий. – Но спасибо, что сказал мне об этом.

– Мне лучше вернуться. Хорошего вечера, Гермиона.

– И тебе, Гарри. Скажи Джинни, мне жаль, что я с ней не увиделась.

Она взглянула на его удаляющуюся макушку, прежде чем уйти. Гермиона брела мимо рядов магазинов в Косом переулке. Она задумчиво остановилась перед входом в «Завитуши и кляксы». Она знала, чем все кончится, если позволить себе войти… и все равно открыла дверь.

***

Четверг

Сказать по правде, ему даже нравилась его работа. Ему нравились ряды цифр. Ему нравилось поручать стажерам делать копии. Нравилось пить кофе у себя за столом. Нравилось прогуливаться по парку во время обеденного перерыва. Нравилось относить костюм в чистку и нравилось, когда чистильщик на углу натирал его ботинки до блеска. Нравилось возвращаться домой, переодеваться в удобную одежду и бежать так далеко, как только получалось. Нравилось проклинать себя за то, что убежал так далеко, ведь нужно было бежать обратно. Нравилось заставлять себя отжиматься до изнеможения, когда он возвращался домой, а потом, преодолевая себя, приседать не меньше раз. Нравилось падать без сил, стягивать пропитанную потом футболку, добираться до холодильника и съедать оттуда первое, что попадется под руку. Нравилось тащиться в душ, стоять под струями воды, а потом практически доползать до кровати. Это был его привычный распорядок. И он был совсем неплох. Хотя, с другой стороны, сравнить ему было не с чем.

По четвергам его привычный распорядок нарушался из-за ее присутствия.

Она всегда приходила ровно в семь.

В шесть тридцать он подумал, что, наверное, хорошо бы чуть-чуть прибраться.

В шесть тридцать восемь он осознал, что ему вообще-то нечего прибирать и, вместо того, решил заварить чай.

В шесть сорок две он достал две чашки, молоко, сахар, ложечки и тарелку с печеньем.

В шесть сорок семь он переложил печенье обратно в упаковку, чтобы она, не приведи Господь, не подумала, будто он испек его в ее честь.

В шесть сорок девять он начал ругать себя за то, что поднимает такую суматоху из-за чертового социального работника, поставил чашки обратно в буфет, молоко – в холодильник, а сахар – на полку.

В шесть пятьдесят две он положил пачку печенья на кофейный столик и съел одно. А вкусно…

В шесть пятьдесят четыре он подошел к зеркалу, чтобы убедиться в отсутствии крошек от печенья на зубах.

В шесть пятьдесят шесть он проверил температуру чая и на всякий случай снова включил чайник.

В шесть пятьдесят девять он пригладил волосы пятерней и посмотрел в блестящую стенку тостера, чтобы еще раз проверить зубы. И снова достал чашки.

В семь часов она позвонила в дверь. Он вздохнул, разгладил складки на домашних брюках, включил телевизор и наконец открыл дверь.

– Здравствуйте, мистер Малфорд, – сказала она.

На ней был все тот же синий костюм, что и на прошлой неделе, и в тот день, когда она пришла к нему в больницу. Ее волосы были собраны в аккуратный пучок, в руках, в дополнение к кейсу, – коричневый бумажный пакет из магазина.

– Мисс Грейнджер, – он отступил, чтобы она могла войти.

– Квартира выглядит замечательно, – вежливо заметила она.

– Выглядит точно так же, как и на прошлой неделе, – безразлично отозвался он.

– Нууу, тогда вы отлично справляетесь с поддержанием порядка здесь.

– Да. Принесли мне наклейку с золотой звездочкой? Я явно заслужил. – Он планировал не вести себя с ней грубо. Кажется, план проваливался.

– Простите, оставила их в другом кейсе, знаете, том, который беру с собой, когда навещаю непослушных детей. Хотя вот сейчас думаю, что стоит приносить его, когда прихожу к вам.

Правый уголок его губ дернулся.

– А в нем тоже есть та неоценимая записная книжка, куда вы записываете все свои наблюдения о моих привычках?

– Если вы пытаетесь таким образом намекнуть, насколько хорошо я справляюсь со своей работой, то…

– Семь пятнадцать: объект почесал нос. Семь семнадцать: объект передвинулся на диване. Семь восемнадцать: объект сделал…