– А что, довольно мило.

Так оно и было. Ее взгляд притягивали выглядящие древними дубы и их листья, горящие оранжевым и красным. Осеннее солнце косыми лучами пронзало кроны деревьев, бросая блестящие золотистые лучи на аккуратно подстриженные лужайки. Вдалеке Гермиона увидела поблескивание воды.

– Он не очень большой, но здесь есть беговая дорожка, которая выходит за пределы парка, довольно длинная.

– Ты бегаешь? – удивилась она еще больше.

– Привычка. Приобретенная, на самом деле. Одна из них, я бы сказал.

– А другие… привычки?

– О, нет! – отрезал он. – Сегодня я задаю тебе вопросы.

– Да у тебя даже записной книжки нет, – подняла она его на смех, картинно складывая руки на груди.

– Буду хранить все здесь, – сказал он, указывая на голову. – Там много места. – Внезапный порыв ветра сбил прядь платиновых волос на лицо. Изящным движением он вернул ее на место. – Вот. Первый вопрос. Тебе нравится твоя работа?

– Более чем. Если бы еще не один придурок, к которому приходится ходить каждую неделю.

– Бог ты мой, звучит ужасно. Как ты его только терпишь?

– Сама не знаю, – ответила она, отодвигая низко свесившуюся ветку со своего пути. – Ему хватает ума умасливать меня домашней выпечкой, чтобы я не просила отдать его дело кому-нибудь другому.

– Ай! – коротко вскрикнул он. Она обернулась и увидела, что ветка, которую она только что отодвинула, хлестнула его по лицу. – Ну спасибо тебе, блин, большое, Грейнджер!

Не удержавшись, она рассмеялась.

– Прости.

– Сам виноват. Расплачиваюсь за то, что позволил тебе идти впереди. А ты ведь даже не знаешь, куда мы идем!

– А куда мы идем? Просто гуляем по парку. Тебе что, обязательно нужна точка назначения?

– К твоему сведению, – начал он, идеально копируя ее интонацию, – мы направляемся во вполне себе определенное место. А теперь вернемся к моим вопросам. Расскажи про свою семью. Братья, сестры есть?

– Нет, – коротко ответила она. – Только я. Всегда хотела маленькую сестренку, когда была ребенком, но никогда не могла убедить родителей. Вместо этого они подарили мне рыбку.

– Ну, с рыбкой хотя бы игрушками делиться не нужно, – резонно заметил он.

– Меня это, впрочем, не остановило. Когда мне было шесть, рыбка показалась мне такой одинокой, поэтому я положила книжку к ней в аквариум.

– И как закончилось?

– Печально. И для рыбки, и для книжки.

– Увы.

– Еще как увы. Бедная Беатрис Поттер.

– Так звали рыбку?

– Да нет же. Автора книжки. Иллюстрированное собрание ее историй.

– А рыбка? Как было ее имя?

– Мисс Рыбка.

– Как оригинально! – усмехнулся он.

– Родители назвали. Они люди практичные. Оба дантисты.

– Понятно. Они тебя не уговаривали продолжить семейное дело и оставить свое призвание?

– Что? А, ты про социальную работу? Оу… Нет. Они всегда меня поддерживали.

– Как мило. А что насчет твоих друзей? Какие они?

– Мои друзья? Да как все друзья… милые, заботливые, веселые, – пожала она плечами.

– Знаешь их по школе?

– Да, – быстро ответила она, а сердце ухнуло в желудок. Было чувство, что она идет по минному полю.

– Какой у тебя любимый вкус мороженого?

– Клубничное, – не задумываясь ответила она, благодаря Бога, что личные вопросы, кажется, прекратились. – И чего ты усмехаешься?

– Не могу объяснить, – он не смог удержать еще один смешок.

– Ладно. Чудак.

– А любимая сладость?

– Шоколадные ля…д. Шоколадный лед.

– В смысле, такая глазурь замороженная что ли? – чуть поморщился он.

– Да.

Фух, пронесло.

– Отвратительно.

– Сам спросил, – пожала плечами она и нервно усмехнулась.

– Любимое время года?

– Зима.

– Встречаешься с кем-нибудь?

– Нет.

Черт! Как ловко он впихнул это в ряд глупых вопросов ни о чем! И почему правда сорвалась с губ раньше, чем она сказала ложь? Если бы он думал, что у нее кто-то есть, все было бы намного проще. Она пристально посмотрела на него. Он даже не пытался скрыть довольную лыбу.

– Сколько тебе было, когда ты впервые поцеловалась?

– Бог ты мой! Это уже переходит на личное. Я-то тебе таких вопросов не задаю.

– Ну, да, потому что я-то на такие вопросы не могу ответить, Грейнджер.

– А… ну да… Мне было пятнадцать, – ответила она, потому что стало немного стыдно.

– Каким он был?

– Кто?

– Парень, с которым ты впервые поцеловалась.

– Виктор? Он был… милым. Спортсмен. Немного твердолобый, но все равно милый. Бог ты мой, такой ветер поднялся! – она отчаянно пыталась заправить выбившиеся пряди волос за уши. Листья кружились вокруг них.

– А мне нравится, – он улыбнулся, глядя на нее.

– Мне тоже. Как будто мы в шарике с искусственным снегом, только вместо снега – листья.

Когда она представила это со стороны, прозвучало до сумасшествия глупо. Она повернулась к нему, готовая к неизбежным насмешкам, но он, очевидно, готов был спустить ей это. Или просто думал о том же самом…

– Ну, вот мы и пришли.

– Пришли куда? – она огляделась. – Ты про скамейку?

– Да. Это моя любимая скамейка. – Жестом он пригласил ее присесть.

– Оу… – Она села. Скамейка, безусловно, была неплохая, но она определенно не понимала преимущество именно этой скамейки перед любой другой в парке. Хотя не могла не признать, что вид на пруд с уточками был потрясающий. Синевато-коричневая вода волнами накатывала на илистые берега. – Милое местечко.

– Да, – твердо сказал он, садясь рядом с ней. – Хотя водорослей в пруде до чертиков.

Она внимательно изучила воду. В самом деле, зеленые вязкие комки водорослей окаймляли берег.

– Думаю, водоросли добавляют пруду очарования. Не согласен?

– Как скажешь, Грейнджер.

В дальнем конце пруда плавали два или три лебедя. Водоросли прилипли к их великолепным белым перышкам.

– Жаль только лебеди от этого выглядят чуть менее изысканно.

Он рассмеялся.

– А вот уткам – по барабану, – заметил он.

– Верно. – Она откинулась на спинку скамейки и отвела взгляд от воды. – Очень мило… – сказала она мягко.

– Согласен.

– Как ты думаешь… – начала было она.

– Шшш… – прервал он, хмуря брови. – Никаких вопросов. Давай просто посидим. Так я могу притвориться, что просто сижу с красивой девушкой на скамейке в парке. И вот моя жизнь уже кажется более или менее нормальной.

В животе у нее все сжалось. Он считал ее красивой? Нет! Она быстро нашла объяснение: он сказал это только для того, чтобы она перестала задавать вопросы. Каково бы ни было его намерение, она подчинилась. Она наблюдала за утками, медленно кружащими по пруду, иногда окунавшими головки в воду в поисках еды, отчего их хвостики поднимались, и утки смешно дергали лапками в воздухе. Но уголком глаза (только уголком!) она наблюдала за ним. Он выглядел радостным, даже безмятежным, сидя здесь, глядя на водоплавающих, скользящих по поверхности пруда. И поэтому (черт, она поверить не могла, что даже думает об этом, но тем не менее) она была тоже рада быть здесь, сидеть рядом с ним, делить этот момент спокойствия с Драко Малфоем.

Внезапный порыв ветра заставил ее плотнее закутаться в кардиган. Листья закружились у ног. Она потянулась к голове, чтобы пригладить волосы.

– Грейнджер, ты пытаешься выиграть заведомо проигрышную битву, – заметил он, не отрывая взгляда от пруда.

Она глупо засмеялась, чего никогда за собой не замечала, и вытащила из пучка волос несколько листьев. Уже собиралась выдать остроумный едкий ответ, когда высокий радостный голос позади них закричал:

– Уточки! Уточки! Уточки!

Она обернулась и увидела маленькую девочку, лет двух-трех, наверное. Та тянула свою мать прямо к пруду. Кое-где порванный, довольно грязный игрушечный кролик свисал из другой ее руки.

– Да, Оливия. Это уточки. А как уточки говорят?

– Уточки!

Девочка радостно подбросила кролика в воздух. Тот ударил другого, младшего ребенка, привязанного к груди матери. Ребенок гукнул и махнул пухлой ручонкой.