Японские корабли спокойно встали на якоря.

– Вашбродь, да что же это? – Лицо Мельникова до жути напоминало обиженное личико ребенка, которому под видом конфеты подсунули пустой, аккуратно завернутый фантик от нее.

У Дейчмана и так на душе кошки скребли – неужели все было зря?!

– Не скули раньше времени – пусть еще из бухты в море выйдут. А пока отнеси телефонограмму Осипову, пусть передаст в штаб.

Еще около получаса прапорщик провел на берегу вместе с Клевцовым, надеясь непонятно на что, но стало понятно, что до выхода японцев из бухты ничего нового ожидать не приходится. Тем более что очень короткие сумерки достаточно быстро сменились глубокой ночью, что вообще характерно для данных широт – чай, не Петербург с его близостью к полярному кругу, солнце ныряет за горизонт почти отвесно…

– Давай, понаблюдай пока здесь, через два часа сменю, – бросил Дейчман матросу и отправился в землянку.

В разных странах корабли этого класса называют по-разному: посыльное судно, торпедная канонерская лодка, авизо… В японском флоте «Мияко» считался безбронным крейсером третьего класса. В составе отряда он, зайдя в бухту Керр, встал на якорь буквально в паре метров от русской мины заграждения – всего ничего. Но «чуть-чуть не считается!».

А вот нате вам! Иногда – считается!

Начался прилив, и воды Желтого моря неумолимо стали разворачивать корабли, стоящие на якорях…

Грохот относительно близкого взрыва, разумеется, разбудил всех членов гарнизона бухты, и они немедленно выскочили из землянки. Желтое пламя, полыхающее на тонущем японском корабле, давало достаточно света, чтобы прапорщик и матросы смогли предельно ясно рассмотреть результаты своего труда.

Хуже нет для корабля взорваться ночью на якорной стоянке – экипаж спит, бодрствуют только вахтенные. А уж если сам процесс затопления занимает несколько минут, то поди попробуй соскочить спросонья с койки, сообразить, что произошло, подняться на палубу среди толпы таких же ошалелых, как и ты, найти хоть что-то, что смогло бы удержать тебя на воде в течение хотя бы четверти часа… Из двухсот человек экипажа «Мияко» спасли только восьмерых.

«Урааа!!!» – во всю мощь своих молодых и здоровых легких орали четыре русских моряка на берегу. Опасаться, что их обнаружат по крику, не приходилось – японцы уже открыли беспорядочный огонь в сторону моря, ибо были уверены, что произошедший взрыв – результат атаки русских миноносцев. Но дело даже не в этом, прапорщик и матросы в любом случае не смогли бы сдержать этот выплеск эмоций после столь долгих стараний и, главное, морального напряжения.

Первым, конечно, сумел взять себя в руки офицер. Лунный свет позволял разглядеть в бинокль, что на дно бухты лег крейсер с двумя трубами и двумя мачтами. Таких во флоте микадо имелось преизрядное количество. Очень хотелось надеяться, что это был именно «Асама», который недавно почтил бухту своим визитом.

Тем временем вражеские корабли поспешили еще в темноте выбрать якоря и удалиться из столь негостеприимного места стоянки. При этом рвануло еще раз, и в гости к Нептуну отправился японский малый миноносец…

Утром, когда море стало забирать свои волны обратно, и над поверхностью бухты показались уже не только мачты затонувшего корабля, Дейчман рискнул снова сплавать на китайской лодке к затонувшему крейсеру.

Отхлынувшая по воле луны вода обнажила корпус погибшего корабля настолько, что стало понятно, что подорвался отнюдь не «Асама», а совсем даже небольшой крейсерок, что, впрочем, вовсе не умаляло достижения прапорщика и трех матросов, которые этого добились.

– Вашбродь, – подал голос Осипов, который на этот раз вместе с Мельниковым сидел на веслах, – разрешите пулемет с гада свинтить? Вон же он! За четверть часа управлюсь, обещаю!

– Запрещаю! – немедленно отозвался Дейчман. – Гребем обратно – вон, на горизонте дымы, явно к нам. А насчет представления к «Знаку отличия Военного Ордена» – можешь не сомневаться – всех троих представлю. Я буду не я, если вас крестами не наградят.

– Да я же не для этого, – обиделся матрос.

– А я – для этого, – отрезал прапорщик. – Пусть ты вместе с нами и вешки не переставлял – в шампуньке места не было, но свой долг выполнял исправно. В результате – вражеский крейсер на дне, так что заткнись и жди награды. Я ясно выразился?

Известия из бухты Керр обрадовали Степана не столько фактом гибели жалкого и ничтожного суденышка под именем «Мияко», сколько тем, что события продолжают развиваться согласно прежнему сценарию. Оставалось дождаться завтрашнего утра – если и тогда все пойдет по-прежнему, тогда есть все шансы вломить сынам страны Ямато по самое «небалуйся»…

– Представить прапорщика Дейчмана, – диктовал командующий Васильеву, – к ордену Святого Великомученика Георгия четвертой степени. И к производству в чин мичмана…

– Простите, ваше превосходительство, – удивился флаг-офицер, – вы, наверное, хотели сказать: «подпоручика».

Здесь, наверное, стоит сделать еще одно «лирическое отступление»: в Российской империи было четыре высших учебных заведения, для поступления в которые требовались либо титул, либо не менее ста лет потомственного дворянства в роду – Александровский лицей, Пажеский корпус, Училище правоведения и Морское училище. Для поступления в последнее, правда, были исключения – сыновья погибших в бою офицеров флота.

Только выпускники Морского училища носили золотые погоны и считались строевыми офицерами флота. Всевозможные инженер-механики, корабельные инженеры, врачи, а зачастую и штурманы, считались «черной костью» и хоть и допускались в кают-компанию, но ровней себе их кадровые офицеры не считали.

Сам Макаров, сын «ластового прапорщика», стал кадровым офицером флота просто чудом – адмирал Попов в свое время заметил, что данный гардемарин умен и талантлив, именно он настоял, чтобы этот выпускник Николаевского училища, к тому же сдавший выпускные экзамены с рекордным для училища средним баллом, получил чин мичмана, а не подпоручика…

– Именно мичмана. – Степан сурово посмотрел на Васильева. – Этот молодой человек достоин носить золотые погоны более, чем те, кому они достались по праву рождения. Очень надеюсь, что Его Императорское Величество не откажет мне по поводу этого представления.

– Ваше превосходительство, – посмел возразить флаг-офицер. – А может, стоит поинтересоваться мнением на этот счет самого прапорщика? Ему тридцать лет, в таком возрасте мичманские погоны на плечах смотрятся несколько нелепо, не находите? К тому же он шкипер торгового флота и почти наверняка захочет после войны вернуться к своей прежней профессии.

«Штирлиц понял, что был на грани провала…» – Степан тоже сообразил, что сморозил очередную глупость, а Васильев прав во всем. Действительно: нужно постараться выбить для этого прапора чин поручика по Адмиралтейству с соответствующим жалованьем, а золотые погоны ему и самому нафиг не сплющились…

– Ладно… С этим разберемся позже… Поднять приказ выйти на внешний рейд «Баяну», «Аскольду», «Диане» и «Новику». И всем боеспособным миноносцам. Я отправляюсь на «Аскольд». Броненосцам быть готовыми к выходу.

– Слушаюсь, ваше превосходительство. Но не разумнее ли поднять флаг на «Баяне» – все-таки «Аскольд» небронированный крейсер.

– Зато более быстроходный. И везучий, – с улыбкой добавил адмирал. – Да и мне значительно более приятно будет стоять на мостике рядом с Грамматчиковым, чем этим сухарем Виреном.

«Аскольд» действительно имел на эскадре репутацию «счастливого корабля» – взять хотя бы тот случай, когда в первом же бою осколки одного из попавших в его борт снарядов пробили зарядное отделение готовой к выстрелу мины Уайтхеда. Некоторые прошли буквально в сантиметрах от капсюля с гремучей ртутью, но взрыва не последовало…

– Я просил вас осведомиться о том, как идет ремонт поврежденных кораблей. Когда можно ожидать их возвращение в строй?

– «Паллада» практически готова, руководитель ремонтных работ обещал сдать ее в течение двух-трех дней, «Цесаревич» тоже заканчивает починку, и можно ожидать его присоединения к эскадре через неделю. «Ретвизан» должен быть готов дней через двадцать.