- Когда я была в твоём возрасте, передо мной вставали всего лишь две альтернативы: выйти замуж или поступить в монастырь, - сказала сестра Мария Эскапуларио.

- Почему вы выбрали второе, матушка?

- Потому что, в конечном счёте, так я гораздо более свободна. Христос – супруг терпеливый…

- Женщинам всё это смертельно надоело, матушка. Только и знай – рожай детей и слушайся, и ведь ничего больше, - вздохнула Нивея.

- А так как раз и не должно быть. Тебе вполне по силам изменить положение вещей, - возразила монахиня.

- Я - в одиночку?

- В одиночку, конечно же, нет, есть и другие девушки, которые живут так же, как и ты – всего лишь с одной извилиной. Я прочла в газете, что в наше время некоторые женщины уже стали врачами, ты только представь себе это.

- Где?

- В Англии.

- Это же очень далеко.

- Ну, разумеется, но если там они смогли добиться таких результатов, то когда-нибудь подобное станет возможным и в Чили. Не падай духом, Нивея.

- Мой исповедник говорит, что я много думаю и мало молюсь, матушка.

- Господь и дал тебе мозги для того, чтобы их применять; но я тебя предупреждаю, что путь открытого неповиновения усеян опасностями и страданиями, к тому же требуется немало отваги, чтобы достойно его пройти. Тут не излишне и попросить Божественное Провидение, чтобы и Оно немножко помогло…, - посоветовала молодой девушке сестра Мария Эскапуларио. Решимость Нивеи стала настолько твёрдой, что она даже записала в своём дневнике, что сама бы добровольно отказалась вступить в брак, взамен чего полностью посвятила бы себя борьбе за женское избирательное право. И не знала, что вообще-то и не было такой уж необходимости в подобной жертве, ведь если бы и вышла замуж, то непременно по любви и за человека, который бы оказывал всяческое содействие в её политических целях.

Северо поднялся на корабль, изобразив на лице настоящее оскорбление, чтобы родители никоим образом не заподозрили, с каким удовольствием их сын уезжает из Чили (ведь он сам так не хотел менять их планы) и намеревается извлечь наибольшую выгоду из предстоящего приключения. Он попрощался со своей двоюродной сестрой, поцеловав ту почти что украдкой. И немного погодя поклялся, что обязательно пришлёт интересные книги, стоило лишь обратиться в подобном деле за помощью к другу, ведь только таким способом удалось бы избежать цензуры членов семьи, а ещё обещал писать ей каждую неделю. Девушка смирилась с предстоящим расставанием на год, как то сама себе думала, совершенно не подозревая о планах молодого человека оставаться в Соединённых Штатах как можно долее. Северо не хотел, чтобы их прощание стало горше, объяви он о своих целях сразу, поэтому будет куда лучше всё объяснить Нивее в письме – так решил молодой человек. В любом случае оба были ещё слишком молоды, чтобы заключать брак. Он видел девушку, стоящей на пристани в Вальпараисо, в окружении оставшихся членов семьи, одетой в платье и в шляпку оливкового цвета, машущую ему рукой на прощание и силившуюся улыбнуться. «Она не плачет и не жалуется, вот за что я и люблю эту женщину и буду любить вечно», - очень громко сказал Северо наперекор всем ветрам, намереваясь превзойти все прихоти своего сердца и побороть различные искушения нашего мира, практически всегда проявляя свою настойчивость. «Пресвятая Дева, верни мне его целым и невредимым», - умоляла Нивея, кусая свои губы и совершенно не в силах противостоять нахлынувшей в этот миг любви. В данный момент она напрочь забыла о том, что когда-то в прошлом сама же поклялась оставаться незамужней до тех пор, пока не выполнит свой долг истинной суфражистки.

Молодой дель Валье теребил в руках письмо своего деда Августина на протяжении всего пути от Вальпараисо до Панамы, одновременно отчаиваясь и не осмеливаясь его вскрыть, потому что в своё время ему вдолбили силой, что, мол, ни один дворянин не должен совать нос в чужие дела. Но, наконец, любопытство пересилило чувство собственного достоинства (ведь речь шла о его собственной судьбе, - так, по крайней мере, рассуждал молодой человек), после чего аккуратно поддел печать ножом для бритья, а затем подержал конверт над паром от чайника, и только тогда открыл его, причём крайне осторожно. Таким способом удалось выяснить, что планы деда заключались в отправке юноши в военную американскую школу. Да, жаль, конечно, - добавил дед, что Чили не ведёт войну с какой-нибудь соседней страной, благодаря чему внук стал бы настоящим военным человеком с ружьём наперевес, как, впрочем, и полагалось. Северо выкинул это письмо в море и, используя точные выражения деда, написал несколько другое, затем поместил его в тот же самый конверт и вылил растопленную смолу на слегка подпорченную марку.

В Сан-Франциско тётя Паулина ждала родного племянника на пристани в сопровождении двух лакеев и Вильямса, своего помпезного мажордома. Женщина была при параде, в своей нелепой шляпке с множеством развевающихся на ветру газовых шарфов, что, казалось, быстро подняли бы её ввысь, не будь та столь тяжёлой. Паулина громко рассмеялась, когда увидела племянника спускавшимся по трапу со статуей Христа на руках и немного погодя уже прижимала родственника к своей груди настоящего сопрано, отчего юноша чуть не задохнулся в мягкой горе её плоти, источавшей стойкий аромат гардений.

- Первым делом надо будет куда-то деть это безобразие, - сказал молодой человек, указывая на Христа.

– А также придётся купить тебе одежду; ведь в этих краях подобную дрянь никто уже не носит, - не замедлила добавить тётушка.

- Этот костюм достался мне ещё от отца, - объявил несколько униженный Северо.

- Что ж, заметно, в нём ты так похож на могильщика, - отметила Паулина и чуть было не упомянула, что смерть его отца, на самом-то деле, и не такая уж великая потеря. – Прости меня, Северо, я не хотела тебя обидеть. Твой отец был моим любимым братом, единственным членом семьи, с которым можно было нормально поговорить.

- Мне подогнали по фигуре несколько его костюмов, чтобы те не пропали, - объяснил Северо прерывистым голосом.

- Мы с тобой плохо начинаем нашу встречу. Ты можешь простить меня?

- Хорошо, тётя.

При первой же представившейся возможности молодой человек передал ей ложное письмо деда Августина. Женщина взглянула на него крайне невнимательно.

- И что же говорилось в другом письме? – как бы невзначай спросила она.

Ощущая свои горящие уши, Северо пытался отрицать то, что было сделано, однако ж, она не дала племяннику и минуты времени, чтобы запутаться в ещё невысказанной лжи.

- Я бы сделала то же самое, племянничек. Я просто хочу знать, что именно говорилось в письме моего отца. Ведь таким способом я всего лишь сумею ответить ему как полагается и отнюдь не собираюсь обращать на это внимания.

- Там говорилось, что он отправит меня в военную школу или же на войну, если таковая имеет место в этих краях.

- Ты поздно приехал, я уже его получила. Хотя теперь они там истребляют индейцев, в случае если тебе это интересно. Последние же защищаются вовсе не плохо; обрати внимание, что практически на днях был убит генерал Кастер и более двухсот солдат 7-го кавалерийского полка в штате Вайоминг. О каких-либо других событиях история умалчивает. Сообщается лишь следующее: некий индеец по имени Дождь, омывающий лицо, - ты только посмотри, какое поэтичное имя, - так вот, он поклялся отомстить за брата генерала Кастера и что в упоминаемой битве вырвал у последнего сердце, которое и сожрал целиком. И ты всё ещё горишь желанием стать солдатом? – посмеялась сквозь зубы Паулина дель Валье.

- Да я никогда и не хотел быть военным, это всё идеи деда Августина.

- В письме, что ты так мастерски подделал, он говорит, что ты хочешь быть адвокатом, и как я вижу, совет, который сама же тебе дала ещё годы назад, всё-таки не пропал даром. Вот это мне нравится, сынок. Американские законы не похожи на чилийские, хотя как раз это-то ещё ничего. Ты будешь адвокатом. В Калифорнии ты поступишь в качестве начинающего в лучшую адвокатскую контору – так, глядишь, чему-нибудь да послужат мои связи, - уверила Паулина молодого человека.