Берг хмыкнул и указал на ближайший корабль:
– Господин, твое копье еще там!
– Удачный получился бросок, – с усмешкой согласился сын.
– Не в удаче дело, – возразил Берг. – Один направлял это оружие.
Благочестивый был молодой человек.
Всадники посылали прибывших по морю воинов к деревенским хижинам, а не к могучей крепости на высокой скале. Команды складывали кучами свои пожитки на берегу; затем наступил черед связок копий, кип щитов, секир и мечей. Женщины переносили на пляж маленьких детей. Ветер доносил обрывки разговоров и смеха. Вновь прибывшие явно собирались задержаться. Как бы с целью показать, что теперь это их земля, один из мужчин поднял на берегу флаг, воткнув древко в гальку. Холодный ветер развернул полотнище; знамя было серое.
– Что на нем изображено? – спросил я.
– Драконья голова, – ответил Берг.
– Кто у нас ходит под драконьей головой? – поинтересовался сын.
– Никто из моих знакомых. – Я пожал плечами.
– Вот бы поглядеть на дракона, – с тоской пробормотал Берг.
Не знаю, существуют ли драконы на самом деле. Я ни одного не видел. Отец рассказывал, что они обитают в высоких горах и питаются коровами и овцами, но Беокка, отцовский поп и мой детский наставник, был уверен, что драконы спят глубоко под землей.
– Это создания Сатаны, – говорил мне он. – Они прячутся в недрах, дожидаясь конца света. А когда трубы небесные возвестят о втором пришествии Христа, драконы подобно демонам вырвутся из-под земли! И нападут! Их крылья закроют солнце, дыхание опалит землю, изрыгаемый ими огонь сожжет праведников!
– Значит, мы все умрем?
– Нет-нет-нет! Мы будем сражаться с ними!
– Да как же можно сражаться с драконом? – изумился я.
– Молитвой, мальчик. Молитвой.
– Значит, мы все умрем, – сделал я вывод, и Беокка отвесил мне подзатыльник.
И вот теперь четыре корабля доставили в Беббанбург драконье отродье. Мой двоюродный брат знал, что над ним нависла угроза. Много лет он жил в безопасности под защитой неприступной крепости и нортумбрийских королей. Те короли были моими врагами. Чтобы напасть на Беббанбург, мне пришлось бы продираться с боем через Нортумбрию и бить армии данов и норманнов, которые объединились бы в стремлении защитить свои земли. Но теперь в Эофервике правил муж моей дочери Стиорры, а язычники Нортумбрии сделались моими друзьями. Поэтому я мог беспрепятственно проскакать от мерсийской границы до Беббанбурга. Целый месяц я пользовался этой свободой, чтобы вытаптывать пастбища кузена, разорять имения, убивать его вассалов, угонять скот и красоваться под стенами форта. Двоюродный брат не выступил против меня, предпочитая сидеть за внушительными укреплениями. Теперь к нему подоспели свежие силы. Воины, сносившие на берег щиты и оружие, наверняка были наняты для обороны Беббанбурга. До меня доходили слухи, что родич готов раскошелиться на таких людей, и вот мы наблюдали их прибытие. Теперь они здесь.
– Нас больше, – напомнил Утред.
В холмах к западу стояли лагерем две сотни моих людей, поэтому, действительно, дойди дело до боя, мы превзошли бы вновь прибывших числом, но только если кузен не выведет им на подмогу свой гарнизон. В общей сложности под его рукой оказалось четыре сотни копий, и жизнь моя воистину сделалась более трудной.
– Мы спустимся и встретимся с ними, – решил я.
– Спустимся?! – изумленно переспросил Берг.
Нас в тот день было всего шестьдесят, вдвое меньше, чем неприятелей.
– Надо выяснить, кто они такие, – объяснил я. – Прежде чем их перебить. Нужно соблюдать вежливость.
Я указал на согнутое ветром дерево:
– Рорик! Срежь с этого граба ветку и держи ее на манер флага. – Затем я повысил голос, чтобы все мои воины слышали: – Переверните щиты!
Я выждал, когда Рорик обзаведется корявой веткой, призванной стать символом мира, а мои дружинники с ворчанием развернут щиты так, что волчья голова окажется направленной к земле, затем тронул Тинтрега, моего темного скакуна, вниз по склону. Ехали мы не быстро, я хотел убедить пришельцев, что мы идем не с враждебными намерениями.
Новички выступили нам навстречу. Дюжина человек в сопровождении двух десятков всадников моего кузена двигалась по тропе через пастбище, на котором щипали чертополох крестьянские козы. Конных вел Вальдер, командир ближней дружины Беббанбурга. Я встречался с ним за две недели до этого. Он приехал в мой лагерь в западных холмах с горсткой людей под ветвью переговоров и с дерзким требованием убираться из владений моего двоюродного брата, пока нас не перебили. Я отверг предложение и посмеялся над Вальдером, но знал его как опасного и опытного вояку, закаленного в бесчисленных схватках с грабителями-скоттами. Как и я, он надел плащ из медвежьей шкуры, на левом боку висел тяжелый меч. На голове был железный шлем, увенчанный когтистой орлиной лапой. Серые глаза смотрели угрюмо с плоского лица воина, а широкий рот, прятавшийся в седой бороде, выглядел так, будто улыбка для него дело чуждое. На щите у него был намалеван тот же символ, что и у меня, – волчья голова. То был герб Беббанбурга, и я от него никогда не отказывался. Вальдер вскинул руку в рукавице, приказывая своим остановиться, и подвел лошадь на несколько шагов ближе ко мне.
– Ты пришел сдаваться? – поинтересовался он.
– Спросить, как тебя зовут, а то забыл, – сказал я.
– У большинства людей дерьмо льется из задницы, – парировал он. – А у тебя изо рта.
– А твоя мать через задницу рожала, – заявил я. – И ты до сих пор воняешь ее дерьмом.
Обмен оскорблениями был делом привычным. Нельзя встретиться с врагом и не унизить его. Сначала мы поливали друг друга ругательствами, затем кидались в бой. Впрочем, я сомневался, что сегодня дойдет до мечей. Но готовность к бою изображать требовалось все равно.
– Две минуты, – предупредил Вальдер. – Потом мы нападем на вас.
– Я пришел с миром. – Я кивнул на ветвь.
– Считаю до двухсот, – сказал Вальдер.
– Но у тебя всего десять пальцев, – заметил сын, и мои люди рассмеялись.
– До двухсот, – прорычал Вальдер. – А потом я засуну твою ветвь мира тебе в задницу.
– А ты кто такой? – Этот вопрос я обратил к человеку, который поднялся по склону и встал рядом с Вальдером. Я предположил, что передо мной вожак вновь прибывших. Это был рослый, бледный мужчина с копной рыжих волос, забранных наверх с высокого лба и спадающих на спину. Одет он был богато, на шее красовалось золотое ожерелье, на руках сверкали золотые же кольца. Пряжка пояса тоже была из золота, да и перекрестье эфеса меча играло отблесками этого металла. На вид ему было лет тридцать. Широкоплечий, с вытянутым лицом, совсем бесцветными глазами и с вытатуированными драконьими головами на щеках.
– Назовись! – потребовал я.
– Не отвечай! – рявкнул Вальдер. Он говорил по-английски, хотя вопрос я задал по-датски.
– Берг, – бросил я, не отводя взгляда от новичка. – Если этот дерьмоголовый ублюдок еще раз перебьет меня, считай это нарушением перемирия и убей его.
– Да, господин.
Вальдер окрысился, но язык прикусил. Мы пока превосходили числом, хотя с каждым потраченным на этом пастбище мигом подтягивалось все больше вновь прибывших, и все были со щитами и с оружием. Еще чуть-чуть, и перевес окажется на их стороне.
– Так кто ты такой? – повторил я вопрос.
– Мое имя Эйнар Эглисон, – гордо заявил он. – Меня называют Эйнаром Белым.
– Ты норманн?
– Да.
– А я – Утред Беббанбургский, – сообщил я ему. – Меня называют разными именами. Больше всего я горжусь прозвищем Утредэрв, то бишь Утред Нечестивый.
– Слыхал я, что про тебя болтают, – сказал он.
– Ты обо мне наслышан, а вот я о тебе – нет! Поэтому ты и приплыл – рассчитываешь прославить свое имя, убив меня?
– Да, – признал норманн.
– А если я тебя убью, Эйнар Эглисон, добавит ли это славы мне? – Я покачал головой, отвечая на свой вопрос. – Кто оплачет тебя? Кто тебя вспомнит? – Я плюнул в сторону Вальдера. – Эти люди заплатили тебе за мою смерть. Знаешь почему?