Так она думала и о Джефе – друге, которому она была безразлична. Представив себе, как он сейчас развлекается в одном из дешевых клубов, Шеннон почувствовала, как внутри что-то больно сжалось.

«Жизнь коротка, – когда-то давно сказала ей мать, – и нужно прожить ее так, чтобы потом было о чем вспомнить, чем гордиться и о чем рассказать». А какая память останется от ее жизни – ужасные воспоминания о тюрьме?

Не в состоянии больше размышлять о сложившемся, девушка кое-как поднялась на ноги и медленным шагом направилась к кровати. Легкая дрожь незаметно переросла в ледяной озноб. Упав на мягкий матрас, она укуталась в шелк нежных простыней, но это не помогло ей согреться. Зубы начали громко стучать. Мороз окутал тело. Но все, что ее сейчас заботило – так это внутренне состояние, а не это «детское» недомогание. Затуманенным взором она посмотрела на широкое окно. Совсем скоро всю эту роскошь заменят холодные, обшарпанные стены и железная кровать. Что ж, пускай будет так. Ей уже все равно. Она смирилась. Смирилась с неизбежным.

А пока… пока можно просто ни о чем не думать.

Шеннон закрыла глаза. Однако сон не приходил.

Ее тело колотил морозный озноб, но внутри по-прежнему буревал пожар нестерпимой боли и неугомонной обиды. Что-то в ее голове ещё пыталось бороться. Пыталось кричать, что она ещё слишком молода для такой суровой жизни. Прервав эту мысль на корню, Шеннон безразлично открыла глаза. Ее жизнь с детства не была сахарной. Она была и суровой, и несправедливой, так что лучше воспринимать грядущие перемены, как новый этап своей жизни. Да, лучше думать об этом только так и не иначе…

Лежа на боку, она обхватила свои дрожащие плечи руками и опустошенно посмотрела в окно. Несмотря на яркие лучи, заполоняющие комнату, в глазах Шеннон стоял лишь мрак. Отдаленно чувствуя, как по щекам заскользили тоненькие струйки горячих слез, она слабо усмехнулась. Хоть какое-то тепло среди глыбы окутавшего льда.

Сейчас ее можно было сравнить с живым трупом. И ее, похоже, это вполне устраивало.

Ее чувства были настолько притуплены, что она даже не услышала, как в дверь постучали. На пороге появилась невысокая негритянка. Пройдя в комнату, она мельком взглянула на неподвижно лежащую девушку и тихо подошла к постели. Поставив небольшой поднос с кружкой горячего чая на прикроватную тумбочку, Роза по привычке произнесла:

– Ваш чай, синьорина.

Но Шеннон не отвечала. Казалось, девушка вообще никак не отреагировала на ее слова.

Взволнованно приподняв взгляд, служанка вдруг изумленно ахнула.

Увидев, как сотрясается тело молодой синьорины под грудой тонких простыней, она быстро протянула к ней свою руку. Лоб Шеннон горел.

– Синьорина? – Легонько тряся ее за плечо, встревожено позвала служанка. – Синьорина?

Словно откуда-то издали до Шеннон, наконец-то, донесся испуганный голос служанки. Недовольно нахмурив брови, она лишь посильнее обхватила себя руками и зарылась лицом в подушку.

– Оставь меня. – Тихо пробормотала она. – Отставьте меня в покое!

Вновь погружаясь во тьму, брюнетка тяжело задышала.

Испугавшись за здоровье молодой синьорины, служанка со всех ног помчалась к двери.

– Синьор! – Послышался ее громкий крик из коридора. – Синьор!

Спустя пару минут в комнату влетел Мануэль. Подбежав к постели, он встревожено посмотрел на борющуюся с диким ознобом брюнетку.

– Немедленно принеси одеяло. – Велел он стоящей на пороге служанке.

Роза поспешила исполнять приказ.

Вновь обратив все внимание на темноволосую девушку, Мануэль присел на край кровати.

– Шеннон. – Обратившись к ней по имени, он медленно перевернул ее на спину.

Она не сопротивлялась. Продолжая дрожать, Шеннон открыла глаза, но так ничего и не увидела. Не понимая, где она, что с ней и с кем сейчас находится, девушка вновь непроизвольно застучала зубами. Ее лихорадило. Словно в борьбе между огнем и льдом, она отчаянно старалась вырваться из этой непомерной схватки. Но сил пока не было… как и желания.

В комнату вновь вбежала Роза, неся в руках большое свернутое одеяло. Тщательно укрыв им молодую синьорину, она кратко посмотрела во встревоженное лицо хозяина.

– Можешь идти. – Отрешенно произнес он.

Его не на шутку испугало такое состояние Шеннон. Эти широко распахнутые глаза, в которых больше не светился огонь безмерной, неукротимой жизненной тяги приводили его в отчаянье.

Но в глубине души он знал, что так будет, ведь ещё ни одна вольная птица не смогла выжить в клетке, какой бы золотой она ни была. И если жизнь в этих стенах была для нее ещё хоть как-то сносна, то, что с ней будет там, в настоящей тюрьме, он даже не мог представить.

– Милая. – Нежно произнес мужчина, вытирая своими большими пальцами ручейки ее слез.

Шеннон не отвечала.

Позволив его ладоням слегка повернуть свою голову, она лишь продолжала молча смотреть в пустоту.

Он тихо вздохнул. Отчего-то ему было невыносимо больно смотреть на ее мучения. Всего лишь за пару часов она вдруг резко изменилась. Кожа осунулась и побледнела. Взгляд потускнел. Шеннон, которую он знал ещё с утра была не такой. Она была борцом. Обладала огромной волей и неукротимым характером. Но те метаморфозы, что произошли с ней всего лишь за пару часов, разили его в самое сердце.

Не став более ничего говорить, он лишь нежно гладил ее мягкие щеки.

Внезапно взгляд Шеннон прояснился. Словно увидев его только что, она недоуменно моргнула.

– Не смотри на меня так. – Слабо прошептала она.

– Как? – Обрадованный в душе тем, что она заговорила, переспросил ее собеседник.

Шеннон вновь замолчала. Смотря в его серебристые глаза, она старалась зепечатлить в памяти четкий образ его лица.

– Небезразлично. – Наконец-то, справившись с приступом новой волны дрожи, тихо отозвалась девушка.

Ей было непривычно видеть такую нежность в его лице.

Она слабо улыбнулась.

– Тебе следовало бы оставить меня в той сырой камере на Искье, а не привозить в свои владения, купая в неземной роскоши. Ты думал, что отомстишь мне, насильно принуждая к занятиям с тобой любовью. – Приостановившись, Шеннон вновь заглянула в его глаза. Они светились теплотой, которая грела ей душу. Наконец, решив открыто во всем сознаться, она продолжила свою речь. – Но это не так. Мне было приятно быть с тобой.

Мануэль не знал, что и сказать. Ее слова поразили его. Хотя, вполне возможно, что это был всего лишь бред в приступе сильной лихорадки. Он и не думал, что Шеннон сможет высказать такое когда-либо вслух. По-крайней мере, раньше бы она себе язык откусила, чем призналась бы в этом.

Продолжая молчать, он бордо сжал ее холодную ладонь.

Почувствовав, словно излучаемую от него поддержку, Шеннон вдруг перестала улыбаться и слабо, но упорно отстранила от него свою руку. Как бы она к нему не относилась, они все равно были слишком разные. Их миры не были даже в приблизительной близи друг от друга. Ей не стоит привыкать к его теплу. Мужчины – лгуны. Она ещё могла понять предательство Джефа. Это было в ее понимании. Но она никогда не поймет предательства отца. Включать же Мануэля в этот список ей совсем не хотелось.

– Лучше бы ты оставил меня там. – Холодно проронила она, устало прикрыв глаза. – Я бы намного сильнее ощутила свое наказание и намного раньше поняла всю безвыходность моей ситуации.

Мануэль вновь поразился. Как бы он не старался понять ее, эта женщина все равно навсегда останется для него загадкой: в один момент они могли сладостно купаться в волнах безудержного экстаза, но уже через секунду запросто срывали друг на друге весь накопившийся гнев.

Вот и сейчас, он просто не знал, что ему сказать. Ещё секунду назад она говорила, что ей хорошо с ним, теперь же смотрела так холодно и отчужденно, словно они были самими смертельными врагами на всей планете.

– Все будет хорошо. – Понимая, что обещает ей невозможное, хрипло выдавил он.

Больше всего на свете ему хотелось увидеть в ее газах тот искрящийся огонек былой строптивости, что неизменно встречал его день ото дня в этой комнате.