МЭРИЛИН (запинаясь). Но как? Ведь никто… То есть почти никто…
Т. К. Да еще три, если не четыре года назад Ирвнинг Дратман…
МЭРИЛИН. Ирвинг кто?
Т. К. Дратман. Работает в «Геральд трибьюн». Он сказал мне, что ты крутишь с Артуром Миллером. Втюрилась в него. Я. как джентельмен не смел тебя спрашивать.
МЭРИЛИН. Джентельмен! Гаденыш ты. (Опять запинаясь, но темные очки на месте.) Ты не понимаешь. Это было давно. И кончилось. А теперь другое. Все заново, и я…
Т. К. Только не забудь позвать меня ни свадьбу.
МЭРИЛИН. Если разболтаешь, я тебя убью. Тебя прикончат. Я знаю людей, которые с удовольствием окажут мне эту услугу.
Т. К. Ни минуты не сомневаюсь.
(Официант наконец вернулся со второй бутылкой.)
МЭРИЛИН. Скажи, чтобы забрал обратно. Я не хочу. Хочу уйти отсюда к чертовой матери.
Т. К. Извини, если я тебя расстроил.
МЭРИЛИН. Я не расстроилась.
(Но это была неправда. Пока я расплачивался, она ушла попудрить нос, и я пожалел, что со мной нет книги: ее визиты длились иногда дольше, чем беременность слонихи. Текли минуты, и от нечего делать я размышлял, что она там заглатывает — седативы или психостимуляторы. Наверняка седативы. На стойке лежала газета, я ее взял; оказалась китайской. Через двадцать минут я пошел выяснять. Может, приняла смертельную дозу или взрезала вены. Нашел дамскую комнату и постучал в дверь. Мэрилин сказала: «Входите». Она стояла перед тускло освещенным зеркалом. Я спросил: «Что ты делаешь?» Она сказала: «Смотрю на Нее». На самом деле она красила губы ярко-красной помадой. Она уже успела снять с головы мрачный платок и расчесать блестящие, легкие, как сахарная вата, волосы.)
МЭРИЛИН. Надеюсь, у тебя остались деньги?
Т. К. Смотря для чего. На жемчуг не хватит, если ты ждала такой компенсации.
МЭРИЛИН (посмеиваясь — снова в хорошем настроении. Я решил больше не поминать Артура Миллера). Нет. Только на хорошую поездку в такси.
Т. К. Куда мы едем — в Голливуд?
МЭРИЛИН. Да нет. В одно мое любимое место. Узнаешь, когда приедем.
(Долго мне гадать не пришлось: мы остановили такси, и, услышав, как она попросила шофера отвезти нас к пирсу на Саут-стрит, я подумал: не оттуда ли ходит паром на Стейтен-Айленд? А следующим моим предположением было: она наглоталась таблеток после шампанского и теперь не в себе.)
Т. К. Надеюсь мы никуда не поплывем. Я не захватил таблеток от укачивания.
МЭРИЛИН (радостно хихикая). Просто на пирс.
Т. К. Можно спросить, зачем?
МЭРИЛИН. Мне там нравится. Пахнет заграницей и можно кормить чаек.
Т. К. Чем? Тебе их нечем кормить.
МЭРИЛИН. Есть чем. У меня сумка полна печений с гаданиями. Свистнула в ресторане.
Т. К. (поддразнивая). Пока ты была в уборной, я одно разломил. На бумажке была грязная шутка.
МЭРИЛИН. Ох ты! Китайские печенья с похабщиной?
Т. К. Уверен, чайки не побрезгуют.
(Наш путь пролегал через Бауэри. Крохотные ломбарды, пункты сдачи крови, общежития с койками по пятьдесят центов, маленькие угрюмые гостиницы по доллару за ночь, бары для белых и бары для черных, и всюду бродяги, бродяги — молодые, немолодые, старые, сидящие на корточках вдоль бордюров, среди битого стекла и вонючего мусора, бродяги, прислонившиеся к дверным косякам, толпящиеся на углах, как пингвины. Раз, когда мы остановились на красный свет, к нам шаткой походкой приблизилось пугало с фиолетовым носом и трясущимися руками и стало протирать мокрой тряпкой ветровое стекло. Наш возмущенный водитель облаял его по итальянски.)
МЭРИЛИН. Что такое? Что происходит?
Т. К. Хочет денег за протирку стекла.
МЭРИЛИН (загородив лицо сумочкой). Какой ужас! Не могу это видеть! Дай ему что-нибудь. Скорее. Пожалуйста.
(Но такси уже рвануло с места, чуть не сбив старого пьяницу. Мэрилин плакала.)
Меня тошнит.
Т. К. Хочешь домой?
МЭРИЛИН. Все испорчено.
Т. К. Я отвезу тебя домой.
МЭРИЛИН. Подожди минуту. Я успокоюсь.
(Тем временем мы выехали на Саут-стрит; и в самом деле, паром у причала, панорама Бруклина за рекой, белые чайки, реющие на фоне морского неба, усеянного пушистыми, тонкими, как кружево, облаками, — зрелище это быстро успокоило ее.
Мы вылезли из такси и увидели мужчину с чау-чау на поводке. Он направлялся к парому, и, когда мы проходили мимо, моя спутница остановилась и погладила собаку по голове.)
МУЖЧИНА (дружелюбно, но твердо). Не надо трогать незнакомых собак. Особенно чау. Они могут укусить.
МЭРИЛИН. Собаки меня никогда не кусают. Только люди. Как ее зовут?
МУЖЧИНА. Фу Манджу.
МЭРИЛИН (со смешком). А, как в кино. Мило.
МУЖЧИНА. А вас?
МЭРИЛИН. Меня? Мэрилин.
МУЖЧИНА. Я так и подумал. Жена ни за что мне не поверит. Можно попросить у вас автограф?
(Он достал ручку и визитную карточку; положив ее на сумку, она написала: «Благослови Вас Бог. Мэрилин Монро».)
МЭРИЛИН. Спасибо.
МУЖЧИНА. Вам спасибо. Представляете, я покажу его в конторе?
МЭРИЛИН. Я тоже брала автографы. И сейчас иногда прошу. В прошлом году у Чейзена недалеко от меня сидел Кларк Гейбл, и я попросила подписать мне салфетку.
(Она прислонилась к причальной тумбе, и я смотрел на ее профиль. Галатея, созерцающая неосвоенный мир. Ветерок взбил ей волосы, и голова ее повернулась ко мне с бесплотной легкостью, словно от дуновения ветра.)
Т. К. Так мы будем кормить птиц? Я тоже проголодался. Уже поздно, а мы не обедали.
МЭРИЛИН. Помнишь мой вопрос: если бы тебя спросили, какая Мэрилин Монро на самом деле, что бы ты ответил? (Тон ее был шутливый, поддразнивающий, но вместе с тем серьезный: она ждала честного ответа.) Наверняка скажешь, что я халда. Банан с мороженым.
Т. К. Конечно, но еще скажу…
(Свет гас. И она будто бледнела вместе с ним, сливалась с небом и облаками, исчезала в пространстве. Я хотел перекричать чаек, окликнуть ее: Мэрилин! Мэрилин, почему все должно было получиться так, как получилось? Почему жизнь должна быть такой сволочной?)
Т. К. Я скажу…
МЭРИЛИН. Я тебя не слышу.
Т. К. Я скажу, что ты прекрасное дитя.
7. Ночные перевертыши, или
Как сиамские близнецы занимаются сексом
(эссе, перевод В. Голышева)
Т. К. Фу ты! Ни в одном глазу! Господи Боже. Минуты не проспали? Сколько мы проспали?
Т. К. Сейчас два. Мы попытались заснуть около полуночи, но были слишком напряжены. И ты сказал: не спустить ли нам пар? Я сказал: да, это нас успокоит, обычно успокаивает; мы спустили и сразу уснули. Иногда я думаю: что бы мы делали без папы кулака и его пяти сынков? Сколько лет они нас выручают! Настоящие друзья.
Т. К. Жалкие два часа. Бог знает, когда мы опять сомкнем глаза. И ничего с этим не поделаешь. Ни горлышко промочить — ни-ни. Ни таблетку проглотить — тоже ни-ни.
Т. К. Ладно. Хватит паясничать. Я сегодня не в настроении.
Т. К. Ты всегда не в настроении. Ты даже дрочить не хотел.
Т. К. Неправда. Когда я тебе отказывал? Когда ты хочешь, я всегда соглашаюсь.
Т. К. У тебя нет выбора.
Т. К. Мне гораздо приятнее обходиться своими силами, чем терпеть кое-кого из типов, которых ты мне навязывал.
Т. К. Ты сам решал — мы могли бы ни с кем не вступать в сношения, кроме как друг с другом.
Т. К. Да, и подумай, от скольких несчастий были бы избавлены.
Т. К. Но тогда и любить никого не смогли бы, кроме как друг друга.
Т. К. Ха-ха-ха-ха. Хо-хо-хо-хо-хо. «Это всерьез или только игра? Это орел или только чучело? Лидо я вижу или Асбери-Парк?» Или это, в итоге, брехня?
Т. К. Ты никогда не умел петь. Даже в ванне.
Т. К. У тебя сегодня сволочное настроение. Может, отвлечемся немного, обсудим твой Сволочной Список?
Т. К. Я бы не назвал его Сволочным Списком. Это скорее список тех, Кого Мы Сильно Не Любим.
