Горькая обида и разочарование звучат в его словах: «Мне суждено стать порочным членом высшей школы, еретиком факультета и нарушителем благочиния».

В панике он бросил в оставленном им городе свое имущество, лабораторию и рукописи и снова в дорожном платье с мечом у пояса и мешком за спиной двинулся по градам и весям Германии.

Путь его вел в Кольмар, но Теофраст не спешил. Страсть к наблюдению, к беспрестанному собиранию фактического материала в каждом новом месте, куда заносила его судьба, задерживала его в дороге и, может быть, эти занятия отвлекали беглеца от горьких размышлений о его роковой неудаче.

Этому маленькому городку счастье буквально сошло с неба. Седьмого ноября 1492 года «из огненного облака с сильным ударом грома» вблизи Энзисгейма упал метеорит, один из наиболее крупных среди известных в то время. Предприимчивое духовенство поместило его на хорах в энзисгеймской церкви., Ученые и любопытные стекались сюда, чтобы обозреть это чудо.

Теофраст прочел посвященное этому необычайному явлению природы стихотворение городского пиита:

Не чудесное интересовало Гогенгейма в этом «подарке неба», а его химический состав.

Дальше — Руфах, последняя остановка перед конечной целью путешествия — Кольмаром, в нескольких часах езды от последнего.

Возможно, что именно тогда в Руфахе он познакомился с доктором Валентином Больтц — ученым гуманистом, выступившим с немецким переводом комедий Теренция. Позднее этому Больтцу посвятил Гогенгейм некоторые свои теологические произведения.

Кольмар встретил изгнанника гостеприимно и приветливо, здесь он нашел то, что искал после базельской бури: «безопасность и относительно спокойную жизнь». Приютил Гогенгейма ученый врач Лоренц Фрис.

Фрис был приверженцем старой медицинской школы, но достаточно образованным и передовым человеком, чтобы стать другом новатора. Их роднила общая мысль о необходимости демократизации медицинской науки путем преподавания медицины на немецком языке и общая ненависть, которую этим они возбуждали против себя в ученом мире. Фрис вполне мог применить к себе слова Гогенгейма: «Ученые врачи его сильно ненавидели и преследовали, так как он публиковал содержание своего искусства на немецком языке».

Из Кольмара, вскоре после приезда (28 февраля и 4 марта 1528 года). Гогенгейм послал два письма своему другу Бонифацию Амербаху в Базель, до сих пор сохранившиеся в подлиннике. Из этих писем известны подробности последних дней его пребывания в Базеле и жизнь его у Фриса.

С помощью своего ученика Иоганна Опоринуса Гогенгейм ликвидировал и частью вывез оставленное в Базеле имущество. Опоринус после этого переселился к своему учителю в Кольмар.

Парацельс прожил в Кольмаре около полугода, занимаясь врачебной практикой не только в этом городе, но и в окрестных местностях Эльзаса. Известность его росла и «его почитали за нового Эскулапа».

Некогда в Риме профессия врача была признанной и почетной. Государственная власть освобождала (указ императора Адриана) врачей от уплаты городских налогов, от обременительных должностей, от военной службы и создавала им ряд других преимуществ. Особый закон карал за всякое оскорбление, нанесенное врачу. Был установлен даже определенный минимум гонорара, получение которого с недобросовестных клиентов гарантировалось в судебном порядке. Нередко доходы врачей были весьма значительны. Все это было действительностью, а теперь представлялось каким-то радостным, но невероятным сном. Даже профессора медицины крупных университетов в XV–XVI столетиях получали столь скромное содержание, что его едва хватало на пропитание их семей. Медицина не была в особом почете и, например, Венский университет выплачивал профессорам этой специальности вдвое меньше, чем руководителям кафедр арабского и греческого языков. Корреспонденции ученых того времени переполнены сетованиями на бедность, голод и долги. Должности городских врачей оплачивались еще более скудно.

Единственным источником, который мог обеспечить врачу благосостояние, а часто просто спасал его от голода, являлась частная врачебная практика. Но князья, высшее «духовенство, богатые бюргеры, о которых только и можно говорить как о платежеспособных пациентах, были ненадежными и часто неблагодарными клиентами. Каноник Лихтенфельс и маркграф Баденский еще не были самыми плохими из них, от иных можно было ожидать издевательств и получения побоев вместо денег.

Понятно, что в этих условиях рождался многочисленный слой врачей-шарлатанов. Они внушали почтение к себе роскошной одеждой, самонадеянностью И наглостью. Обман и вероломство были их оружием, а свое невежество они прикрывали непонятной речью, пересыпанной латинскими врачебными терминами.

Агриппа фон-Неттесгейм так рисует тип крупного или по крайней мере модного врача этих дней: «Это, по большей части, иностранец — еврей или мавр — роскошно одетый, на пальцах его яхонтовые перстни, он с пафосом произносит звучные фразы на полуварварской латыни или по-гречески», — все это должно приводить в восторг невежественных пациентов.

И такие врачи, не гнушавшиеся никаких способов одурачивания клиентов, делали себе карьеру. Примером тому может служить Леонгард Турнейсер, именовавшийся последователем Парацельса, который сумел стать лейб-медиком курфюрста Иоганна-Георга Бранденбургского. С помощью астрологических фокусов и проектов о делании золота он сумел себе составить такое состояние, что ходил всегда в великолепнейшем одеянии, имел к своим услугам пажей, ездил четверкой и жил в Берлине богатым домом. Но таких врачей было немного; в большинстве своем врачебное сословие жило в нужде.

Эразм в «Похвале глупости» писал: «Среди врачей кто невежественнее, нахальнее, самонадеяннее остальных, тому и цена выше даже у венчанных государей».

Но эти люди не только подрывали доверие к врачебному сословию, они порочили и высокое искусство медицины. Недаром в «Похвале глупости» говорилось: «Да и сама медицина в том виде, в каком многие ею теперь занимаются, не что иное, как искусство морочить людей, совершенно так же, как риторика».

Парацельс глубоко ненавидел этих модных врачей, этих пышно одетых тунеядцев и обманщиков. Он хотел видеть врачей, которые были бы мастерами своего искусства. Только изучение природы, врачебная практика, занятия в алхимической лаборатории, словом — напряженный и черный труд могут создать истинного врача. Но этого мало. Необходимо и духовно переделать врачей. Места этих бессовестных обманщиков должны занять беззаветно преданные своему делу энтузиасты. Одним, из краеугольных камней медицины он считал этику. '

«Врач не смеет быть лицемером, старой бабой, мучителем, лжецом, легкомысленным, но должен быть праведным человеком».

«Знайте, что врач должен денно и нощно думать о своем больном и ежедневно наблюдать его; все свои думы и помыслы он должен направлять на хорошо обдуманное лечение больного».

Революция в области медицины, к которой стремился Парацельс, таким образом в его представлении слагалась из перестройки самой науки, полного изменения ее преподавания и глубокой переделки сознания и нравственных качеств врачебного сословия. И то, что мы знаем об этом человеке, подтверждает, что в своей врачебной деятельности он проводил в жизнь те этические принципы, которые он стремился привить всему врачебному миру.

Надо думать, что энтузиазм, горевший в нем, его простые манеры, любовное отношение к больным не мало способствовали его популярности в Кольмаре и его окрестностях.