- Цитирую вас: "Живя на Родине, я чувствую свою незащищённость. Социальную незащищённость, личную. Я понимаю, что со мной в любой момент может произойти всё, что угодно, и с каждым днём почему-то чувствую эту опасность всё больше и больше. я хорошо её прочувствовал, потому что мне было тяжело при советской власти - и тогда у меня были проблемы с государством, но я бы сказал, что сейчас ситуация даже острее, гораздо острее."... Почему вы так говорите, чем обосновываете?
- Понимаете, мне нужны люди - народ вокруг. Люди, которые переживают нечто, похожее на то, что переживаю я, болеют за то, за что болею я. И я сейчас вижу какую-то гуманитарную деградацию общества. Очень часто у меня нет никакой опоры, за исключением, может быть, книг и круга близких людей. Я говорю о некой личной незащищённости. Это очень трудно формулируемое эмоциональное состояние. Может, оно идёт от города, в котором живёшь такой сложной, непростой жизнью. Потому что Санкт-Петербург - сложный город.
У меня нет чувства защищённости. Нет опоры, нет уверенности в завтрашнем дне. Я боюсь, боюсь... Боюсь за общество, боюсь за государство, боюсь попасть в какую-то непредсказуемую, необратимую по сложности ситуацию. Я прекрасно понимаю, что при возникновении этой сложности некому будет защитить ни общество, ни культуру, ни государство. Людей, которые, может быть, готовы были бы защитить, - пусть наполовину понимая, что происходит, - мне недостаёт, их очень мало, на мой взгляд.
- Ещё цитата: "Я очень не люблю современную государственную структуру в России. Я её не люблю за бездарность государственной организации, за неталантливость государственной жизни от верха до низа. Я вижу бездарно организованное местное самоуправление, абсолютно непрофессиональное занятие домом своим. Я хорошо помню, как занималось этими проблемами наше прошлое государство - кургузо, часто глупо, но они там чётко понимали: эта задача у государства есть. Сейчас этого понимания нет вовсе, и мы всё ближе к пропасти". К какой пропасти?
- Мы подойдём к пропасти, когда народ откажет государству в праве существовать, в праве понимать, регулировать жизнь... Я сам неоднократно сталкивался с ситуацией, когда невозможно достучаться, дозвониться до тех людей, которые должны принимать решения в городе. Не к каждому чиновнику попадёшь, я бы даже сказал, что ни к какому чиновнику не попадёшь, если ты простой человек, не имеющий связей с руководством любого уровня. Люди, живущие в больших городах, совсем не защищены. Их никто не слышит, никто не реагирует на их обращения. Никто не понимает, какие боли в душах этих людей. Попробуйте подать какое-нибудь прошение, попробуйте решить самый элементарный вопрос. Я говорил неоднократно Ельцину и, наверное, в присутствии Владимира Владимировича повторял несколько раз: "Создаётся в России жестокосердное государство". Это путь в пропасть. В моём представлении Россия - это такой подросток, государство, которое мы ещё и не создали, ведь мы никак не можем понять, что такое государство в России, какое место, какие акценты у него есть, что это за организм? По всей вероятности, Россия - живой организм...
- Ещё цитата: "Надо быть с теми людьми, у которых есть воля и любовь к Отечеству, и любовь к жизни в этой стране. Быть с ними. Да, это может резко сказаться на карьере, на будущей жизни. Но степень жертвенности каждый выбирает сам. Быть, думать, стараться практическим образом чем-то помочь. Есть у нас движения "Живой город", "Зелёная волна", движение в защиту Новой Голландии и другие - это всё дозволенные законами и принятые обществом формы организации диалога с властью. Если вы поддерживаете, например, эти движения, ту часть людей, которым не всё равно, - возникает тот самый диалог с вашими современниками и с городом. Если вы решили уехать из страны, если тяжесть жизни здесь вам не по плечу, - уезжайте. Но если вы живёте здесь, то надо бороться". За что вы боретесь в Петербурге? Что вас так не устраивает, что тревожит?
- Меня тревожит, крайне беспокоит пренебрежение к сложившейся атмосфере, не устраивает фамильярное отношение к тому образу Петербурга - а на самом деле не только Петербурга, но и Екатеринбурга, и Нижнего Новгорода, и Саратова... Меня крайне не устраивают деградация в поведении людей, которые решают вопросы среды, архитектуры, культуры жизни города. Я имею в виду, например, высотное строительство или уплотнительное строительство в Петербурге и в других городах... И это беда всей России. Эти странные люди, которых у нас называют архитекторами, не имеют никакой - ни гуманитарной, ни прочей - программы и задачи, и самочувствия у них нет никакого. Они превратились в официантов. Я не знаю, есть у нас на самом деле архитектура или нет, и не понимаю, что у этих людей в душах. Они обслуживают власть, обслуживают строительный комплекс и в общем находятся в полном подчинении, являются частью этой системы разрушения. Как можно в Петербурге строить высотные дома? Вот как это можно делать? Город очень маленький.
- Если я не ошибаюсь, существовало правило, по которому не разрешалось строить выше Зимнего дворца. Зингеровская компания поставила чуть выше глобус над книжным магазином, который прежде был Зингеровским, и это было единственное нарушение... Вы хотели бы, чтобы всё так и оставалось?
- Я хочу, чтобы так и оставалось. Потому что Петербург уникален не только для России, но и для всего мира - второго такого города в мире нет. Он очень маленький, там чуть что-то сдвинешь, и центр города просто перестанет существовать. Петербург - абсолютно искусственное явление, он привнесён к нам европейскими архитекторами, нашим европейским опытом. Что делать с этим чудом, которое подарено нам старшей сестрой Европой, так в России и не поняли, русские архитекторы не знают, так как не создавали этого города, не придумывали его. А ведь его надо просто оставить в покое. И Дворцовую площадь, и Невский проспект... Дворцовая площадь в Петербурге работает Дворцовой площадью, не надо там ничего строить, не надо там ничего проводить - она сама по себе памятник архитектуры. И сам по себе каждый дом - памятник архитектуры, памятник времени. В блокаду люди боялись дверные косяки и оконные рамы вытащить и сжечь в печи, чтобы согреться - вот насколько велика цена этого города. Она неадекватна вообще никаким оценкам - это миллионы человеческих жизней.
- У вас есть противники? Кто?
- Конечно, противники есть. Я думаю, это подавляющее большинство архитекторов. И руководство города, как мне кажется. Вот только что произошла замена: одного главного архитектора сняли, назначили другого человека. Этот человек, в общем, идеолог высотного строительства, он сам когда-то строил в городе высотные дома и поддерживает это. Кроме того, общество охраны, вернее, организация КГИОП - охрана памятников культуры, находится в полном подчинении у губернатора. То есть не является независимой. А губернатор, конечно, находится в зависимости от всей структуры, от всего этого колоссального бизнес-муравейника и испытывает огромное давление. Я уж не говорю о газпромовском четырёхсотметровом сооружении. Его видно практически из любой части города. Но дело даже не в этом. Это же как грибница: стоит одному грибу вырасти - и весь город уже заполняют...
Башня страшна не только своей высотой, она провоцирует других на полное изменение сути города. А суть этого города в том, что он - цивилизационное достижение, ценность цивилизации. Это самый тяжело построенный город на самой северной окраине. Нигде в мире нет ничего подобного. На этих широтах в таких условиях поставить такой город и содержать его, защищать его - невообразимо.
- Завтра Александра Николаевича Сокурова назначают главным человеком и говорят: "Делайте в этом городе то, что вы считаете нужным". Какие ваши первые действия?
